— И?
— Так что, я думаю, он ждет.
— Что, замужество? Вы, ребята, уже сделали дело….
— Я не знаю.
Я вздохнула и откинулась на спинку стула, на котором сидела.
— Сегодня утром он приготовил кофе и блинчики, а потом ушел на пару часов на работу. Он поцеловал меня на прощание, но это было довольно платонически.
— Я не могу представить, чтобы эти губы были платоническими в чем-либо.
— Не воображай вообще его губы, — приказала я.
— Успокойся, тигрица, — ответила она — Ты же знаешь, что мои вкусы больше склоняются к длинноволосым байкерам.
— Не напоминай мне.
— И что? — спросила она. — Вы просто друзья?
— Нет. — По крайней мере, в этом я была уверена. — Он сказал своей семье, что хочет жениться на мне.
— Чего-чего? — практически закричала она.
— Без шуток.
— Немного поторопился, да?
— Я не думаю, что он был полностью серьезен.
— Тревор похож на парня, который говорит то, что не имеет в виду?
— Нет.
— Что ж.
— Ага.
— Чем ты планируешь заняться?
— Понятия не имею, — призналась я. Мысль о том, чтобы выйти замуж за кого-то, приводила меня в ужас. Черт, мысль о том, чтобы просто жить с кем-то, приводила меня в ужас. Брак был грандиозным, эпическим изменением жизни.
— Он любит тебя, — мягко сказала Миранда. — Это много…
— Я знаю.
Я смотрела на Этту во дворе, испачкавшуюся до чертиков и счастливую, какой я ее никогда не видела. Это могла быть наша жизнь — мужчина, дом, собака, бесконечный двор, где можно играть — это могло стать нашей реальностью, если я просто протяну руку и возьму это.
— Ты любишь его? — спросила Миранда.
— Откуда я знаю?
— Ты знаешь, — мгновенно ответила она.
* * *
В тот же день Этта и я поехали в город с Тревором, чтобы купить продукты и одежду для Этты, чтобы она могла носить ее на улице. Я слишком поздно поняла, что ее леггинсы и теннисные туфли не созданы для загородной жизни. К тому времени, как она вошла внутрь, чтобы принять теплую ванну, все было безнадежно запачкано глиной, смешанной с грязью вокруг дома.
По словам Тревора, ей нужны были резиновые сапоги и джинсы, если она собиралась быть деревенской девушкой, и, поскольку после беспорядка, который она устроила ранее, у нее осталась только пара сандалий, я с благодарностью приняла эту идею. Вот так мы и оказались в обувном отделе местного магазина, примеряя ботинки на двухлетнем ребенке, который не хотел участвовать в этом процессе.
— Этта, какие тебе нравятся?
— Я люблю печенье, — ответила она.
— Я знаю, — ответила я, усаживая ее на скамейку в пятнадцатый раз. — Но ты уже получила печенье, и теперь пришло время для ботинок. Какие ботинки тебе нравятся?
Она не удосужилась ответить, когда я засунула ее ноги в розовые сапоги принцессы.
— Мне нравятся такие, — сказала она, указывая на другую пару, как только я надела ей на ноги розовые сапоги.
— Вот, пожалуйста, — сказал Тревор, протягивая мне зеленые крокодиловые сапоги, на которые она указывала.
Я сменила ботинки и помогла Этте слезть со скамейки, хотя она снова и снова доказывала, что может сделать это сама. Пройдясь туда-сюда несколько раз, она снова указала на розовые сапоги.
— Мне нравятся такие.
— Я думала, тебе нравятся зеленые? — спросила я, теряя терпение. Не знаю, зачем я вообще спросила ее мнение. Ей два, всего. Ей было бы все равно, если бы я каждый день одевала ее в костюм обезьяны.
