– Они мне не друзья. Хотя я люблю Стиффи и всегда готов заключить ее в объятия при условии, что она не начнет дурить. Дело в том, что она вечно выкидывает какие-то фортели. Ну вот, кажется, на этом список заканчивается. Ах нет, забыл про Гасси.
– Кто это?
– Мой приятель, сто лет знакомы. Он обручен с Мадлен Бассет. Его зовут Гасси Финк-Ноттл.
Эмералд радостно пискнула:
– У него еще очки в роговой оправе?
– Да.
– И он держит тритонов?
– В изобилии. Как, неужели вы знакомы?
– Встречались. На вечеринке в одной компании.
– Я думал, он не ходит на вечеринки.
– А тут взял и пришел, и мы весь вечер проговорили. Симпатичный, похож на овечку.
– Ты хочешь сказать – на палтуса?
– Ничего подобного.
– Но он же вылитый палтус.
– Да нет, он совсем не похож на палтуса.
– Ну хорошо, будь по-твоему, – примирительно сказал я, ибо любая попытка урезонить девицу, которая провела с Гасси весь вечер и не убедилась, что он похож на мороженого палтуса, обречена на провал. – Ну вот, теперь ты знаешь, что тебя ждет в Тотли-Тауэрсе. Меня-то туда калачом не заманишь, дудки, да никто и не станет заманивать, но ты там неплохо проведешь время, – сказал я, так как не хотел чрезмерно ее огорчать. – Места там живописные, да и едешь ты туда не для того, чтобы похитить сливочник в виде коровы.
– Что-что?
– Ничего-ничего. Это я просто так, не обращай внимания, – пробормотал я и перевел разговор на другую тему.
Когда мы расставались, Эмералд была задумчива, да оно и понятно, но мною тоже овладела меланхолия. Я не чужд суеверия, и то обстоятельство, что людоедское Бассетово племя вновь замаячило на моем горизонте, неприятно меня поразило. У меня возникло как бы предчувствие, что ли… или, скорее, ощущение, будто мой ангел-хранитель намекает мне: мол, держи ухо востро, смотри в оба, не то Тотли-Тауэрс снова вторгнется в твою жизнь.
В результате спустя полчаса погруженный в размышления Бертрам Вустер сидел в курительной у «Трутней», вертя в руках рюмку мальвазии. Приятели старались меня развлечь, но я не слушал, мне хотелось подумать. Я пытался убедить себя, что Тотли-Тауэрс вновь напомнил о себе лишь по чистой случайности и не стоит придавать этому разговору никакого значения, но тут ко мне неслышно приблизился официант и сообщил, что некий джентльмен выражает желание со мной говорить. Некое духовное лицо по фамилии Пинкер, сказал официант, и я в очередной раз вздрогнул, а вышеупомянутое предчувствие вновь дало о себе знать.
Не то чтобы мне не хотелось видеть преподобного Пинкера. Я люблю его как брата. Мы с ним учились в Оксфорде и относились друг к другу прямо как Давид и Ионафан. И хоть формально он не принадлежал к числу обитателей Тотли-Тауэрса, а только помогал викарию соседней деревни Тотли пасти души простых мирян, при его внезапном появлении мои дурные предчувствия разыгрались на всю катушку. Не хватало еще, чтобы явились сэр Уоткин Бассет, Мадлен Бассет, Родерик Спод и скотч-терьер Бартоломью, и вся шайка опять будет в сборе. Почтение к моему бдительному ангелу-хранителю охватило меня с новой силой. Нрава он, конечно, унылого, все видит в черном свете и любит нагонять страх на своего подопечного. Но дело свое знает, ничего не скажешь.
– Ведите его сюда, – обреченно сказал я, и спустя надлежащее время появился преподобный Г. П. Пинкер. Споткнувшись о ступеньку, он простер руки и устремился ко мне, по дороге зацепив ногой и опрокинув столик. Вот так с ним всегда, стоило ему только попасть в помещение, оснащенное хоть какой-то мебелью.
Глава 3
Если вдуматься, эта пресловутая способность Растяпы задевать ногами за все, что ни подвернется, вообще-то вызывала изумление. Ведь мало того, что он четыре года подряд представлял на футбольном поле свой университет и шесть лет – свою страну, так он и теперь, если выкроит для себя субботу, временно приостановив процесс спасения душ вверенных ему прихожан, играет за «Арлекинов» и носится по полю, словно олень, или косуля, или как там называются эти животные, которые бегают, не спотыкаясь и не опрокидывая встречные предметы. Я пару раз видел его на арене, если можно так выразиться, и был потрясен его виртуозностью. Для меня футбол – книга за семью печатями, сам я никогда в него не играл, но даже мне было понятно, чего стоит Пинкер. Он изящно летал по полю туда-сюда и стремительно, с сокрушительной силой проделывал то, что, по-моему, называется перехват. Он настигал соперника так же неотвратимо, как всадник настигает пешехода, и воздух сотрясался от неистовых воплей кровожадных болельщиков.
Пинкер был помолвлен со Стиффи Бинг, и, на мой взгляд, долгие годы футбольной практики сослужили бы ему хорошую службу в качестве подготовки к семейной жизни с ней. Если каждую субботу с тех самых пор, как ты вышел из младенчества, толпа головорезов в подкованных бутсах шваркает ими тебе по физиономии, то, по-моему, ничего на свете уже не может тебя напугать, даже женитьба на такой девице, как Стиффи, у которой чуть ли не с пеленок что ни день, то какая-нибудь сумасшедшая выходка, способная свести с ума всех окружающих, от первого до последнего.
Преподобный Г. П. Пинкер был здоровенный малый. Должно быть, даже в детстве одежда на нем трещала по швам, а весы, стоило ему стать на них, тут же ломались. И теперь, в зрелом возрасте, его можно было бы принять за брата-близнеца Родерика Спода. С виду, конечно, в том только, что касалось мускулатуры, сухожилий и живого веса, потому что если Родерик Спод постоянно высматривал, кого бы сожрать, являя собой постоянную угрозу как для пешеходов, так и для движущихся транспортных средств, то Пинкер – настоящий дьявол в человеческом облике, вносящий смятение в ряды соперников на футбольном поле, – в частной жизни был так кроток, что даже малый ребенок мог из него веревки вить. В самом деле, однажды мне случилось видеть, как Растяпа послушно играл в мяч с крохотной девчушкой.
Обычно с лица этого божьего человека не сходила лучезарная улыбка. Я бы сказал, что его улыбка – одна из местных достопримечательностей и украшает собой Тотли, как прежде в Оксфорде украшала колледж Святой Магдалины, где мы с ним учились. Однако на этот раз вид у Растяпы был удрученный, будто он обнаружил ересь среди своей паствы или застукал на церковном дворе мальчишек-певчих, курящих марихуану. Словом, передо мной предстало девяносто килограммов его преподобия, обремененного тяжкой заботой. Опрокинув очередной столик, он уселся и сообщил, что рад меня видеть:
– Так и знал, что найду тебя в «Трутнях».
– И нашел, – подтвердил я. – Скажи, что привело тебя в столицу?
– Приехал на собрание комитета клуба «Арлекинов».
– Ну и как комитет?
– В порядке.
– Рад слышать. Состояние комитета – предмет моей неустанной тревоги. Ну, Растяпа, рассказывай, как поживаешь.
– Очень хорошо.
– Пообедаем вместе?
– К сожалению, должен вернуться в Тотли.
– Скверно. Дживс говорит, что сэр Уоткин, Мадлен и Стиффи гостили у моей тетушки в Бринкли.
– Да.
– Они вернулись?
– Да.
– Как Стиффи?
