Она внимательно рассматривала его стареющее лицо, ища в нем признаки романтичного прошлого — тень человека, который, возможно, был одним из «посетителей» Кики.
Доктор отвернулся.
— Нет, не был. Я ходил в школу с ее кузеном. — Его тон был ледяным.
Стенли тем временем тихо беседовал о чем-то с районным комиссаром. Анна поняла, что белый тоже заметил это и отчаянно пытался сдерживать эмоции. В конце концов, под угрозой оказались куда более важные вещи, чем интересы отсутствующего землевладельца. Уже некоторое время, начиная с провозглашения независимости, между африканцами и белыми назревал конфликт, и сейчас он семимильными шагами приближался к развязке. Доктор Маршан замедлил шаг и закрыл рот, позволив районному комиссару перехватить инициативу.
— Предлагаю устроить нам небольшую экскурсию по «больнице», — сказал чиновник-африканец, поворачиваясь к Анне. — Мы хотим увидеть, что вы сделали здесь. Самовольно. Не имея на то разрешения.
Слушая его слова, тщательно взвешенные, — это была практически угроза, — Анна почувствовала, что ее окатила вторая волна страха. Она заметила, что, несмотря на жизнерадостный вид, у комиссара холодные проницательные глаза.
— Мы вас не ждали, — заметила она.
Комиссар коротко и недобро рассмеялся.
Когда они подошли к широкой лестнице, ведущей на веранду, доктор Маршан сокрушенно покачал головой.
— Кики в могиле перевернулась бы, — вздохнул он и посмотрел на окно комнаты Анны — спальни любви.
Анна почувствовала, что ее щеки заливает румянец. Идя по коридору, Анна и Стенли обменялись взглядами, которые выражали одно и то же: похоже, все не так уж страшно. Процедурная, склад, кухня, перевязочная, палаты — везде было чисто и опрятно. По мере того как они переходили из одного помещения в другое, выражение лица доктора Маршана менялось: из гневного оно стало скептическим, затем нерешительным и растерянным, а потом он даже иногда начал издавать одобрительное ворчание. Похоже, он невольно вспомнил свой первый опыт в данной профессии. Тогда у Африки был весьма крутой нрав, объяснил он. Врачи, как солдаты на передовой, обходились тем, что имели, спасая жизни. Теперешняя ситуация немного походила на ту, давнюю.
Количество зевак, ожидающих снаружи, быстро увеличивалось. Но в толпе не было слышно ни праздной болтовни, ни смеха — там повисла напряженная тишина. Анна предположила, что люди прекрасно понимают, что происходит, — их больница оказалась под угрозой закрытия. Некоторые из них даже взошли на веранду и, прижимая взволнованные лица к стеклам, провожали взглядами посетителей.
После завершения экскурсии комиссар предложил сесть на плетеные стулья на веранде. Деревенские жители теперь стояли очень близко, а шеренга воинов вышла вперед. Комиссар делал вид, что не замечает их, но Анна не сомневалась, что их присутствие беспокоит его. А вот чиновник от медицины, напротив, действительно не обращал на них ни малейшего внимания.
— Вы поставили нас всех в трудное положение, — обратился комиссар к Анне, удивив ее тем, что перешел на беглый английский язык, да еще и с восхитительным оксфордским акцентом. — Это дипломатический кошмар. Вы «захватили» дом богатого белого землевладельца, на данный момент отсутствующего. Теперь его заполонили бедняки со всей округи. Возможно, это в некоторой мере оправдано, но… — Он покачал головой. — Но ведь следует понимать: если танзанийское правительство хочет вызывать доверие у зарубежных инвесторов, важно, чтобы юридические права американца были защищены.
Не спрашивая разрешения, Стенли начал переводить толпе слова комиссара на суахили. Тот нахмурился, но, судя по всему, понимал, что не может попросить его прекратить делать это.
— С другой стороны, — продолжал комиссар, — я не могу даже рассматривать возможность выселения больных африканцев, поскольку им некуда больше идти. — Он повернулся к толпе. — Давайте послушаем мнение белого человека, который является представителем владельца этого дома.
Взгляды всех присутствующих устремились на доктора Mapшана. Он свирепо уставился на Анну.
— Вы поставили меня перед серьезной дилеммой, — признался он. — Я оказался между молотом и наковальней. — Он сердито запыхтел.
Африканцы заволновались. Они придвинулись ближе, а их копья засверкали на солнце.
Анна молча ждала, когда доктор — или комиссар — заговорит. Она внезапно поняла, что ужасно устала, и даже радовалась тому, что на сей раз решение будет принимать кто-то другой, а возможно, этот другой даже возьмет на себя ответственность за этих людей. Подняв глаза, она заметила, что к толпе присоединился вождь. Даже несмотря на свалившиеся на нее проблемы, она ощутила его ауру. Ауру силы и уверенности. Он молча стоял в заднем ряду. При свете дня и в простом красном одеянии он производил не меньшее впечатление, чем во время нгомы. Он внимательно наблюдал за тем, как доктор и комиссар обсуждают проблемы больницы.
Наконец эти мужчины разработали план. Комиссар предложил позволить больнице существовать до полного выздоровления всех стационарных больных. Правительственная служба здравоохранения обеспечит поставки лекарств и выделит деньги на зарплату штатным сотрудникам за этот период. Но новых пациентов принимать запрещается. Когда все кровати опустеют, дом следует вернуть в первоначальное состояние. Тем временем правительство будет просить миссию рассмотреть возможность восстановления Джермантауна. Комиссар улыбнулся Анне, закончив свою речь.
— Нет, так не годится, — возразила Анна. Она говорила на суахили, избавляя Стенли от необходимости переводить. — Больница должна работать, пока в данном районе не появится другое медицинское учреждение.
— Это невозможно, — заявил комиссар.
— Абсолютно, — поддакнул ему доктор Маршан.
В толпе раздались недовольные возгласы. Анна повернулась к белому доктору, намереваясь умолять его. Но в этот момент вперед вышел вождь. Воцарилась тишина.
— Нам было обещано медицинское обслуживание в Джермантауне, — начал он на суахили. — Теперь мы получаем его здесь. Больница должна работать столько, сколько в ней будет необходимость. Я настаиваю на том, чтобы потребности моего племени были учтены.
— Племена — пережиток прошлого! — повысил голос комиссар. — Теперь вы все — танзанийцы.
— Да, мы танзанийцы, Но мы все еще ваганга, — возразил вождь.
Комиссар встал и подошел к балюстраде. Он посмотрел на вождя и озадаченно нахмурился.
— Джейкоб? — воскликнул он. — Это ты?
Анна удивленно повернулась к нему: комиссар обращался к вождю.
— Джейкоб, друг мой! Это же я, — добавил он.
— Приветствую тебя, — ответил вождь на суахили и поднялся на веранду, чтобы пожать ему руку. — Здесь меня называют Мтеми.
Комиссар, похоже, не верил своим глазам.
— Как у тебя дела? — продолжал вождь.
Неожиданно комиссар улыбнулся, и напряжение тут же спало.
— Джейкоб, поверить не могу, что это ты! Я думал, ты все еще в Англии. Я недавно отправил тебе письмо на старый адрес, на Харланд-роуд!
— Я вернулся, — коротко отозвался Мтеми, по-прежнему на суахили. — В конце концов, разве я не вождь ваганга?
Анна переводила изумленный взгляд с комиссара в форме цвета хаки на вождя, замотанного в кусок ткани. Комиссар тоже рассматривал грязного, полуголого Мтеми.
— Чего ты так вырядился? — спросил он по-английски.