– Да ты разбей, разбей, не боись, – предложил дядя Миша, а его глаза хитро сверкнули. – На кухне хотел тебе положить, но там мальчишки хозяйничают.
– Ага, потом убирать полдня придется, – приуныла я.
– Ничего, хозяюшка, уберем. Уберем вместе, – подбодрил он, – сегодня праздник у тебя, мы все радуемся. И тебя порадовать хотим. Как умеем.
Я нагнулась и аккуратно стукнула хрупкую скорлупу о край ступеньки крыльца. Выпрямилась и принялась отщипывать кусочки. На ладонь выпал округлый полупрозрачный камень. Оставаясь в центре матовым, по краям он отсвечивал синевой и явно относился к категории полудрагоценных.
– У реки как-то нашел, – пояснил дядя Миша, – когда ходил ежевику собирать. Вот и приберег до лучших времен.
– Спасибо! – Я положила камень в карман куртки и от души поблагодарила охотника. Впрочем, каждый раз он дарил мне что-то, сделанное своими руками. Деревянные фигурки животных, например. Страшно подумать, с каким трудом давалась ему резьба по дереву, если учесть непослушные пальцы правой руки.
– Я вечером ужин сам приготовлю. Поросенка зажарим, бражки откроем… – мечтательно протянул дядя Миша.
Его последние слова потонули в звуке сирены.
От неожиданности рука старого охотника разжалась, и корзинка с яйцами полетела на землю. Из кузницы выбежали люди, еще несколько показалось из-за угла амбара.
Тревога?!
Я уже забыла, когда слышала этот звук. Может, около пяти раз за всю жизнь, не более. И то, очень давно.
На крыльце появился отец. Деловой и собранный, он застегивал на ходу куртку. На поясе я увидела ножны, за плечом – охотничье ружье.
– Кира! – приказал он. – Быстро в дом. Ни в коем случае не выходи. Михалыч! – он ткнул пальцем в домоправителя, – проследи.
– Конечно. – Тот поспешил подобрать корзинку, сетуя себе под нос, что яйца превратились в липкую жижу.
– Папа, а что случилось? – удивилась я.
Отец пропустил мой вопрос мимо ушей. Он уже отдавал приказания своим людям. Во дворе поднялась суета. Ворота гаража распахнули. Два «УАЗа» грозно взревели моторами и выехали во двор. Отец не зря поддерживал дисциплину. Менее чем за пять минут вооруженные люди заняли свои места. Мои братья, уже переодетые в куртки, джинсы и удобную обувь, выбежали на крыльцо.
– Кира, прости, пирог надо выключить через пять минут, – успел на ходу бросить Костя.
Я только растерянно посмотрела, как парни бегом пересекают двор и прыгают в машину позади водителя.
– Пап! – окликнула отца, который собирался уходить. – Ты мне ответишь?
– В дом, Кира! – коротко бросил он через плечо.
– Но я теперь тоже охотник! Я имею право знать!
Отец остановился на полпути, словно споткнулся. Помедлил всего пару минут, обернулся с лицом, перекошенным от злости. Припадая на больную ногу, сделал пару шагов ко мне и застывшему рядом дяде Мише.
– Лекхе прорвали периметр, – сказал он, глядя мне в глаза. – Нагло и не таясь.
– Может, заблудились? – предположила я.
Лекхе? Забрели в заповедник? Да они в своем уме?!
– Заблудились? – усмехнулся отец. – И разбили видеокамеру через несколько секунд после того, как она успела заснять их лица и фамильяров, готовых к бою? Нет, это вторжение.
– Я поеду с вами, – спохватилась я, начиная дрожать от возбуждения.
– Нет, Кира! Ты сидишь дома с Михалычем!
– Но папа!
И снова мне пришлось прикусить язык, чтобы не проболтаться. А ведь могла оказаться полезной! И кроме того… лекхе. Живые лекхе! Я никогда не видела живого лекхе и просто умирала от любопытства на него посмотреть.
Отец редко не шел навстречу моим просьбам. Я скорчила жалобную умоляющую гримаску, но он схватил мою пулю на цепочке и крепко сжал в кулаке. Я испугалась, что папа сейчас сорвет ее с меня, и замерла.
– Не заставляй меня расстраивать тебя в твой день, Кира, – пригрозил он.
Именно этого взгляда и этого тона голоса боялись мои братья. Все, даже Николай. Видимо, отец не на шутку обеспокоился, раз решил поговорить так и со мной. Я покорно опустила голову.
– Хорошо.
– Молодец, моя девочка, – смягчился он и разжал кулак. Пуля мягко легла на свое место. – У тебя впереди будет еще много облав. Иди и готовься к празднику.
Хромая сильнее обычного, потому что торопился и не берег ногу, отец добрался до машины и хлопнул дверью. Один за другим автомобили сделали круг по двору и умчались прочь. Наступившая тишина зазвенела в моих ушах. Дом и двор словно вымерли.
Я едва не взвыла от обиды. Пока где-то происходили волнующие события, меня в день посвящения в охотники обрекли оставаться в компании покалеченного старика и дяди, прикованного к постели.
Дядя Миша поспешил завести меня в дом. Сопротивляться я не стала. Зачем? Никто не признает во мне охотника, если не покажу, что понимаю иерархию семьи и умею подчиняться приказам. Мимоходом заглянув на кухню, я вытащила из печи злополучный пирог, накрыла полотенцем и оставила остывать. Затем побрела к лестнице.
Где-то в глубине дома раздавалось покашливание дяди Миши. В воздухе еще витал запах его табака. Я положила ладонь на перила и перешагнула нижнюю ступеньку, которая всегда скрипела, если на нее наступить. То же самое происходило и с верхней, и за все годы проживания здесь я приобрела странную привычку их перешагивать. Наверно, сказались шпионские наклонности в подслушивании и подглядывании за родными. Я умела быть бесшумной, когда требовалось.
Добравшись до второго этажа, я вдруг почувствовала что-то неладное. Сначала не могла даже самой себе объяснить, что не так. Просто внутреннее чутье заставило замереть на месте. Что-то в доме изменилось. Я столько времени провела в этих стенах, что по малейшему дуновению ветерка из окна могла определить, в какой из комнат оно приоткрыто. И судя по сквозняку, скользнувшему по ногам, оно было приоткрыто в моей спальне.