— Может, ты этого не знаешь, но я з-знаю, — говорит Мэгги. — Он позволил мне записать его признание на диктофон, со всеми деталями, которые он знает. Оно на моём телефоне.
— Это ничего не исправит, — говорю я ему. — Доктор Киркпатрик мертва. Ты не можешь исправить это, да?
Адам вообще ничего не отвечает. Он просто кивает, а затем отходит назад на несколько шагов, где они, должно быть, нашли меня. Я почти ожидаю, что он продолжит идти, но он останавливается. Просто стоит в ожидании, его профиль застыл в лунном свете.
— Это по-настоящему, ты знаешь, — тихо говорит Мэгги. — То, что он к тебе чувствует.
— Забавно, я думала, ты была в команде «Держись-на-хер-подальше-от-Адама» всего пару дней назад.
— Была.
— И что? Ты обнаружила, что он действительно такой плохой, как ты и думала, — чёрт, да даже хуже, — и внезапно ты считаешь его героем дня?
— Я этого н-не говорила. Я до сих пор не уверена, что думаю насчёт него.
Снова бросаю взгляд на заднюю дверь. Он всё ещё там.
— Зато я знаю, что думаю. Думаю, он предал меня.
Мэгги садится на стул, вздыхая.
— Да уж, только н-не начинай бросаться камнями в свой маленький дом из с-стекла.
— Что это значит?
Мэгз сурово смотрит на меня.
— Это значит, что ты тоже п-предала меня.
Вздрагиваю от её слов, разрываясь между страхом и любопытством.
— Что случилось, Мэгз? Расскажи мне, что с нами случилось.
— Они случились с тобой, Хлоя.
Её лицо становится тёмным и грустным.
— Я г-говорила тебе, что эта группа была ошибкой. Это была почти что секта. Вы тусили в одних и тех же местах, носили похожую одежду. Ради Бога, вы начали в-встречаться друг с другом.
Качаю головой.
— Это всё ещё не имеет смысла, Мэгги. Мы не переставали быть друзьями, когда ты была одержима своим Дэнни или когда я была в волейбольной команде и практиковалась десять тысяч раз в неделю.
— Потому что это не оскорбляло меня! — Она делает судорожный вздох, и я вижу, что её глаза блестят. Её подбородок дрожит, когда она снова заговаривает: — Когда я с-сказала тебе, что что-то не так, ты ответила, что у меня паранойя. Время от времени ты сторонилась меня, а когда игнорирования стало недостаточно, ты устроила стычку. Ты у-унизила меня на пару со своими учебными сучками и с-сказала, что хочешь помочь. Ты сказала мне, что, может, мне стоит больше в-времени посвящать медитации, и тогда возможно я н-не буду, в-в-возможно не буду...
Я заполняю паузу севшим голосом.
— Заикаться.
Этого не может быть. Я не могла такое сказать. Но её слова вызывают покалывание в моих мыслях, всплывая из памяти, которая только и ждёт, чтобы вернуться.
— Ты всегда з-защищала меня, — говорит она, сердито вытирая слезы со щёк. — Даже во втором к-классе, ты никогда не п-поступала со мной по-другому. До того д-дня.
Я откидываюсь к стене, моё сердце разлетается на осколки.
Теперь мы обе плачем, и тихие всхлипы периодически нарушают тишину кухни. Наконец я обретаю голос, столь же дрожащий и слабый, как и я сама.
— Даже не знаю, что тут сказать. Знаю, «прости» недостаточно. И я не знаю, чего было бы достаточно. Не понимаю, как я вообще могла поверить...
Она продолжает там, где я остановилась, придвигаясь ближе.
— Они заставили тебя поверить. Ты в-верила этим людям и всему д-дерьму, которым они тебя пичкали, Хлоя. Возможно, не настолько сильно, как другие, но ты верила им.
Я подавляю дрожь, всё ещё возмущаясь от идеи, что могла сказать такие слова. Мэгги не готова продолжать эту тему. Она смотрит за меня, на заднюю дверь, где всё ещё ждет Адам. В лунном свете я вижу его резкий профиль, его острый подбородок и тонкий нос.
— И он им тоже поверил.
***
Выхожу наружу, и он поворачивается ко мне. Он симпатичнее, чем любой парень имеет право быть, и слишком красив для тех уродских поступков, что он совершил.
— Я не верю тебе, — говорю я.
Он не смотрит на меня, но вздрагивает, как будто это ранит его. Таким образом я понимаю, что он принимает это.
— Это не меняет того факта, что я хочу помочь, — отвечает он.
— Может, я не хочу твоей помощи.
Адам поворачивается ко мне с каменным выражением лица.
— Тогда я пойду в полицию и расскажу всё, что знаю.
— Что?
— Ты слышала меня.
У меня внутри разгорается ярость, посылая жар, несмотря на снег.
— Если ты сделаешь это, у нас ничего не останется. Мы можем никогда не найти доказательства, которые у меня были.
Адам пожимает плечами, и я чувствую, как сжимается моя челюсть.
— Адам, против Дэниела Таннера будут только мои слова! Ты хоть понимаешь, что единственное доказательство, которое у меня есть, я украла у недавней жертвы убийства? Он выйдет из этого дерьма, даже не запачкавшись, а вот меня, возможно, сочтут убийцей!
— Мне плевать.
— Тебе плевать? Тебя не волнует, что меня, возможно, начнут подозревать в убийстве?