— Конечно, я вас помню, — ответила я с улыбкой. — Это Этта.
— Привет, Этта, — сказала Лиз, немного наклоняясь, чтобы видеть лицо Этты. — Здесь как-то ошеломительно, не так ли? Впрочем, ты к этому привыкнешь, а когда будешь готова, в другой комнате игрушки.
Этта не ответила, но слегка улыбнулась, сжав во рту большой палец.
— Иногда ей требуется время, чтобы привыкнуть, — сказала я извиняющимся тоном.
— Ой, я ее не виню, — сказала Лиз, усмехнувшись, и снова выпрямилась — Мы шумная компания.
Она ушла почти так же быстро, как и пришла, заверив всех, что ужин почти готов и ей не нужна помощь. Когда Лиз вышла из комнаты, вошла маленькая девочка и забралась Тревору на колено. Все тело Этты напряглось, пока она смотрела, затем расслабилось. Малышка была очарована той, кто, как я поняла, была старшей дочерью Кейт.
— Привет, я Сейдж, — сказала она, представившись мне, как только села.
— Я Морган, а это Этта, — ответила я, немного покачивая Этту у себя на коленях. — Сейчас она решила притвориться застенчивой.
— Я не виню тебя, — заговорщицки сказал Сейдж Этте. — Это держит этих надоедливых мальчиков подальше.
— Мальчики прочь, — согласилась Этта, чуть наклонившись к Сейдж.
— Но у нас есть игрушки в другой комнате, — сказала Сейдж, пожимая одним плечом. — Если захочешь поиграть.
— Я играю, — ответила Этта, полностью садясь.
— Все хорошо? — спросила меня Сейдж.
— Это как раз по ту сторону стены, — сказал Тревор, указывая подбородком на комнату с игрушками.
— Со мной все в порядке, — ответила я, позволяя Этте слезть с моих колен.
Она вышла из комнаты вслед за Сейдж, даже не оглянувшись.
— Дети странные, — со смехом сказала Кейт. — Как так можно легко заводить друзей?
— Понятия не имею, — сказала я, качая головой.
Разговор начался снова, и вскоре я стала его частью. С семьями Харрис и Эванс было легко быть рядом, как я помнила с детства. Было облегчением узнать, что я нервничала без причины.
Полчаса спустя я чувствовала себя довольно хорошо во всей этой компании, когда я воспользовалась ванной и вымыла руки. Этта хорошо проводила время, семья Тревора была очень гостеприимна, и я не чувствовала себя не в своей тарелке с первых нескольких минут в доме. Но я почувствовала себя так, будто меня сбила машина, когда я вышла из ванной и услышала разговор, происходящий между Тревором и его родителями. Должно быть, они прибыли сразу после того, как я ушла в ванную.
— Ты же знаешь, что тебе всегда рады, — сказал Майк. — Просто все немного разволновались…
— Я не был взволнован, — ровно ответил Тревор. — И мама была довольно ясной.
— Я была просто расстроена, — сказала Элли. — Я не понимаю, как ты можешь так говорить о своем брате.
— Как что? Как будто он был человеком? Как будто он был подлецом, который бросил свою дочь и не оглянулся?
— Тревор, — предупреждающе сказал Майк.
— Я любил его так же сильно, как и ты, но не собираюсь притворяться, что он святой.
— Никто не просит тебя об этом, сынок.
— Все это из-за этой женщины? — спросила Элли, заставив мое горло сжаться. — Что на тебя нашло?
— Мы что, собираемся притвориться, что никто из нас не был зол на Генри, когда мы узнали, что он сделал? — устало спросил Тревор.
— Так ты оправдываешься? — спросила Элли, ее голос смягчился. — Потому что ты злишься на него?
— Господи Иисусе, мама, — с отвращением произнес Тревор. Они все еще не заметили меня в конце коридора. — Я влюблен в Морган. Сказать, что это как-то связано с Генри, все равно что сказать, что «Гиганты» выиграют Суперкубок, потому что вчера Брам решил надеть оранжевую футболку.
— Я думаю…
— Нет, — оборвал ее Тревор. Элли стояла ко мне спиной, поэтому я не могла видеть выражения ее лица, но я никогда не забуду выражение лица Тревора, когда он оборвал ее. — Это закончится сейчас. — Он взглянул на отца, который был на удивление молчалив. — Я влюблен в Морган. Она веселая, добрая и упрямая, как черт, и в какой-то момент я хочу создать с ней семью. Мама, можешь злиться из-за этого, если хочешь, но я прямо сейчас говорю тебе, — он сделал паузу, глубоко вздохнув, — что ты не выиграешь. Все, что ты сделаешь, это лишь гарантируешь, что я не подпущу тебя ни к ней, ни к Этте. Генри сделал достаточно — эта семья больше не подбросит им еще какого-либо дерьма.
Должно быть, я наделала шума, потому что, как только Тревор закончил говорить, его глаза встретились с моими, и он поднял руку в моем направлении.
— Ты готова идти, детка? — спросил он. — Думаю, мы вернемся на ужин в другой раз.
Тревор подошел ко мне и обхватил мои длинные пальцы своими, затем провел меня мимо своих родителей, убедившись, что является прочным барьером между нами. Если бы он спросил, я бы сказала ему, что ему не нужно этого делать. Я не боялась их.
В какой-то момент между тем, как он сказал им, что любит меня, и его отказом слушать хоть слово, которое они могли сказать, у меня словно вырос этот странный барьер, из-за которого мне казалось, что ничто не может меня коснуться. Я спокойно схватила сумку Этты и сунула ноги в туфли, а Тревор взял ребенка, и менее чем через две минуты мы вышли из парадной двери и пошли к грузовику. Мы забрались, не говоря ни слова, и вместо того чтобы ехать домой, Тревор направился в город.
Только когда он заказал нам гамбургеры и картошку фри в небольшой забегаловке, я, наконец, обрела голос.
— Я люблю тебя, — сказала я, как только он откусил большой кусок своего гамбургера. — Знаю, наверное, сейчас самое дерьмовое время, чтобы сказать тебе это, после всего того, что произошло с твоими родителями, но…
Он уронил гамбургер и обвил рукой мою шею, и когда тот поцеловал меня, его вкус был как соус тысячи островов, которым они полили его гамбургер, и немного лука. Но это не имело значения. Его губы были одновременно мягкими и требовательными, когда Тревор прижался ими к моим, а рукой крепко сжал мою шею, обеспечив якорь, в котором я до этого момента не осознавала, что нуждалась.
