- Очень вкусно, - поднимаю я взгляд на Далета. Он так и стоит у плиты, теперь чуть улыбаясь, как мне показалось, ехидно - А ты почему не ешь? Отравлено?
Все краски мгновенно схлынули с лица Далета.
- Я берсерк, - голос мужчины наполнен яростью, - Моя родовая честь осталась при мне. Я никогда бы не посмел отравить ту, что стоит на грани. Даже не будь на мне этого, - выставил он вперёд свой браслет.
У Лео на запястье надет точно такой же. Даже два. Символ каторги? Артефакт? Не знаю.
- Садись за стол и ешь. Я пошутила.
- Благодарю вас, госпожа, - краски медленно возвращаются на суровое лицо мужчины. Да, он не столько хорош собой, сколько статен. И его облик совершенно не вяжется со статусом каторжника, - Что мне позволено взять и сколько?
- Я хочу, чтоб в моем доме все были сыты. Ешь, сколько хочешь и что хочешь.
- Благодарю, - вздрагивают темные кудри. Мужчина торопливо наполняет самую невзрачную миску едой. Пальцы чуть не дрожат от плохо скрываемого восторга. Ведь он голодный. Как я умудрилась это прохлопать? Отправила готовить и не предложила поесть самому. Тот ещё из меня рабовладелец!
Мужчина подходит к столу, мнется. Наконец задаёт вопрос.
- Мне дозволено использовать стул?
- Безусловно, - оторопело отвечаю я, - И Лео тоже. Вы смело можете есть за этим столом.
- Благословение Морриган коснулось нас в этот удивительный день. Ее дочь очень щедра.
- Откуда ты знаешь мою мать?
- Меня не так долго не было на родине, чтобы забыть, госпожа, - вспыхивают золотом изумрудные глаза.
Мужчина занимает место напротив и с видимым наслаждением приступает к еде. Тонкие длинные пальцы, скорее женские, чем принадлежащие воину или тому, кем он был до того, как попал ко мне. Едва слышно размыкаются губы, пухлые, мягкие, как две налитые вишни.
Я любуюсь этой жаждой жизни, этим умением наслаждаться моментом, да что там, этим мужчиной. Он действительно красив той необычной красотой, тонкой, лёгкой, которую так редко встретишь.
- Эта мазь для тебя, - запоздало вспоминаю я про пузырек с согревающим средством, - Намажь перед сном те мышцы, что болят. Главное, убери со стола и смотри, чтобы в глаза не попало.
- У меня ничего не болит, - вскидывает он на меня глаза, в которых читается просто бездна самого искреннего удивления, - Благодарю за заботу, хозяйка, - тут же опускаются вниз пушистые ресницы, погребая под собой изумрудную зелень. Не перестаю удивляться этому цвету. Настолько яркой радужки глаз на Земле не бывает.
Постепенно и мои тарелки пустеют, вместе с сытостью наваливается сонная нега. Все же хорошо? Ну, по крайней мере, сейчас. А что будет завтра никому не известно, поэтому и переживать об этом не стоит.
Вкуснейшие десерт из тонких лепестков хлеба, приправленный кисловатым соком стал последним аккордом мелодии ночного обжорства. Как же мне теперь хорошо. Ещё бы до постели добраться. Веки тяжёлые, их почти не удается разлепить. Куда-то подевалось все напряжение, и стало так спокойно на душе.
- Госпожа желает еще что-нибудь? Я могу прибрать со стола? - вопрос отрезвляет лишь на секунду, силком выволакивая меня из дрёмы.
- Ещё бы до постели кто-то донес, - озвучиваю я старую как мир присказку и тут же зеваю в ладонь.
Почти невесомое прикосновение, я оказываюсь прижата к груди мужчины. Далет ловко берет меня на руки.
- Что ты делаешь? - дремы как будто и не было вовсе.
- Вы просили отнести вас в постель, госпожа. Я ошибся? - его удивление и мой искренний страх лишают момент какой бы то ни было интимности.
- Нет. Я просто так это сказала! Выразила свое желание вслух!
- Желание дочери Морриган – закон для берсерка.
Словно хрустальную птичку, драгоценный сосуд, ноутбук, купленный без распродажи, меня несут на вытянутых руках вперёд в сторону гостиной. Шаг за шагом, ступень за ступенью он поднимается по лестнице, будто бы я совершенно ничего и не вешу. Даже его мышцы под тяжестью моего тела не дрожат. Сколько же в нем сил, в том берсерке. И, черт побери, где настолько уважают мою покойную мать, что меня готовы нести на руках как величайшее сокровище мира?
Плечом он распахивает дверь моей спальни, бережно укладывает на кровать, откидывая одной рукой покрывало.
- Вы разденетесь сами, или я должен помочь, хозяйка? - в голосе сквозит не то бездна уважения, не то преданность свежеподобранной на улице псины. Я замираю лишь на долю секунды. Тонкие пальцы Далета уже тянутся к пуговицам моего платья.
- Брысь отсюда! - взвываю я. И змейка на моем браслете встаёт в боевую стойку.
- Пусть эта благословенная ночь принесет вам самые лучшие сны, - склоняется перед моей постелью невольник, - Позвольте мне помолиться об этом у вашей постели.
- Дверь там! - шиплю я и тянусь за подушкой, чтоб хоть чем-то огреть его по кудрявой башке с неясным содержимым.
- Прошу извинить мою невольную дерзость, - пятится он к двери, так и не распрямляя спину.
Ушел! Уф! Подскочила, закрыла щеколду, для надёжности собралась пододвинуть к ней кресло. Обернулась. Ага, как же. Толку-то в том кресле, если у него лапы! Ещё сбежит ночью от двери подальше. Сейчас-то нахохлилось, трет одну лапищу о другую. Нет, таким креслом дверь точно не подопрешь. Вся надежда на чупокабра.
- Ты спишь под дверью! - выношу я приговор заспанной морде.
- С ума сразу все вместе не сходят. Я ещё не рехнулся! - двумя руками спихнула нахала на пол.
- За что?!
- Будешь меня охранять!
- У тебя для этого есть в доме мужчина! И потом, от кого? Мы ещё столько не наворовали, чтоб кто-то решился брать дом ведьмы штурмом! Или я о чем-то не знаю? Только не говори, что кроме растений ты стащила в эльфийской столице лепнину? Пожалуй, стоит зачаровать ту дверь понадежней.
