— Говорят.

— И про что?

— Это будет роман, — ответил мистер Биб, — про современную Италию. Но лучше вам на этот счет поинтересоваться у мисс Кэтрин Элан, которая и сама пишет восхитительно — лучше, чем кто бы то ни было.

— Жаль, что мисс Лэвиш сама мне не рассказала. Мы так подружились. Правда, ей не стоило убегать от меня с моим Бедэкером тогда, в Санта-Кроче. Шарлотта страшно расстроилась, когда нашла меня там в полном одиночестве. Как я могу после этого относиться к мисс Лэвиш?

— Так или иначе, но эти две дамы сошлись, не так ли?

Мистер Биб страшно заинтересовался внезапно вспыхнувшей дружбой, которая связала столь разных женщин. Они всегда были вместе, при этом Люси в их компании оказывалась третьей лишней. Священник полагал, что мисс Лэвиш ему понятна, в то время как мисс Бартлетт, как он надеялся, могла раскрыть перед ним неведомые глубины иррационального, хотя, наверное, и бессмысленного. Неужели это Италия заставила ее отказаться от роли строгой и чопорной дуэньи, которую она так органично играла в Танбридж-Уэллз? Всю жизнь мистер Биб увлеченно изучал феномен старой девы; старые девы были его специальностью, а его профессия предоставляла ему исключительные возможности для их изучения. Девушки, подобные Люси, были очаровательны, но у мистера Биба были серьезные причины сохранять некую холодность в отношениях с противоположным полом — женщины его скорее интересовали, чем увлекали.

Люси уже в третий раз сообщила, что Шарлотта обязательно промокнет до нитки. Арно вздувался дождевой водой, смывая следы повозок с прибрежного песка. Но на юго-западе над горизонтом проявилось мутно-желтое пятно, которое, впрочем, могло указывать как на улучшение погоды, так и на ее ухудшение. Чтобы получше разглядеть горизонт, Люси распахнула окно, и холодный воздух ворвался в гостиную, сорвав горестный вопль с уст мисс Кэтрин Элан, которая в этот момент вошла в гостиную.

— О, дорогая мисс Ханичёрч! Вы простудитесь. И мистер Биб вместе с вами! Кто бы предположил, что в Италии может быть такой холод? Моя сестра спасается грелкой с горячей водой. Ни удобств, ни достойных условий! Что за пансион!

Она бочком просочилась в гостиную и села рядом с Люси и священником, смущенная, как всегда бывало, когда входила в помещение, где был либо один мужчина, либо мужчина с женщиной.

— Я слышала, как прекрасно вы играли, мисс Ханичёрч, — проговорила пожилая дева, — хотя и находилась в своей комнате за закрытой дверью. Да, за закрытой, что крайне необходимо в этой стране, где никто не имеет ни малейшего представления о том, что такое частная жизнь. И это переходит от одного человека к другому.

Люси отвечала в тон. Мистер Биб не мог, естественно, рассказать им о своем приключении в Модене, где горничная ввалилась в его ванную, когда он там находился, и весело прокричала: «Не беспокойтесь, я уж не так и молода!» Он удовлетворился более сдержанным комментарием:

— Совершенно согласен с вами, мисс Элан. Итальянцы в высшей степени неприятные люди. Суют свой нос буквально во все, все видят и знают, что нам нужно, лучше нас самих. Мы находимся в полной их власти. Они читают наши мысли, предугадывают наши желания. Все — от таксистов до, скажем, самого Джотто — буквально выворачивают нас наизнанку, и мне это совсем не нравится. И вместе с тем по сути своей — насколько они поверхностны и легкомысленны! У них и представления нет о жизни интеллекта. Как права была синьора Бертолини, когда на днях заявила: «О, миста Биб, если бы только вы знать, как я страдать от образования моя детей. Я не хотеть, чтобы мой маленький Викториер учить неграмотный хитальянец, который может объяснить ничего!»

Мисс Элан не вполне поняла, что хотел сказать священник, хотя и почувствовала, что он мягко над ней подтрунивает. Ее сестра была разочарована в мистере Бибе, ожидая большего от священника, который носит лысину и пару рыжеватых бакенбард. А ведь действительно, кто мог предположить, что в столь воинственном существе могут прижиться терпимость, способность к сочувствию и чувство юмора?

Удовлетворенная своими воспоминаниями, мисс Элан была не вполне удовлетворена своим креслом. Но причина тому была вскоре найдена — пожилая леди достала из-под себя ружейного металла портсигар с бирюзовыми инициалами «И.Л.».

— Это портсигар мисс Лэвиш, — сказал священник. — Хотя парню пора уже переходить на трубку.

— О мистер Биб, — воскликнула мисс Элан, в которой благоговение боролось с весельем. — Конечно, это ужасно, что мисс Лэвиш курит, но это не так ужасно, как вы полагаете. Она пристрастилась к табаку, пребывая в отчаянии после того, как дело всей ее жизни было уничтожено оползнем. Это вполне оправдывает привычку мисс Лэвиш.

— Как это случилось? — спросила Люси.

Священник откинулся в кресле, изображая само внимание, и мисс Элан начала:

— Это был роман, и, как я могу судить, не очень хороший роман. Как печально то, что люди, наделенные способностями, не способны их толком использовать, и это происходит сплошь и рядом. Так или иначе, но мисс Лэвиш оставила свой почти законченный роман в гроте Голгофы возле отеля «Каппучини» в Амальфи, а сама отправилась за чернилами. Она попросила чернил в отеле, но ведь вы знаете, что это за люди, итальянцы. Тем временем грот снесло оползнем на пляж, и самое печальное состояло в том, что мисс Лэвиш никак не могла вспомнить, о чем она писала. — Мисс Элан сделала паузу, окинув беглым взором своих слушателей, и продолжала: — После этого несчастья бедняжка сильно болела, и именно тогда пристрастилась к сигаретам. Это великий секрет, но я рада сказать вам, что сейчас она пишет другой роман. Тот был исторический, а этот — о современной Италии. На днях мисс Лэвиш сообщила Терезе и мисс Поул, что давно нашла весь нужный ей местный колорит, но не могла начать, пока не появится идея. Сперва в качестве источника вдохновения она попробовала Перуджу, но потом перебралась сюда; здесь, как она полагает, дело у нее пойдет. И она так рада этому обстоятельству! Я совершенно искренне полагаю, что в каждом человеке есть нечто достойное восхищения — даже если этот человек нам и не нравится.

Мисс Элан всегда жертвовала точностью суждений во имя снисхождения к ближнему. Нежная чувствительность пронизывала ее отчасти бессвязные замечания, придавая им совершенно неожиданную прелесть — так из осеннего леса временами нет-нет да и пахнет ароматом, вызывающим воспоминания о весне.

Мисс Элан почувствовала, что переложила сахару в свои речи, а потому торопливо уточнила:

— Так или иначе, она немного… не то чтобы неженственна, но она вела себя в высшей степени странно, когда прибыли эти Эмерсоны.

Мистер Биб улыбнулся, в то время как мисс Элан принялась рассказывать историю, которую, как он был уверен, она не сможет закончить в присутствии джентльмена.

— Я не знаю, мисс Ханичёрч, — заявила она, — заметили ли вы, что мисс Поул, дама с рыжими волосами, берет за столом лимонад. Этот мистер Эмерсон, он делает такие странные заявления!

Мисс Элан открыла рот, но не смогла продолжать. Священник, чья воспитанность не знала границ, вышел, чтобы заказать чай, и мисс Элан продолжала торопливым шепотом:

— Желудок! Он предупредил мисс Поул насчет ее желудка. Повышенная кислотность, как он это назвал. И он наверняка думает, что таким образом выказывает свою доброту. Должна сказать, что я слегка забыла, что к чему, и рассмеялась. Это было так неожиданно! Хотя Тереза и сказала, что смеяться там нечему. Но дело в том, что мисс Лэвиш неожиданно понравилось, как он говорит про этот ж…, и вообще, она заявила, что ей нравится простота в обращении и нравится встречаться с людьми, которые по-разному думают и говорят. Она сочла, что Эмерсоны — коммерсанты, «коммивояжеры», как она сказала, и потом за обедом пыталась доказать, что Англия, наша великая, наша любимая страна, выросла на коммерции. Представляете? Тереза была очень обеспокоена. Она вышла из-за стола, не дожидаясь сыра, и сказала, указав на прекрасный портрет лорда Теннисона, который висит на стене: «Этот человек, мисс Лэвиш, опровергнет ваши слова лучше, чем я». И тогда мисс Лэвиш заявила: «Ух ты! Эти ранние викторианцы!» Представляете! «Ух ты, ранние викторианцы!»

Люси хранила молчание, и мисс Элан продолжила:

— Моя сестра ушла, и я сочла себя обязанной высказаться. Я сказала: «Мисс Лэвиш! Я тоже принадлежу к ранним викторианцам, и я не собираюсь выслушивать речи, хоть сколько-нибудь неодобрительные по отношению к нашей дорогой королеве!» Это было ужасно — говорить такие вещи. Я напомнила мисс Лэвиш о том, как королева должна была ехать в Ирландию, хотя совсем не хотела делать этого, и должна сказать, что мои слова произвели впечатление — мисс Лэвиш сидела как громом пораженная и молчала. К несчастью, мистер Эмерсон услышал мои последние слова и своим низким голосом пробасил: «Именно так! Я уважаю эту женщину за ее ирландскую поездку». Представляете? Женщину! Назвать королеву женщиной! Я так плохо рассказываю, но вы, конечно, представляете, в какую запутанную ситуацию мы попали, и особенно из-за разговора об этом ж…, с которого все и началось. — Мисс Элан вздохнула. — Но это еще не все, — продолжила она. — После обеда мисс Лэвиш подошла ко мне и заявила: «Мисс Элан! Я иду в курительную комнату побеседовать с этими милыми мужчинами. Пойдемте со мной?» Нет нужды говорить, что я отклонила столь неподобающее приглашение, но мисс Лэвиш имела дерзость сказать, что общение с Эмерсонами расширило бы мой умственный кругозор, а потом стала рассказывать, что у нее есть четверо братьев, трое из которых закончили университет, а четвертый служит в армии, и что братья ее никогда не упускают случая пообщаться с коммерсантами.

— Позвольте мне закончить эту историю, — сказал мистер Биб, вернувшийся в гостиную. — Мисс Лэвиш по очереди приглашала с собой мисс Поул, меня, еще кое-кого, а потом заявила, что отправится в курительную комнату одна. Ушла. Но не прошло и пяти минут, как она вернулась, потупив глазки, с доской для пасьянса и принялась в одиночестве раскладывать карты.

— И что же случилось в курительной комнате? — спросила Люси.

— Никто не знает, — ответил священник. — Мисс Лэвиш никогда не рискнет рассказать, а мистер Эмерсон про это давно забыл за ненадобностью.

— Скажите, мистер Биб, — продолжала Люси, — а что, этот старший мистер Эмерсон — он хороший человек или нет?

Священник рассмеялся и предложил Люси решить это самой.

— О, это так трудно! — проговорила она. — Иногда он выглядит так глупо, а иногда он мне очень нравится. Мисс Элан! А что вы думаете? Он хороший человек?

Пожилая леди покачала головой и неодобрительно вздохнула. Мистер Биб, которого этот разговор изрядно веселил, обратился к ней:

— Но вы-то, мисс Элан, просто обязаны считать его хорошим человеком после этой истории с фиалками.

— Фиалками? — встрепенулась та. — О господи! Кто вам рассказал? Пансион — это рассадник сплетен. Нет, я не смогу забыть, как они вели себя во время лекции мистера Игера в Санта-Кроче. О, бедная мисс Ханичёрч! Это было ужасно. Увы, я не изменю своего мнения. Мне не нравятся Эмерсоны. Они — плохие люди.

Мистер Биб улыбался с самым беспечным видом. Это ему принадлежала идея осторожно ввести Эмерсонов в общество пансиона Бертолини. Идея эта, правда, благополучно провалилась, и священник теперь оставался единственным человеком, питавшим по отношению к отцу и сыну дружеские чувства. Мисс Лэвиш, которая в пансионе считалась самой умной, была настроена в высшей степени враждебно; сестры Элан, самые воспитанные, были с ней солидарны. Мисс Бартлетт, озабоченная своей ролью дуэньи, разделяла их отношение к «коммерсантам». Люси… С Люси дело обстояло иначе. Из ее беглого рассказа о скандале в Санта-Кроче священник сделал вывод, что Эмерсоны совершили вполне сознательную попытку взять ее в плен и попытаться, показав мир со своей собственной, весьма странной, точки зрения, заинтересовать девушку своими печалями и радостями. Конечно же, с их стороны это была наглость, и священнику претила сама мысль о том, что их план мог бы удаться. В конечном счете он ничего не знает об Эмерсонах; радости и печали пансиона — вещи из разряда преходящих, в то время как Люси будет его прихожанкой.

Люси, посматривая через окно на мокрую Флоренцию, заявила наконец, что считает Эмерсонов хорошими людьми. Правда, их самих она уже давно не видела — даже их стулья за обедом отсутствовали.

— Но они же постоянно подстерегают вас, чтобы увести с собой, моя милая, — пытливо посмотрела на нее мисс Элан.

— Это было только раз. Шарлотте это не понравилось, и она мне выговорила, впрочем, очень вежливо.

— Это правильно, — заявила мисс Элан. — Это люди не нашего круга, и они обязаны знать свое место.

Мистер Биб считал, что Эмерсонам лучше вообще исчезнуть из всех этих кругов и всех этих мест. Они отказались от попыток войти в общество, и теперь отец был таким же молчаливым, как сын. Священник подумал, а не организовать ли для этих симпатичных ему людей какую-нибудь приятную прогулку напоследок, и чтобы их сопровождала Люси, которая хорошо относится и к отцу и к сыну? Одним из главных удовольствий в своей жизни мистер Биб считал делать так, чтобы у людей, с которыми он когда-либо сходился, оставались приятные воспоминания.

Пока они болтали в гостиной, приблизился вечер. Небо над городом прояснилось, деревья и холмы заиграли ясными красками, а поверхность Арно очистилась от грязи и пошла бликами. Между облаками показались островки синевы, по земле заскользили пятна водянистого света, и вот в лучах заходящего солнца засверкал мокрый фасад Сан-Миниато.

— Слишком поздно выходить, — с облегчением в голосе заявила мисс Элан. — Все галереи уже закрыты.

— А я выйду, — сказала Люси. — Я хочу проехать по всему городу на электрическом трамвае, на площадке рядом с водителем.

Собеседники Люси стали очень серьезными. Мистер Биб, который чувствовал себя ответственным за Люси в отсутствие мисс Бартлетт, сделал попытку вмешаться:

— Мы бы тоже были не прочь, но у меня накопились письма. И если уж вы желаете отправиться в одиночку, почему бы не пешком?

— На площадках в трамвае полно этих итальянцев. Вы же знаете, дорогая! — вторила мистеру Бибу мисс Элан.

— Может быть, я встречу человека, который согласится меня сопровождать и покажет мне город.