Он больной человек. Ему всё равно.

И кого мне наказывать своим заявлением и последующими судами – отца Макса? Или его маму? Добить её окончательно?

Родители Макса в таком состоянии, что их спасать надо, а не наказывать.

Дмитрий после случившегося даже за руль автомобиля сесть не смог. Настолько его ошарашило произошедшее. Он, когда все немного пришли в себя, когда следом за мной очнулся Макс, зарыдал. Его так затрясло, что мы испугались, как бы с ним тоже не случился инсульт или помутнение рассудка.

Степан не растерялся, нашёл воды. Дал попить, немного лицо Дмитрию сбрызнул.

– Я ведь убить сына был готов. Я ведь своими руками мальчика моего… – ни я, ни папа, ни Стёпа не могли смотреть на этот концентрат отцовской скорби.

Это Тарас Бульба сильная личность. И книжная. А в жизни всё сложнее и больнее…

Я смотрела на папу Макса и не видела своей беды. Всё обошлось, всё отошло в сторону. Истинная беда была сейчас у другого человека. Единственный сын, гордость и надежда, красивый, спортивный, умный сошёл с ума, стал вором и чуть не стал убийцей.

Когда я озвучила своё решение не подавать в полицию заявление, ни мой папа ни Степан не стали давить на меня, не сказали "а если бы мы не нашли тебя, не успели?"

История не терпит сослагательного наклонения. Если бы было иначе – значит всё было бы иначе.

Слава богу, для меня, моих родных и любимых всё обошлось.

А для семьи Макса уже, к сожалению, никогда не будет ничего хорошего.

Мне бесконечно жалко Дмитрия: он ни за что ни про что попал в ад.

Так что, никакого возмездия моя душа не требовала. Я лишь благодарила бога и своих любимых мужчин, что спасли меня.

***

На работе я взяла выходные за свой счёт. Мне нужно было прийти в себя.

Папа улетел на следующий день. Мы со Стёпой остались наедине.

И вот когда я наконец-то смогла обнять своего любимого без свидетелей, когда смогла уткнуться в его запах, почувствовать близость его дыхания, услышать стук его сердца, когда он сквозь поцелуи прошептал:"Юля, Юля, моя Юля", а я в этих словах слышала рассказ его души о нашей разлуке, о любви, о страхе никогда вновь не обрести друг друга – вот тогда из меня вырвался поток рыданий.

Обретение утраченного счастья, возвращение любви, с которой успела проститься – это приятный, но тем не менее, стресс.

Стёпа подхватил меня на руки и отнёс на кровать.

Мы целовались, не силах говорить ничего, кроме имён друг друга. Наши слёзы счастья смешивались с поцелуями и казалось, что и мы незримо соединяемся, становимся единым человеком, автором взаимной любви.

– Ты даже представить не можешь, как я рад, что нашёл тебя, – через несколько дней мы выбрались наконец из кровати и из квартиры и отправились знакомиться с моей мамой. Они с Робертом Германовичем вернулись из отпуска.

Маме я пока не рассказала про приключение с Максом. Не по телефону же ей такие страсти сообщать. Но сказать, наверное, надо.

Мало ли что, кто знает, вдруг где-то с Максом или с его отцом пересечётся. Пусть знает, что Макс не только вор, но ещё и сумасшедший человек. А Дмитрий – не объект для упрёков, а самая, что ни на есть, жертва обстоятельств.

– Стёп, ты не удивляйся, – решила предупредить любимого, пока мы шли в сторону ресторана, где договорились встретиться с мамой и Робертом Германовичем, – мама моя женщина прямолинейная. Она знает про тебя, про то, что ты сын Алёны. Я ей всё не рассказала ещё, но многое в общих чертах обрисовала вчера по телефону. Не хотела, чтобы в ресторане неприятные сцены стали разыгрываться. И вообще, если ты для неё не станешь любимым зятем, что очень вероятно, что будешь часто слышать много поучительного. Она у меня любит это дело.

– Поверь мне, я не расстроюсь, если не придусь ко двору твоей маме. Мне вполне хватает твоей любви. А к нравоучениям или ещё каким-то особенностям характера других людей я равнодушен. Меня чужие тараканы не кусают.

Я улыбнулась, но волнение от предстоящей встречи немного оставалось. Я вдруг поняла, что, оказывается, давно не видела маму. Как-то незаметно и безболезненно мы с ней стали жить отдельно. Надо же.

Здорово её Роберт Германович в оборот взял, даже на меня энергии у мамы не осталось. А то ведь так в мои дела лезла, что задохнуться впору было!

– Юля, привет, милая, – боже, кто эта светящаяся улыбающаяся женщина с блеском в глазах ?!

Я не узнавала собственную маму! Помолодевшая, сменившая причёску и наряд, она ласково смотрела на меня и, – что совсем за гранью чуда, – на Степана! На сына той "стервы", к которой ушёл её "предатель"-муж.

– Знакомые всё лица, – Роберт Германович пожал Степану руку, – Рад, что шрам почти не виден. Зажило всё просто великолепно!

Мы расселись вокруг столика, заказали блюда и напитки и настолько легко и приятно провели вечер в компании друг друга, что казалось, что мы все давние приятели.

Я словно со стороны наблюдала за нашей четвёркой.

Мужчины искромётно шутили. Устроили такой пинг-понг словесный, что только успевай улавливать, как ловко они отвечают друг другу.

Роберт наичудеснейший! Начитанный, эрудированный и абсолютно открытый к общению. Мама рядом с ним такая счастливая, что хочется плакать от радости за неё.

Всем так хорошо, что не чувствуется ни разница в возрасте, ни тот факт, что ВЕЧЕР мы проводим вообще-то в компании моей мамы и её мужчины, а не Маринки с Игорем.

Когда стояли на улице, прощаясь обнимали друг друга рядом с приехавшими такси, мама тихонько мне шепнула:

– Юлечка, как же я жила раньше без любви. Это же страшно вспомнить! Я думала, что только Колю не любила, а ведь я не любила себя. А сейчас в моём сердце Роберт и весь мир. И даже на Колю зла нет. Ты не представляешь, какое это счастье, когда в душе нет зла и печали, а только любовь!

– Я представляю, мам, – мы с мамой обняли друг друга крепко-крепко, и мне было так тепло, так хорошо в её долгожданных объятиях, что не хотелось отпускать, – я очень тебя понимаю и очень-очень люблю.

Незаметно пролетели ещё дни и из отпуска вернулись Марина с Игорем.

Чтобы не висеть на телефоне сутки, обмениваясь новостями, мы решили устроить посиделки на четверых. Тем более, мне безумно не терпелось познакомить лучшую подругу с воровкой моего аккаунта, с Лёхой, а самое главное – с моим Степаном из санатория.

В свою очередь и Степану я к тому моменту все уши прожужжала про свою подругу и её чудесного мужа.

– Я понял, понял, что они классные ребята, – смеялся Степан, пока мы собирались на встречу-знакомство с моими друзьями, – и уже заранее с ними дружу. Надеюсь, и они идут знакомиться со мной примерно в таком же настроении.

– Игорь совершенно точно. Он мировой парень. Ты ведь уже знаешь, что он в полиции работает, – Степан рассказал мне, как они с папой обращались к коллегам Игоря, когда искали адрес Макса и меня, – так вот, ты можешь смеяться над моим пафосом, но я тебе говорю как чувствую: он полицейский от бога. Игорь честный и справедливый человек. Он искренне верит, что тот, кто решает идти работать в полицию, должен понимать, что идёт служить людям. Быть защитником обиженных и преследователем для злодеев.

– И не думаю смеяться. Офигенский чувак этот Игорь, если всё так, как ты рассказываешь, – Степан даже присел, чтобы внимательнее слушать мой вдохновенный рассказ.

– Когда Игорь на работу пришёл в отделение полиции и все вскоре поняли, что он не прикалывается, что он, реально, полицейский, которому не чужды понятия честь, совесть, который не берёт взятки, а сам помогает как может людям – там чуть ли не революция случилась. Одних он вдохновил, у других вызвал напряжение своей правильностью. Его даже звали некоторые с презрпнием "Игорёша-святоша". Представляешь: человек раздражал своей порядочностью и верой в принципы. Так реагировали на него, как будто это стрёмно – быть хорошим полицейским. И, заметь, это сами полицейские! Но нашлись и те, кто с гордостью присоединился к убеждениям Игоря. Там у них чуть ли не до драк дело доходило, когда начинали на эту тему отношения выяснять. Брр.

В общем, долго рассказывать все события того времени: какие пертурбации случились на руководящей верхушке, какие люди уволились или перевелись в другие отделения полиции, а какие наоборот попросились к Игорю в команду. Но в итоге сейчас у него отдел и ребята там все фанаты своего дела в лучшем смысле этого понятия. Да ты их видел.

Степан согласно кивнул.

– Они, кстати, мне помочь хотели, когда Макс деньги украл, – продолжала я. – Во многом, конечно, из-за Маринки. Она тогда от гнева молнии метала такие, что ей и закон не закон был. Одно жгучее желание любыми способами мне помочь. Она Игоря попросила вмешаться. Но это последнее, что я бы позволила. Ведь это всё равно было бы не по закону. А ставить Игоря перед выбором: дружба или закон – это мерзко.

– Игорь крутой. Уважаю! – Степан показал мне кулак с поднятым вверх большим пальцем. – Настоящий мужик. Но, если честно, мне и Маринка твоя нравится. Эдакая фурия дружбы: за своих людей порвёт любого и не поморщится.