— Ничего, если я войду?
— Входи, — отвечаю я. Мне нужен кто-то прямо сейчас.
Она улыбается и садится на свободное место рядом со мной.
— Ты уже звонила маме?
Я качаю головой.
— Честно говоря, я не хочу никому говорить. Она захочет прилететь сюда и позаботиться обо мне, а этого я не хочу. Мне нужно время, чтобы отдышаться, смириться, принять это. — Я потираю живот. — Ты сможешь подвезти меня домой, когда меня отпустят?
Она сжимает свою руку над моей.
— Конечно. — Она открывает рот и тут же закрывает его. Она хочет поговорить о Далласе, скорее всего, хочет, чтобы мы наладили отношения, но сейчас это невозможно.
Как я и сказала Далласу, теперь я все понимаю. Я знаю, каково это – потерять кого-то, кого ты так сильно любишь, с кем, как ты думал, ты проведешь годы.
И я понимаю, что никогда не хотела отпускать его.
***
Прошло три дня с тех пор, как Стелла привезла меня домой из больницы.
У меня все болит. Истощена. Безнадежна.
Звонки и сообщения игнорируются, и единственная причина, по которой я видела Лорен, – это то, что у нее есть запасной ключ от моей квартиры, и она зашла ко мне без приглашения. Я эгоистична, потому что они беспокоятся обо мне, но я хочу, чтобы меня оставили в покое. Я попросила Далласа дать мне немного пространства, и, за исключением нескольких сообщений, он так и сделал. Но никакие слова, никакие нотации, ничто не остановит меня от чувства вины в этом. Я была слишком напряжена. Я неправильно питалась. Мне следовало больше отдыхать. Чувство вины за то, что это мое тело потеряло моего ребенка, убивает меня.
Я позвонила маме в тот день, когда вернулась домой. Мы плакали. Она молилась. Она умоляла прилететь сюда, чтобы быть со мной, а я умоляла ее не делать этого.
Я читаю очередную статью о синдроме исчезающих близнецов, когда слышу, как открывается моя входная дверь. Я разворачиваюсь на диване и закрываю ноутбук в тот же момент, когда входит Лорен, одетая в свою медицинскую форму и идет прямо на кухню, как будто она здесь хозяйка.
— Привет, девочка, — зовет она, когда я встречаю ее. — Надеюсь, у тебя есть аппетит. — Она включает духовку и начинает доставать контейнеры с готовой едой. — Сегодня в меню тако.
Я просматриваю все продукты, разложенные на прилавке. Мясо. Салат-латук. Сыр. Сальса. Гуакамоле.
— Ты все это приготовила? — спрашиваю я. — Разве тебе не нужно было работать?
Она смеется, снимая крышку с мяса и выливая его в кастрюлю.
— Милая, ты же знаешь, что моя готовка – дерьмо. Хотя разогревать я умею неплохо. — Она включает конфорку. — Даллас сделал все это вчера вечером перед уходом на работу и попросил меня принести это сюда.
Я фыркнула.
— Почему? Он боится, что я недостаточно хорошо питаюсь, и мы потеряем второго ребенка? — Слова вырываются прежде, чем я успеваю остановить себя.
Она бросает на меня взгляд.
— Нет. И мы оба знаем, что он так не думает, так что перестань вести себя как соплячка.
— Прости? — огрызаюсь я.
— Ты меня слышала, — говорит она, возвращая свое внимание к плите. — Перестань вести себя как ребенок.
Я надулась. Я задыхаюсь. Я хочу вышвырнуть ее из своей квартиры, но она продолжает:
— Я понимаю, что тебе больно, но не забывай, что ты не единственная, кто переживает эту потерю. Мой брат тоже.
Я прижимаю палец к груди.
— Это он пытался обвинить меня в потере ребенка.
— Он сказал эти слова?
— Ну... не совсем.
— Единственное, что точно в твоем аргументе, это то, что он никогда не говорил, что ты виновата. Ни разу. Ты злишься на него, потому что тебе больше не на кого злиться – потому что никто не виноват. Никто. Вы слышали доктора. Выкидыш случился бы, несмотря ни на что.
— Я не виню его за выкидыш.
— Но ты винишь его в том, что произошло до выкидыша. Тебе нужно на что-то свалить вину за потерю ребенка, поэтому ты сваливаешь все на вещи Люси в его доме.
— Не делай этого, Лорен, — бормочу я. — Я не буду говорить с тобой об этом.
— Тогда не говори со мной. Поговори с ним. Пожалуйста.
— Я поговорила. Мы переписывались несколько раз.
— У Мейвен сегодня ночевка. Пусть он придет.
