Сидя на заднем сиденье, безэмоционально смотрю на улицу. Я онемела. Такое ощущение, что я оставила там часть себя. Там, где он сейчас. Меня разрывает от мысли о его последних словах и от того, насколько мы сломаны. Потому что, по правде говоря, я бы прямо сейчас развернулась, упала бы перед ним на колени и обнимала бы его, целовала и плакала.
Но мы в пути уже час, и Китон напряженно смотрит сквозь лобовое стекло. Он звонит Оливии каждые пятнадцать минут, чтобы спросить, все ли с ней в порядке и не потерял ли Мейсон контроль над собой. С ней все в порядке. Мейсон все еще сидит на полу в коридоре и смотрит на дверь. Она не трогает его.
Я ненавижу мысль о том, как он должен себя чувствовать сейчас. Ненавижу, что видела слезы в его глазах. Столько чувств, которых никогда не ожидала по отношению к себе, и, что хуже всего, я не могу в них поверить.
Райли тоже здесь. Наверное, он боится, что я что-то сделаю с собой, и, должна признать, его страх не беспочвенен. Я не хочу быть без него, не могу этого сделать. Вся решимость, моя уверенность в себе, все исчезло. Чем дальше мы едем, тем больше я чувствую, как пустота во мне становится все больше и пожирает меня сильнее.
Китон вернется назад, когда отвезет меня. Он говорит, что Мейсону лучше побыть вдали от города, поэтому они пробудут там еще несколько недель. Китон, наверное, не так представлял себе этот отпуск, но и я тоже. Это был мой первый отпуск, и я никогда больше не хочу другого.
Одна лишь мысль о его имени разрывает меня на части. Когда я думаю о его глазах, мне хочется выть. Все те моменты, которые мы пережили друг с другом, простреливают через мою голову. И я ненавижу, что мой мозг показывает мне только красивые вещи. Он иногда улыбался мне. Каким он мог быть нежным, когда хотел. Как гладил по моим волосам, думая, что я уже сплю. Или во время прогулки он иногда просто брал меня за руку. Когда забирался ко мне в душ, чтобы просто обнимать меня сзади. Мы оба под бурлящей водой, совсем без секса, только он и я. Когда он сидел рядом со мной на качелях в саду, и мы просто молчали на рассвете. Или когда он забрал меня из Нью-Йорка, потом вымыл и причесал. И как он смотрел на меня, как будто должен был защитить, как будто я того стоила. Мы оба на рельсах, и он обнимал меня, его пальцы на моей шее, слушал мой рассказ, совершенно не осуждая меня при этом. Наша первая встреча на том кладбище, когда я сидела под дождем у него на коленях, а он смотрел на меня так, словно я была его спасительным якорем. Как я сидела прямо здесь с Мейсоном и обнимала его, как он держал меня, когда я спала и обслюнявила его. И как он целовал меня в макушку, когда думал, что никто не замечает. Я все еще чувствую его аромат и его пальцы на своем теле.
Мы пережили все это только потому, что с моей помощью он хотел забыть ее? Была ли я просто заменителем чего бы то ни было? Небольшое горячее отвлечение, чтобы ему не пришлось думать о своих истинных чувствах? Это было так реально, так интенсивно и глубоко. Я думала, что его поглотило то же самое, что и меня.
Слезы тихо льются по моим щекам. Я едва это замечаю, пока Райли без слов не протягивает мне пачку салфеток, которые я принимаю и громко всхлипываю.
Но что-то хорошее, все-таки, тоже есть. Теперь у меня есть отец и мать. Останутся ли они сейчас, после того, как все закончилось?
Посмотрев вперед, замечаю, что Китон наблюдает за мной в зеркало заднего вида.
Он глубоко вздыхает.
— Так будет лучше для тебя. Когда-нибудь ты это увидишь.
— Я не могу дышать без него. Я думала, что и он без меня не может. — Мой голос хриплый, я едва его узнаю.
— Ты можешь дышать. Ты делаешь это сейчас, — говорит он. — И будешь продолжать дышать. Поначалу будет трудно, но со временем станет все легче и легче.
— Сейчас не верится в это, — отвечаю я и снова смотрю в окно, наблюдая, как другие машины мчатся мимо нас. Я завидую людям, которым не приходится чувствовать эту боль. Она такая всепоглощающая, что я начинаю закрываться от самой себя.
Так же, как и раньше, когда я была еще ребенком.
— Сейчас так не кажется, я знаю. И наверняка будет больно еще целую вечность. Но в какой-то момент все просто закончится с одного на другой день. — Я люблю Китона. Он невероятный человек, хотя иногда немного строг. Но у него доброе сердце, и этого Мейсону очень часто не хватает.
— Мой отец всегда говорил, что из меня никогда ничего не выйдет, и я окажусь в сточной канаве, откуда я родом. Он сказал, что я всегда сама виновата во всем, что происходит со мной в жизни. — Мысль о нем заставляет ярость на Мейсона утихнуть, потому что если когда-либо было большее чудовище, чем он, то это был мой отец. Я даже не желала ему быстрой смерти, которая у него была из-за рака поджелудочной железы.
— Твой отец был тем еще ублюдком, — сухо замечает он. — У человека, который так поступает с собственной плотью и кровью, проблемы с самим собой, и он в состоянии говорить только чушь. — Райли немного озадачено смотрит на меня, и я сама сбита с толку, потому что Китон, видимо, обо всем знает. Не думаю, что это Оливия ему что-то рассказала, просто Китон Раш всегда в курсе всего.
— Я ненавижу свою жизнь, — сухо бормочу я, откидывая голову на мягкую кожу.
— Райли будет с тобой рядом, пока ты ненавидишь свою жизнь, — Китон говорит голосом, который не терпит возражений. — Будет присматривать за тобой. Ты не будешь связываться с Мейсоном, поняла меня, Эмилия?
Господи, одна лишь мысль о невозможности связаться с ним, когда захочется, убивает меня.
— Я хочу только лучшего для тебя. Если вы предназначены друг для друга, рано или поздно снова встретитесь. Но то, как это происходит сейчас, будет приносить вам одну лишь боль.
Он прав, я знаю, но ненавижу признавать эти слова.
— Если, все-таки, захочешь с ним связаться, скажи об этом Райли, позвони Оливии или мне. — Он настойчиво гипнотизирует меня через зеркало заднего вида. — Ты поняла меня?
Я киваю.
Да, я поняла. И мне кажется, буду делать именно так.
Пришло время нового начала без Мейсона Раш.
***
Мейсон
Я сижу здесь, как собака, Эмилия, и смотрю на входную дверь — голова Мисси у меня на коленях, а моя рука между ее ушами. Пол под моей задницей твердый, но я его не чувствую. Я уже давно не чувствую своего тела, и, по-моему, так даже лучше.
Снова и снова я вижу ноги моей матери, когда она проходит мимо меня, но никак не реагирую. Я не могу. Ты ушла, Эмилия, с папой и Райли. Ты просто ушла. Я сказал тебе, что люблю тебя, и ты ушла. Но я говорил правду. Черт возьми, детка, что мы наделали? Что я с тобой сделал?
Мысленно пытаюсь вернуться в тот момент, когда очнулся.
Внезапно понимаю, что это было в тот момент, когда ты стояла передо мной… а я был в другой женщине, которая потеряла вдруг всякий смысл. Она поблекла и сразу стала совсем не такой, какой я видел ее все это время. Она была одной из многих, Эмилия, и я понял это только тогда, когда увидел единственную из всех. Такую сломленную. Такую искалеченную. Задыхающуюся. Падающую в бездну, в которую я собственноручно толкнул тебя. Мои колени почти подогнулись подо мной, и я упал туда же, детка.
Эмилия, мне потребовалась ровно неделя, чтобы потерять тебя после того, как прошло столько времени, пока я завоевал тебя для меня. Потребуется целая жизнь, чтобы забыть тебя. И забвение не наступит до тех пор, пока я не сделаю свой последний вздох. Еще на проклятом смертном ложе я буду думать о тебе. О твоих голубых глазах, цвета океана, о твоих черных длинных волосах, Эмилия. Ты — богиня, ты, вообще, знаешь об этом? А я — долбаный пилигрим, который поклоняется тебе, но никогда не показывал того, что ты пробуждаешь во мне. Такое глубокое благоговение, что этого было слишком много. Поэтому я предпочел, чтобы ты была заперта, и была там только для меня. Чтобы никто не видел, как ты прекрасна, когда смеешься. Насколько уникальна, когда сидишь на качелях, потерянная в своих мыслях. Как чувственно каждое твое движение. Такая неуверенная и заслуживающая защиты, когда смотришь на меня так, как всегда, Эмилия. Ты могла бы одним взглядом ставить королевства на колени и сводить мужчин с ума. Но ты не знаешь этого. Даже не догадываешься, какую власть имеешь надо мной, Эмилия. И я трус, потому что никогда не позволял тебе этого видеть.
Я не хочу, чтобы кто-то другой видел, насколько ты особенна.
Я не хочу этого. Я не могу.
Я такой глупый маленький ублюдок, и мне жаль, что папа не выбил из меня все дерьмо, потому что он не сделает мне такого одолжения.
Я толкнул тебя, и Райли был рядом, чтобы поймать тебя. И я ненавижу себя за это, Эмилия.
Как бы я хотел сказать тебе, что это было необдуманно и глупо, одноразовое безумство. Что был пьян и не понимал, что делаю… но это будет очередная ложь, Эмилия. Потому что я точно знал, что делаю. Я так этого хотел. Ее хотел. Иллюзия того, что она — то, что мне на самом деле нужно. Незакомплексованная, уверенная в себе, сексуальная, чувственная и сильная. Свет, каким Райли был для тебя. Но оказалось, Эмилия, что я тупой и это не соответствует действительности. Я не люблю Черри. Может быть, когда-то любил ее. По крайней мере, я был полон тестостерона и воображал, что влюблен в нее. Просто она была такой горячей и непохожей на всех других женщин окружающих меня. Как я мог быть таким глупым и уничтожить то, что у меня было с тобой? Такое интенсивное и реальное. Без единого слова, только через язык наших тел, как будто наши души связаны — таким образом, который невозможно увидеть глазами. Ты единственная, кто смог забраться мне под кожу, Эмилия. И тут у Черри нет никаких шансов, как бы она ни была уверена в себе.
