— Колледж? — спросил слабый, еле слышный голос Мелани.
— О да! И Гарвард и Европа, и все, чего он захочет… и… и… пони… и уроки музыки… Ах, Мелли, ну пожалуйста, попытайся! Сделай над собой усилие!
Снова наступила тишина, и по лицу Мелани видно было, что она старается собраться с силами, чтобы еще что-то сказать.
— Эшли, — сказала она. — Ты и Эшли… — Голос ее задрожал и умолк.
При упоминании имени Эшли сердце у Скарлетт остановилось и захолодело, стало как камень. Значит, все это время Мелани знала. Скарлетт уткнулась головой в одеяло, и в горле ее застряло невырвавшееся рыдание. Мелани знает. Сейчас Скарлетт уже не было стыдно, она ничего не чувствовала, кроме диких угрызений совести за то, что столько лет причиняла боль этой мягкой, ласковой женщине. Мелани все знала — и, однако же, оставалась ее верным другом Ах, если бы можно было прожить заново эти годы! Она никогда бы не позволила себе даже встретиться взглядом с Эшли.
«Господи, господи, — молилась она про себя, — пожалуйста, сохрани ей жизнь! Я воздам ей сторицей. Я к ней буду хорошо относиться. Пока буду жива, я никогда больше словом не перемолвлюсь с Эшли, если только ты дашь ей поправиться!»
— Эшли, — слабым голосом произнесла Мелани и дотронулась пальцами до склоненной головы Скарлетт. Ее большой и указательный пальцы потянули волосы Скарлетт не сильнее, чем это сделал бы грудной младенец. Скарлетт сразу поняла, что это значило, — поняла, что Мелани хочет, чтобы она взглянула на нее. Но она не могла, не могла встретиться взглядом с Мелани и прочесть в ее глазах что та все знает.
— Эшли — снова прошептала Мелани, и Скарлетт постаралась взять себя в руки Ведь когда она в день Страшного суда посмотрит в лицо господа бога и прочтет в его глазах свой приговор, ей будет не страшнее, чем сейчас. И хотя все внутри у нее сжалось, она подняла голову.
Она увидела все те же темные любящие глаза, сейчас запавшие и уже затуманенные смертью, все тот же нежный рот, устало боровшийся за каждый вздох. В лице Мелани не было ни упрека, ни обвинения, ни страха — лишь тревога, что она не сумеет найти в себе силы, чтобы произнести нужные слова.
Скарлетт была настолько потрясена увиденным, что даже не почувствовала облегчения. Потом, взяв в ладони руку Мелани, она ощутила, как теплая волна благодарности затопляет ее, и впервые со времени детства смиренно, не думая о себе, произнесла молитву:
«Благодарю тебя, господи. Я знаю, что недостойна, но все же благодарю тебя за то, что ты позволил ей не знать».
— Так что же насчет Эшли, Мелли?
— Ты… присмотришь за ним?
— О, да.
— Он простужается… так легко.
Пауза.
— Присмотри… за его делами… Понимаешь?
— О да, понимаю. Я присмотрю.
Сделав над собой огромное усилие, Мелани добавила:
— Эшли — он такой… непрактичный.
Только смерть могла подвигнуть Мелани на такую нелояльность.
— Присмотри за ним, Скарлетт… но только чтобы он не знал.
— Я присмотрю за ним и за его делами, и так, что он никогда об этом не узнает. Просто буду иногда давать ему советы.
На лице Мелани появилась слабая, но удовлетворенная улыбка, когда она встретилась глазами со Скарлетт. Этот обмен взглядами как бы скреплял сделку между ними, и забота о том, чтобы оградить Эшли Уилкса от слишком жестокого мира, причем оградить так, чтобы его мужская гордость при этом не пострадала, перешла от одной женщины к другой.
Теперь усталое лицо уже не было таким напряженным, точно обещание, которое дала Скарлетт, принесло покой Мелани.
— Ты такая ловкая… такая мужественная, ты всегда была так добра ко мне…
При этих словах рыдания подступили к горлу Скарлетт, и она зажала рукой рот. Она сейчас заревет как ребенок, закричит: «Я была сущим дьяволом! Я столько причинила тебе зла! Ничего я для тебя никогда не делала! Я все делала только для Эшли».
Она резко поднялась, прикусив палец, чтобы сдержаться. И на память ей снова пришли слова Ретта: «Она любит вас. Так что придется вам нести и этот крест». И этот крест стал сейчас еще тяжелее. Худо было уже то, что она с помощью всевозможных хитростей пыталась отобрать Эшли у Мелани. А теперь все становилось еще хуже — оттого, что Мелани, слепо доверявшая ей всю жизнь, уносила с собой в могилу ту же любовь и то же доверие. Нет, сейчас она не в состоянии ничего больше сказать. Она не может даже повторить: «Попытайся сделать над собой усилие». Она должна дать Мелани спокойно уйти, без борьбы, без слез, без горя.
Дверь слегка приотворилась, и на пороге появился доктор Мид, повелительным жестом требуя, чтобы Скарлетт ушла. Она склонилась над постелью, давясь слезами, и, взяв руку Мелани, приложила ее к своей щеке.
— Спи спокойно, — сказала она голосом более твердым, чем даже сама ожидала.
— Обещай мне… — послышался шепот, теперь уже совсем, совсем тихий.
— Все, что угодно, дорогая.
— Капитан Батлер — будь добра к нему. Он… он так тебя любит.
«Ретт?» — недоумевая, подумала Скарлетт; слова Мелани показались ей пустым звуком.
— Да, конечно, — машинально сказала она и, легонько поцеловав руку Мелани, опустила ее на кровать.
— Скажите дамам, чтобы они шли сейчас же, — шепнул доктор, когда она проходила мимо него.
Затуманенными от слез глазами Скарлетт увидела, как Индия и Питти проследовали за доктором в комнату, придерживая юбки, чтобы не шуршать. Дверь за ними закрылась, и в доме наступила тишина. Эшли нигде не было видно. Скарлетт приткнулась головой к стене, словно капризный ребенок, которого поставили в угол, и потерла сдавленное рыданиями горло.
За дверью уходила из жизни Мелани. И вместе с ней уходила сила, на которую, сама того не понимая, столько лет опиралась Скарлетт. Почему, ну, почему она до сих пор не сознавала, как она любит Мелани и как та ей нужна? Ну, кому могло бы прийти в голову, что в этой маленькой некрасивой Мелани заключена такая сила? В Мелани, которая до слез стеснялась чужих людей, боялась вслух выразить свое мнение, страшилась неодобрения пожилых дам, в Мелани, у которой не хватило бы храбрости прогнать гуся! И однако же…
Мысленно Скарлетт вернулась на многие годы назад, к тому жаркому дню в Таре, когда серый дым стлался над распростертым телом в синем мундире, а на верху лестницы с саблей Чарлза в руке стояла Мелани. Скарлетт вспомнила, как подумала тогда: «Какая глупость! Ведь Мелани этой саблей даже взмахнуть не могла бы!» Но сейчас она знала, что, случись такая необходимость, Мелани ринулась бы вниз по лестнице и убила бы того янки — или была бы убита сама.
Да, Мелани в тот день стояла, сжимая клинок в маленькой руке, готовая сразиться за нее, Скарлетт. И сейчас, с грустью оглядываясь назад, Скарлетт поняла, что Мелани всегда стояла рядом с клинком в руке, — стояла неназойливо, словно тень, любя ее, сражаясь за нее со слепой страстной преданностью, сражаясь с янки, с пожаром, с голодом, с нищетой, с общественным мнением и даже со своими любимыми родственниками.
