– Я знаю, что тебя беспокоит, – говорю. – Ты имеешь в виду его гражданское неповиновение теткам. Так вот, позволь тебя заверить, что и эту небольшую закавыку скоро удастся преодолеть. Слушай. Эсмонд Хаддок будет петь на концерте охотничью песню, слова его тети Шарлотты, музыка тети Мертл. Ты с этим спорить не станешь?
– Пока все верно.
– Ну, так представь себе, что эта охотничья песня будет иметь бешеный успех.
И я в нескольких точных выражениях передал ей не лишенную правдоподобия теорию Дживса.
– Поняла? – сказал я в заключение. – Одобрительные вопли толпы часто действуют как мощное возбуждающее средство на личностей с комплексом неполноценности. Их только расшевели – например, свистом в два пальца и криками «бис!», – когда они исполняют охотничьи песни, и они просто преображаются. Дух окреп. Хвост морковкой. И на угнетателей, перед которыми они привыкли пресмыкаться, они смотрят как на пыль под колесами собственной боевой колесницы. Если Эсмонд Хаддок сорвет такую овацию, на которую я рассчитываю, то оглянуться не успеем, как его тети, чуть только он взглянет на них искоса, будут со всех ног карабкаться на деревья и подымать за собой мосты.
Красноречие мое возымело действие. Коротышка заметно встрепенулась и пробормотала что-то насчет уст младенцев, тут же объяснив, что это она не сама выдумала, а слышала от дяди Сиднея. Я же в ответ объяснил ей, что не лишенная правдоподобия теория, которую я ей только что изложил, тоже не моя, а принадлежит Дживсу. Так мы оба воздали должное по заслугам.
– По-моему, Берти, Дживс прав.
– Еще бы не прав! Дживс всегда прав. Не первый случай. Ты знаешь Бинго Литтла?
– Мы с ним здороваемся, но не больше того. Кажется, он женился на какой-то писательнице?
– На Рози М. Бэнкс, авторше романов «Мервин Кин, клубный завсегдатай» и «Всего лишь фабричная девчонка». И союз их был благословен свыше, в свой срок к их рядам примкнул здоровенький младенец. Вот об этом младенце и пойдет дальше речь. С тех пор как ты последний раз видела Бинго, миссис Бинго, употребив свой немалый вес в издательских кругах, раздобыла для него место редактора журнала «Клопунчики», предназначенного для дома и семьи. Работа очень хорошая во многих отношениях, один только недостаток – платили там меньше, чем хотелось бы. Владелец журнала, некто П. П. Перкисс, оказался редкий сквалыга, у таких в кошельке моль свивает гнезда и выводит потомство. И Бинго постоянно старался выцыганить у этого скупердяя прибавку к жалованью. Все пока ясно?
– Пока – да.
– Каждую неделю он протискивался бочком в кабинет к П. П. Перкиссу и что-то такое мямлил – вроде: «Мистер Перкисс, я тут подумал, может быть…» или «Мистер Перкисс, как вы думаете, нельзя ли мне…» Дальше этого дело не шло. А тот смотрел на него рыбьими глазами и заводил речь о нехватке средств и возрастающей цене на оберточную бумагу. Так что Бинго бормотал в ответ: «Да, мистер Перкисс, я понимаю… Конечно, конечно» – и убирался восвояси. Конец первого акта.
– Но продолжение следует?
– Продолжение, безусловно, следует. Случилось так, что здоровенький младенец Бинго, участвуя в конкурсе на самого здоровенького младенца в Южном Кенсингтоне, при изрядной конкуренции завоевал первый приз, отличную круглосуточную соску. В ходе состязаний его еще поцеловала жена премьер-министра, и все присутствовавшие с ним заигрывали и сюсюкали. И вот на следующее же утро Бинго, со странным блеском в очах, ввалился, не постучавшись, в кабинет П. П. Перкисса, грохнул кулаком по столу и заявил, что впредь желает видеть в своем еженедельном конверте с жалованьем дополнительных десять фунтов и для всеобщего удобства этот новый порядок вводится со следующей же субботы. А когда П. П. Перкисс попробовал было завести прежнюю песню про трудное финансовое положение, Бинго грохнул кулаком по столу еще раз и сказал, что пришел не для того, чтобы спорить. «Да или нет, Перкисс?» – задал он вопрос, и П. П. Перкисс скис, точно мокрый носок, и ответил: «Да-да, конечно, разумеется, мистер Литтл», – и еще добавил, что как раз собирался сам предложить нечто в подобном роде. Так что вот видишь.
На Коротышку это, бесспорно, произвело впечатление. Она задумчиво пробормотала: «Вот черт, а?» – подпрыгнула на одной ножке и вообще изобразила живую картину «Душа пробуждается к жизни». А я продолжал:
– Поэтому было решено, что мы напряжем каждый нерв и добьемся, чтобы «Охотничья песня» Эсмонда Хаддока стала главной сенсацией вечера. Дживс будет расхаживать по деревне, одаряя направо и налево всех желающих пивом, с целью сколотить так называемую клаку и обеспечить оглушительные овации. Ты тут тоже можешь помочь.
– Конечно! Ко мне в деревне знаешь как относятся. Они у меня будут делать все, что я захочу. Побегу, надо приняться за дело немедленно. Прямо не терпится. Ты не против, если я тебя оставлю?
– Конечно, конечно. Вернее, еще как против. Сначала нам надо уладить это дело с Гасси.
– Какое еще дело с Гасси?
Я пожал плечами:
– Сама прекрасно знаешь, какое дело с Гасси. По определенным причинам, в которые не будем вдаваться, ты сделала из Огастуса Финк-Ноттла временную игрушку на час, и этому должен быть немедленно положен конец. Думаю, нет нужды объяснять тебе еще раз, что произойдет, если ты будешь продолжать в том же духе, как теперь. Во время нашего последнего разговора в моей лондонской квартире я изложил тебе все с ясностью, доступной для самого зачаточного ума. Ты знаешь, что, если не пресечь зло, если в любовную колесницу Финк-Ноттл – Бассет насовать столько палок, что она остановится, Бертраму Вустеру грозит участь пострашнее смерти, а именно: женитьба. Теперь, когда я тебе напомнил об этой жуткой опасности, доброе сердце, я уверен, не позволит тебе и далее поощрять вышеупомянутого Финк-Ноттла, как ты поощряешь его в настоящее время, о чем свидетельствуют все пять теток. Представь себе, как бедный старина Вустер наглаживает жениховские брюки и пакует чемоданы для отъезда на медовый месяц в обществе грозной Бассет, и ты ужаснешься, прислушаешься к велению сердца и окатишь Гасси холодной водой.
Коротышку это, кажется, убедило.
– Ты хочешь, чтобы я возвратила Гасси в свободную циркуляцию?
– Именно.
– Расколдовала бы? Выпустила бы из своих когтей?
– Совершенно верно.
– Нет проблем. Будет сделано незамедлительно.
И на этих взаимовыгодных условиях мы расстались. У меня с плеч свалился колоссальный груз забот.
Не знаю, как ваш жизненный опыт, но мне мой подсказывает, что свалившийся с плеч груз забот – это еще далеко не все, так как не успеешь оглянуться, а уже на освободившееся место навалился новый, иной раз много тяжелее. В игре с такими правилами надеяться на выигрыш не приходится.
Едва я, успокоенный и беззаботный, пришел к себе в комнату, как влетает Китекэт, и вид у него такой, что мою веселость сразу смыло, как мокрым полотенцем по глазам. Взгляд Китекэта был мрачным и постановка корпуса – понурой, никак не скажешь, что это человек, который только что играл в джин-рамми с горничными.
– Берти, – произнес он, – держись за что-нибудь. Ситуация очень сильно осложнилась.
У меня под ногами пол заходил волнами, как море на заднике. Мыши, после того любовного письма и последующего объяснения с Коротышкой взявшие себе тайм-аут, снова пробудились и приступили к активным атлетическим тренировкам.
– О, моя праведная тетя! – простонал я, а Китекэт прибавил, что вот именно так оно и есть: причина несчастия – в моей праведной тете.
– Случилось следующее, – рассказал он. – Сейчас, когда я был в людской, вдруг является Силверсмит. И знаешь, что ему сию минуту объявили хозяйки? Что сюда приезжает твоя тетя Агата. Когда именно, неизвестно, но со дня на день. Леди Дафна Винкворт получила от нее письмо, в котором сообщается о ее намерении в ближайшем будущем любезно почтить своим визитом здешний курятник. Что ты на это скажешь?
Глава 13
С бледным, озабоченным лицом и вздрагивая при малейшем шорохе, сидел Бертрам Вустер весь следующий день у себя в комнате, лишь изредка вставая с места, чтобы прошагать из угла в угол. Едва ли кто-нибудь, увидев его сейчас, узнал бы в этом дрожащем, колченогом отбросе человечества молодцеватого и обходительного бульвардье прежних, счастливых, дней. Я ждал Китекэта из столицы с докладом.
Обсудив накануне вечером положение вещей, мы единогласно пришли к выводу, что с таким кризисом нам одним нипочем не справиться и пробовать – безумие. Руководство кампанией необходимо как можно скорее передать Дживсу. А так как Дживс находился в Лондоне и, если бы я на ночь глядя вдруг рванул вон из «Деверил-Холла», это могло показаться странным, поэтому в город для консультации с Дживсом отправился Китекэт. Отбыл он украдкой в моем спортивном автомобиле и ко второму завтраку должен был, по нашим расчетам, вернуться.
Однако второй завтрак настал и прошел, жареная утка с зеленым горошком обратилась золой у меня во рту, а Китекэта все не было. Объявился он в четвертом часу.
При виде его мое сердце, скинув бремя печали, пустилось в веселый пляс. Так, сказал я себе, может выглядеть только тот, кто привез добрые вести. Отправляясь в путь, он был суров и хмур, словно опасался, что даже Дживс на этот раз беспомощно разведет руками. Возвращался же он веселый, шумный и жизнерадостный, как американский морской пехотинец.
– Прости, что припозднился, – бодро сказал он. – Пришлось, брат, подождать, пока мозги Дживса не наберут ход. Он на этот раз раскачивался дольше обычного.
– Но сработал? – схватив его за локоть и трепеща всем организмом, спросил я.
