– Поезжай в офис – это первое, что нужно сделать утром. Поговори с Филом. Скажи ему, что я должен был уехать и что ты повезешь Пасино...
– Эдди, я просто не могу! – закричала она. – Он ведь большая звезда! Если я заблужусь, он будет кричать на меня, я знаю, будет, он будет кричать, они все кричат, когда водитель не знает дорогу.., может быть несчастный случай.., наверняка будет несчастный случай... Эдди... Эдди, ты должен остаться дома...
– Ради бога, прекрати это!
От его голоса она отшатнулась, как будто ее ударили; Эдди схватил свой аспиратор, но не воспользовался им. И она тот час усмотрела в том его слабость, слабость, которую могла бы использовать против него. О Боже, если Ты есть, пожалуйста, поверь мне, я в самом деле не хочу обидеть Миру. Я не хочу зарезать ее, даже толкнуть ее не хочу. Но я обещал, мы все клялись кровью, пожалуйста, помоги мне. Господи, потому что я должен сделать это...
– Я терпеть не могу, когда ты кричишь на меня, – прошептала она.
– Мира, я сам это ненавижу, но должен, – сказал он, и она вздрогнула. Ты идешь туда, Эдди – и снова нанесешь ей обиду. Избить ее, протащить по комнате было бы куда милосерднее. И быстрее.
Вдруг – возможно, мысль избить кого-то вызвала новый образ – он увидел лицо Генри Бауэрса. За многие годы он впервые подумал о Бауэрсе, но это отнюдь не принесло ему спокойствия духа. Отнюдь, не принесло.
Он быстро закрыл глаза, затем открыл их и сказал:
– Ты не заблудишься, и он не будет кричать на тебя. Мистер Пасино очень милый, очень понятливый. – Он раньше никогда в жизни не возил Пасино, но успокаивал себя тем, что эта ложь – золотая середина: существовал миф, согласно которому большинство знаменитостей – говнюки, но Эдди возил их достаточно и знал, что на самом деле это не так.
Были, конечно, исключения из правил, и в большинстве случаев исключения были чудовищами! Но во имя Миры он надеялся, что Пасино – не из них.
– Да? – спросила она нежно -Да.
– Откуда ты знаешь?
– Деметриос возил его два или три раза, когда работал в «Манхэттан Лимузин», – сказал Эдди. – Он сказал, что мистер Пасино всегда дает на чай по меньшей мере пятьдесят долларов.
– Мне все равно, будь хоть пятьдесят центов, только бы ты не кричал на меня.
– Мира, это просто, как дважды два четыре. Первое, ты заезжаешь завтра в Сейнт Регис в 7.00 и везешь его в Эй-би-си. Они записывают последнее действие его пьесы – вроде бы она называется «Американский Буффало». Второе, ты везешь его обратно в Сейнт Регис около II. Третье, ты едешь назад в гараж, ставишь машину и подписываешь зеленый лист.
– Это все?
– Все. Ты можешь делать это без напряга, Марти.
Ее обычно смешило это уменьшительное имя, но сейчас она посмотрела на него с полной боли детской серьезностью.
– А что, если он захочет идти обедать вместо возвращения в отель? Или пить? Или дансинг?
– Не думаю, но если захочет, ты отвезешь его. Если будет похоже, что он собирается гулять всю ночь, ты можешь позвонить Филу Томасу по радиофону после полуночи. К тому времени у него освободится водитель, чтобы подменить тебя. Я бы тебя ни за что не озадачивал ничем подобным, если бы у меня был свободный водитель, но два парня больны, Деметриос в отпуске, а кто-то еще заказан заранее. Ты ляжешь в постель в час ночи, Марти – в час ночи, не позднее. Я гарантирую тебе это.
Она промолчала.
Он прочистил горло, подался вперед, с локтями на коленях. Мгновенно мама-привидение прошептала: «Не сиди так, Эдди. Это вредит, твоей осанке и ты стесняешь легкие. У тебя очень слабые легкие».
Он снова сел прямо, едва ли сознавая, что делает это.
– Хотя бы мне всего единственный раз пришлось везти, – почти простонала она. – Я превратилась в такую корову за последние два года, я в такой ужасной форме.
– Единственный раз, я клянусь.
– Кто звонил тебе, Эдди?
Как по сигналу, два световых луча пронеслись по стене, послышался гудок машины на дороге. Он почувствовал облегчение. Пятнадцать минут провели они в разговорах о Пасино вместо Дерри и Майкла Хэнлона, и Генри Бауэрса, и это было хорошо. Хорошо для Миры и для него тоже. Он бы раньше времени не хотел думать или говорить о таких вещах.
Эдди встал.
– Это мое такси.
Она вскочила так быстро, что наступила на кромку ночной рубашки и упала вперед. Эдди подхватил ее, но на мгновение исход был под большим сомнением: она перевешивала его на сотню фунтов.
Она начала опять канючить.
– Эдди, ты должен сказать мне!
– Не могу. Нет времени.
– Ты раньше никогда ничего не скрывал от меня, Эдди, – всхлипывала она.
– Я и сейчас не скрываю. Правда. Я всего не помню. Человек, который позвонил.., старый приятель. Он...
– Ты заболеешь, – сказала она отчаянно, провожая его к выходу. – Я знаю, заболеешь. Дай мне добраться до сути, пожалуйста, я буду заботиться о тебе, Пасино может поехать на такси, с ним ничего не случится, ну скажи, а? Она говорило все громче, в голосе ее слышалось безумие, и, к ужасу Эдди, она становилась все более похожей на его мать, его мать, какой она была в последние месяцы перед смертью: старая, и толстая, и сумасшедшая. – Я буду тереть тебе спину и следить, чтобы бы принимал свои пилюли... Я... Я помогу тебе... Я не буду разговаривать, если ты не хочешь, но ты можешь мне все сказать... Эдди... Эдди, пожалуйста, не уезжай! Эдди, пожаааааалуйста!
Он шагал к выходу в какой-то прострации, с опущенной головой – так движется человек против сильного ветра. Он снова дышал с присвистом. Когда он поднял свои вещи, казалось, каждая весит сотню фунтов. Он чувствовал на себе ее пухлые розовые ладони, они касались его изучающе, тянулись к нему в беспомощном желании, но без реальной силы, пытались соблазнить его сладкой заботливостью, пытались вернуть его.
«Я не должен делать этого!» -думал он с отчаянием. Астма его усилилась с тех пор, когда он был ребенком. Он потянулся к ручке двери, но она как бы отступила от него, ушла в темноту космического пространства.
– Если ты останешься, я сделаю тебе кофейный торт со сметаной, – лепетала она. – У нас есть воздушная кукуруза... Я сделаю обед из твоей любимой индейки. Я сделаю ее завтра на завтрак, если хочешь... Я начну прямо сейчас... Эдди, пожалуйста, я боюсь, ты меня пугаешь...
Она схватилась за его воротник и потащила его назад – так здоровенный фараон хватает подозрительного парня, пытающегося удрать. Эдди шел с угасающими усилиями.., и когда он совершенно истощился и утратил способность сопротивляться, ее руки разжались.
