- Мамуля, ну ты что? – я удивлённо поворачиваю голову и вижу, как Кузьма обнимает меня маленькими ручонками за шею. – Ты смелая у меня. Ты что, боишься какого-то врача? Он тебя вылечит.

Маленький мой… Знал бы Кузя, что вот из-за подобного страха когда-то я совершила непоправимую ошибку.

Я обнимаю в ответ сына и прошу Никиту:

- Пожалуйста, не забирай его у меня. Прошу тебя… Я всё сделаю, как ты скажешь… Только не забирай…

- Марго, пожалуйста, успокойся. Не придумывай никакой ерунды. Представляю, что у тебя творится в голове. Услышь меня. Ты слышишь? Никто не собирается у тебя никого забирать, - он гладит мои ладони.

- Правда? – я улыбаюсь сквозь слёзы.

- Мамочка, ну посмотри, это очень порядочный мужчина, - Кузя гладит меня по волосам.

Я рыдаю. Слёзы скатываются по щекам, попадают в уши, а подушка продолжает намокать.

- Разве я когда-нибудь давал тебе повод усомнится в моих словах? – с теплотой в голосе спрашивает он, и добавляет ровно таким же спокойным и неизменившимся тоном, ни больше ни меньше, – но объясниться тебе придётся.

- Я знаю. Я всю объясню. Сейчас я встану. Это только я одна во всём виновата, - слёзы уже смочили половину подушки.

- Так, - уже строгим голосом проговорил Никита. – Вставать не надо. Тебе надо лежать до прихода врача.

- Хорошо, - послушно соглашаюсь я и снова ложусь на подушку, чтобы и дальше её мочить.

- И второе, надо как-то остановить это мокрое дело. Я тебя очень прошу. Тебе ещё сына растить, а ты нервы себе треплешь. И мне.

- И мне, - заявил Кузя.

- И ему. Молодец, Кузьма, - Никита потрепал его по голове. – Может, ты сможешь её уговорить больше не плакать?

- Смогу. Сейчас найду к ней подход.

Тут мы оба заулыбались, а следом засмеялся и Кузя.

- Так быстро, у меня так не получалось никогда, - его улыбка осветляет всю комнату.

- А ты очень давно маму знаешь?

- Давно. До тебя ещё дело было. Ну, что скисла снова? Марго, я уже всё понял.

- Что понял? – испуганно спросила я.

- Всё. Ты знаешь, о чём я говорю. Как только Кузьма переступил порог… Тебе придётся всё мне рассказать.

Я киваю.

- И ему.

Я молчу. Никита не говорит, что он это сделает сам в противном случае. Будет ждать моего признания.

- Я сделаю всё, как ты скажешь.

- Вот и умничка. А сейчас успокойся. Всё уже позади.

- А что впереди?

- Разберёмся. И всё решим. Уж поверь, я сделаю всё, чтобы ты больше не исчезла. И даже больше.

Меня немного стало колотить.

- Ну, ну, спокойно. Это не то, что ты подумала. Я не буду заставлять тебя жить со мной.

Его слова резанули острым ножом так, что моя лихорадка только усилилась.

- Слушай, Маргарита! Так дело не пойдёт. Ты себя потиху убиваешь. Только больше не плачь. Всё будет хорошо. Будем теперь вместе Кузьму растить, - и подмигнул сыну.

- Что, это правда? Теперь у меня будет папа? Настоящий? Как у Фёдора?

- Да, малыш, - я потрепала его по голове, а у самой в этот момент свалился камень с души, и, правда, всё позади. – Я всё ему расскажу, - эти слова уже относились к Никите.

Никита одобрительно кивает и снова улыбается. Так, как и тогда, пять лет назад, обворожительно, словно сойдя с обложки журнала.

А ведь он стал ещё лучше. Краш – так бы сказала моя здешняя подруга Аня, любительница социальных сетей. Немного прибавил в весе: ему идёт, теперь этот факт вкупе с неизменной лёгкой небритостью делает из него солидного мужчину среднего возраста.

Моё состояние ухудшается, а при таких мыслях руки и ноги слегка сводит судорогами. Вспоминаю, как сердце от его прикосновений проваливалось в живот. Вот и сейчас оно пропускает удары.

И следом боль. Ничего у нас с ним больше не будет. Он не сможет простить то, что я сделала. Никогда. Пять лет – это очень много. И нет мне никаких оправданий. Он только что сам мне об этом сообщил. Я одна во всём виновата.

Раскосые глаза ласково смотрят, как будто и не было этих пяти лет.

- Как ты чувствуешь себя?

- Хорошо.

- Опять врёшь?

Я ничего не отвечаю. Ощущение, словно мы там, в минской гостинице. Я заболела, а он ухаживает за мной. Руки гладят мою кожу… И я вижу только его карий взгляд, который меня раздевает…

Я встрепенулась. Он тоже меня разглядывает. Ой, как же, наверное, я сейчас плохо выгляжу. Когда плачу, лицо распухает, словно пчёлы искусали. Но, кажется, он всем доволен. И на секунду, мне показалось, вновь засветились озорные огоньки в его глазах. Да нет, показалось.

Непроизвольно одёргиваю летний халатик, в котором я лежу перед ним. На улице стоит жара, на носу август месяц. И в голову никому не пришло бы меня укрыть. Моя кожа легко с начала весны всегда приобретает устойчивый бронзовый оттенок, а волосы становятся почти белого цвета – выгорают на солнце. И я так же, как и раньше, особенно в жару, часто заплетаю косу.

Он будто читает мои мысли и проводит рукой по расположившейся на подушке толстой косе. Довольно улыбается:

- Ты совсем не изменилась. Пару маленьких деталей добавилось. Но мне нравятся эти изменения.

Не успеваю подумать, что всё это значит, потому что Кузя, внимательно наблюдая за нами, резюмирует:

- А мне повезло. В нашем посёлке папа есть не у всех.