Около трех часов дня, заперев квартиру и сунув ключ в плотный карман джинсов, Беверли Марш пошла по Ричард Эллей, узкой улочке, соединяющей Главную и Центральную улицы, и встретила Бена Хэнскома, Эдди Каспбрака и еще одного парня, которого звали Бредли Донован. Они играли в чеканку.
– Привет, Бев! – сказал Эдди. – Тебя наверняка мучили кошмары после вчерашних фильмов ужасов.
– Нет, – сказала Бев, присаживаясь на корточки, чтобы было удобнее наблюдать за игрой. – Кто тебе сказал?
– Соломенная Копна, – сказал Эдди, ткнув пальцем в Бена, который покраснел до корней волос без всякой причины.
– Фто за фильмы? – спросил Бредли, и Беверли сразу узнала его: неделю назад он приехал в Барренс вместе с Биллом Денбро. Они вместе учились в Бангоре в школе для детей с недостатками дикции. Беверли почти не обратила на него внимания. Если бы у нее спросили, она бы ответила, что Бен и Эдди гораздо интереснее его.
– Парочка фильмов ужасов, – сказала она и, подвинувшись ближе к играющим, оказалась между Беном и Эдди. – Играете?
– Да, – сказал Бен. Он мельком взглянул на нее и быстро отвел глаза.
– Кто выигрывает?
– Эдди, – ответил Бен. – Эдди просто ас.
Она посмотрела на Эдди, который с важным видом чистил ногти о рубашку, и хихикнула.
– Можно мне поиграть с вами?
– Хорошо, – сказал Эдди. – У тебя есть центовые монетки?
Она пошарила по карманам и достала три монеты.
– Черт побери, ты не боишься выходить из дома с такой кучей денег? – поинтересовался Эдди. – Я бы не рискнул.
Бен и Бредли Донован засмеялись, – Не все девчонки трусихи, – серьезно произнес Бен, и все снова засмеялись.
Бредли метал первым, затем бросал Бен и потом Беверли. Эдди как выигрывающий бросал в последнюю очередь. Некоторые монеты падали рядом со стеной, другие ударялись об стену к отскакивали назад. В конце каждого раунда игрок, чья монета оказывалась ближе к стене, забирал все четыре монеты. Через пять минут у Беверли было уже 24 цента. Она проиграла только один раунд.
– Девсенка мосенничает! – заявил Бредли и поднялся на ноги. Ему было больше не до смеха, и он со злостью смотрел на Беверли. – Девсенкам нельзя разресать...
Неожиданно Бен ударил его по ноге. Было очень странно видеть дерущегося Бена Хэнскома.
– Забери свои слова обратно!
Бредли посмотрел на Бена, открыв рот:
– Фто?
– Забери свои слова обратно! Она не мошенничает!
Бредли посмотрел на Бена, потом на Эдди и на Беверли, которая все еще сидела на корточках. Затем он опять посмотрел на Бена.
– Тыхоцесь, чтобы я расквасил твои зырные губы, ублюдок?
– Конечно, – сказал Бен и усмехнулся.
Что-то в его усмешке заставило Бредли с удивлением отступить. После ссоры с Генри Бауэрсом, которого он, Бен Хэнском, дважды побил, его, Бена, пытается запугать какой-то тощий Бредли Донован, у которого все руки в бородавках и который шепелявит, как кипящий чайник? Вот что прочел Бредли в его усмешке.
– Так, теперь вы всей бандой навалитесь на меня одного, – сказал Бредли, отступая назад. Его голос дрожал, на глазах выступили слезы. – Все, кто выигрывает, все мосенники!
– Забери обратно то, что ты сказал про нее, – сказал Бен.
– Да ладно, Бен, не обращай внимания, – сказала Беверли. Она протянула Бредли пригоршню медных монет.
– На, возьми, они твои. Я играла на интерес.
От унижения Бредли заплакал. Он выбил деньги из руки Беверли и побежал в конец Центральной улицы по Ричард Эллей. Остальные стояли и смотрели ему вслед с раскрытыми ртами. Отбежав на безопасное расстояние, Бредли обернулся и прокричал:
– Ты просто маленькая суцка, вот так! Мосенница! Мосенница! А твоя мать – слюха!
У Беверли перехватило дыхание. Бен бросился вдогонку за Бредли, но бесполезно. Бредли убежал, но Бен поклялся, что поквитается с ним. Он повернулся к Беверли, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Слова Бредли потрясли его не меньше, чем ее.
Она посмотрела на его обеспокоенное лицо, открыла рот, чтобы сказать, что с ней все в порядке и не стоит волноваться, (боль от палок и камней злого прозвища больней...) и снова вспомнила страшный вопрос матери (он когда-нибудь трогал тебя?)Странный вопрос – прост до бессмысленности, полон какой-то угрожающей недоговоренности, темен, как старый кофе. Вместо того, чтобы сказать «злого прозвища больней», она разрыдалась.
Эдди было неловко смотреть на нее, он достал из кармана аспиратор и сделал несколько вдохов. Лотом он наклонился и начал собирать рассыпавшиеся монеты. Его лицо было растерянным и озабоченным.
Бен поначалу инстинктивно шагнул к ней, собираясь обнять ее и утешить, но потом остановился. Она была слишком хорошенькой. Он чувствовал себя совершенно беспомощным.
– Не переживай, – сказал он, понимая, насколько по-идиотски звучат его слова, но не мог придумать ничего другого. Он слегка обнял ее за плечи (она закрыла лицо руками, чтобы он не видел ее мокрые от слез глаза и пятна на щеках), но потом убрала их, как будто их прикосновение обожгло ее. Бен так сильно покраснел от смущения, что казалось, его вот-вот хватит апоплексический удар. – Не переживай, Беверли.
Она опустила руки и в бешенстве завизжала резким пронзительным голосом:
– Моя мать не шлюха! Она.., она официантка'.
Ее слова были встречены полным молчанием. Бен уставился на нее, открыв рот. Эдди поднял глаза от булыжной мостовой и застыл с полной пригоршней мелочи. Неожиданно все трое истерически захохотали.
