Мне не нравилось, что я создаю такую проблему между ним и его мамой, но я не собиралась становиться мучеником. Хотя знала, что лучше не думать, что, если я исчезну, для них все вернется на круги своя. Слишком много было сказано, и она слишком сильно перегнула палку, чтобы что-то исправить так легко.
— Пожалуйста, скажи мне, что ты не приготовила кофе, — хрипло сказал Тревор, входя на кухню.
— Конечно, нет, — ответила я, подавая Этте ее тарелку яичницы-болтуньи. — Даже мне не нравится мой кофе.
— Я могу показать тебе, как это делается, — сказал он, ухмыляясь, пока шаркал к кофейнику.
— Но тогда мне придется его готовить, — заметила я, раскладывая оставшиеся яйца по двум тарелкам. — Зачем мне это?
— Хороший вопрос, — ответил он. Потом подошел ко мне и нежно поцеловал. — Доброе утро.
— Доброе утро, — прошептала я в ответ.
Он взял у меня тарелки и отнес их к столу, целуя Этту в макушку, проходя мимо нее.
— Привет, Твево, — сказала Этта, совершенно не обращая внимания на изменение динамики.
Мы позавтракали в дружеской тишине и взяли собаку на утреннюю прогулку, но не успели в город на утренний фильм, как планировали, потому что у нас появилась неожиданная компания.
— Дерьмо, — пробормотал Тревор, пока мы смотрели, как его родители приближаются по подъездной дорожке.
Я не вторила его чувству, но я его почувствовала. Плащ непобедимости, который носила прошлой ночью, рассеялся в свете дня, и я внезапно почувствовала себя очень незащищенной, даже несмотря на то, что Тревор стоял рядом со мной. Знать, что ты кому-то не нравишься, — неприятное чувство, а знание того, что ты ничего не можешь сделать, чтобы изменить его мнение, делает его еще хуже.
— Этта, — сказала я, подзывая ее к себе, когда она двинулась к подъездной дорожке. — Отнеси Коди на траву, чтобы он не поранил лапы о гравий.
Мое оправдание, чтобы она ушла от бабушки и дедушки, было неубедительным, но, к счастью, оно показалось ей разумным, и она нетерпеливо позвала Коди, направляясь к стене дома.
— Если они скажут что-нибудь дерьмовое, отведи Этту в дом, — тихо сказал Тревор, когда его родители вылезли из внедорожника. — Я не думаю, что смогу сохранять хладнокровие.
— Да, сможешь, — ответила я, успокаивающе кладя руку ему на спину.
К тому времени, как Майк и Элли добрались до нас, мои руки были скрещены на груди, а Тревор так напрягся, что я боялась, что он сорвется.
— Прости, — сказала его мама, не утруждая себя приветствием. — Я не хочу ссориться с тобой.
Тревор немного смягчился — я могла судить об этом по его плечам под фланелевой одеждой, — но он не сказал ни слова, только кивнул.
— Мне тяжело со всем этим, — сказала Элли, покусывая щеку изнутри и переминаясь.
— Она хочет сказать, что знает, что ты взрослый и сам принимаешь решения. И мы поддерживаем вас во всем, что вы делаете, — твердо добавил Майк.
— Я не хочу потерять еще одного из моих мальчиков, — сказала Элли едва слышным шепотом.
— Этого никогда не должно было случиться, — ответил Тревор.
Все замолчали, не зная, что еще сказать. Элли извинилась, и Тревор смягчился, но не пытался продолжить разговор. Он также не пригласил своих родителей внутрь.
— Я люблю тебя, — наконец, произнесла Элли, шагнув вперед, чтобы крепко обнять Тревора.
— Я тоже люблю тебя, мама, — сказал он, обнимая ее за плечи.
Когда он больше ничего не сказал, она улыбнулась ему рассеянной улыбкой и вернулась к машине, оставив его отца стоять с нами на подъездной дорожке.
— Я очень сожалею о прошлой ночи, — сказал мне Майк.
— Все в порядке, — ответила я.
— Ну, нет, — сказал он, наклонив голову. — Это не так. — Мужчина посмотрел на Тревора. — Но мы семья, и семья сплочается в трудные времена.
— Это может занять у меня время, — честно сказал ему Тревор.
— Понятно. — Майк посмотрел на Этту и увидел, как она присела, чтобы что-то сказать Коди. — Но мы бы хотели видеть вас время от времени.
— Я позвоню маме позже на этой неделе, — уступил Тревор. — Это лучшее, что я могу сделать на данный момент.
— Хорошо. — Кивнув на прощание, Майк повернулся и пошел обратно к машине.
Я смотрела, как они уезжают, с кислым чувством в животе, которое только усиливалось, пока Тревора обнимал меня за плечо.
— Ты должен оставить это, — сказала я, удивив даже саму себя.
— Что?
— Ты должен отпустить… — повторила я. — Просто отпусти.
— Нет, — ответил он — Это так не работает.
— Может быть, так и должно быть, — сказала я, пожимая плечами, когда он уставился на меня. — Послушай, я не думаю, что мы станем лучшими друзьями. — усмехнулась я Тревору, — но это твоя мама. Это бабушка Этты. Жизнь слишком коротка, чтобы таить обиды.
