Рейтинг моего невольного водителя возрос до небес.

— Очень вкусно, — проговорила, проглотив самый сочный и соответственно последний кусочек, перевела взгляд на Михаила.

Его глаза светились весельем, хотя выражение лица по-прежнему оставалось безэмоциональным.

— Спасибо, вы буквально спасли мне жизнь, — утвердительно покивала головой.

И мы отправились в путь, после того, естественно, как сделали все свои дела.

Я уже понимала, что едем в наш главный офис. Видимо, впереди нас ждет разбирательство. Мне было волнительно и страшно. Все-таки при всех моих заслугах, несколько спорных моментов относительно меня имеется.

Ближе к концу пути я пришла к стойкому утверждению, что Михаил — не человек. Для меня время в дороге шло бесконечно, ваша покорная раба в дороге измучилась, искрутилась — устала. А ему хоть бы что. Я часто ловила себя на одной единственной мысли: «Сидит и крутит свой руль и все ему ни по чем».

Спрашивается: зачем столько дум о постороннем человеке? А затем, что мне до безумия интересно, что же ждет меня впереди и единственный человек на которого я могу переключить свое внимание — он. И он знает больше, ем говорит.

Офис поражал своей тишиной и повисшими в воздухе тревожным ожиданием и обреченностью.

Обычно на работу я приходила с боевым настроем, чтобы сразу произвести нужное впечатление на Аркадия, да и вообще на всех коллег.

А что сейчас? Я медленно пробиралась вдоль длинных коридоров прячась за широкой спиной идущего передо мной Михаила. Изредка к нам на встречу выбега испуганные коллеги. Кто-то боязливо оглядывался, кто-то бежал, теряя бумаги, затем возвращаясь и собирая их.

— Все пропало! — выскочила ко мне навстречу Люба, которая из бухгалтерии.

Увидев меня, она остановилась, едва не упав.

— Марина, ты обязана мне помочь! — она схватила мою многострадальную руку с непрошедшими синяками и царапинами и начала трясти.

На все ее крики я лишь удивленно хлопала глазами.

«Хлоп-хлоп!»

— Нас всех под одну гребенку, следом за Аркашей… — продолжалась ее истерика.

«Хлоп-хлоп!»

Чем я ей могу помочь?

«Хлоп!»

— Марина, нам не стоит задерживаться! — прервал изречения Любы Михаил и настойчиво выдернул мою руку из цепких пальцев нашего бухгалтера.

25.1.

— Проходите, девушка не стойте в дверях, — из кабинета раздался хриплый голос, от которого едва не подкосились ноги. Я кое-как сглотнула образовавшийся от волнения ком.

Ну, а затем… Распрямила плечи, вздернула подбородок, надела наглую ухмылку и пошла в кабинет начальства. Оставляя за спиной мою родную приемную, всхлипывающую Любу и непрошибаемого Михаила.

Дяденька сидел за столом. Он был коренаст и уверен в себе. Я бы сказала, что возраста он был неопределенного, но у меня же глаз — алмаз на такие вещи, так что — шестьдесят восемь — семьдесят один, и таких людей, как я, он глотает не прожёвывая.

— Проходи, — повторился он, поджимая губы.

Люди. Что сидели в кабинете были мне не знакомы. Кроме одной личности. Та самая дамочка, что нахамила мне в баре, была здесь.

«Болонка-а-а» — протянула про себя. Она же среагировала на мои мысли, словно на команду «фас» — дернула головой и начала пилить меня пристальным взглядом, на что я широко улыбнулась, словно сытая кошка.

Удивительно, но я стала чувствовать себя довольно уверенно.

— Присаживайтесь, — мужчина неопределенного возраста кивнул головой на ближайший стул.

Я осторожно расправила джинсы и с уверенным «благодарю» грациозно села на предложенное место, тут же забросив ногу на ногу.

— Марина, позвольте на «ты», — я утвердительно кивнула, и мужчина продолжил: — Мы в курсе всей ситуации, которая произошла с вами. Алексей Иванович нам вкратце обрисовал всю ситуацию. Нам остались непонятны лишь некоторые моменты.

— Да-да… — заинтересованно проговорила, расправив несуществующие складки на брюках.

— Что вы делали в сауне?

— Ясное дело что… — раздалось ядовитое шипение из-за спины сидящего мужчины. Я бросила злой взгляд на противно скалящуюся «болонку». «Боролась за свое благосостояние» — хотела бы сказать я, но вовремя прикусила язык. — Документы… — прочистила запершившее от откровенного вранья горло. — Отвозила документы и увидела, как в автомобиль кого-то затаскивают. Я не смогла пройти мимо… рискуя жизнью… Патетично выпалила на одном дыхании и неопределенно взмахнула руками, мол, дальше вы, итак, знаете. Да, да. Так все и было. Документы утеряны, я — ангел милосердия. И пусть хоть пытают — было именно так! Мужчина в кресле согласно покивал, затем что-то пометил в своем блокноте, который все это время лежал перед ним и перевел на меня странный задумчивый взгляд. — «Пф» — раздался вновь голос болонки. — Марта! — одернул зарвавшуюся дамочку мужчина. — Захар Викторович! — возмутилась она. — Иди-ка, сделай нам чай. Марта молча покинула кабинет, громко хлопнув дверью. — Я ей помогу! — быстро подскочил на ноги молодой парень и рванул к выходу. «Оп-па, а парень-то влюблен» — иронично подумала я. Но тут же вернула на лицо уставшее выражение лица, хотя силы у меня уже восстановились, кое-где еще побаливало, но в целом терпимо. Терпимо и волнительно. Вся моя интуиция кричала, что на данный момент мне ничего не угрожает, но головой я понимала, что расслабляться рано. В кабинете нас осталось трое: Захар Викторович и еще один неулыбчивый мужчина, сидящий у стены. Я изредка бросала на него быстрые взгляды, но так и не дождавшись никакой ответной реакции решила считать его частью интерьера. За дверью, ведущую в коридор раздались неопределенные звуки и недовольные всхлипы. Вопрос Захара был прерван на полуслове, что-то вроде: «Какие докуме…» — Чай! В комнату влетел парень с подносом. На котором позвякивали чашки из тонкого фарфора, которые так любил Аркадий, на тонких блюдцах с ароматным мятным чаем. Мой нос меня не обманул, и через минуту я с удовольствием потягивала ароматный напиток и, можно сказать, чувствовала себя расслабленно. — Марина, — прервал мое занятие Захар. — Боюсь, мы не можем вам позволить отдохнуть. «Кто бы сомневался!» — возмутился мой внутренний голос. Голос-то возмутился, а я приуныла. Совершенно не хотелось ввязываться в эту непонятую историю. Ладно бы я была замешена и получала хоть минимальное финансовое довольствие, но ведь нет. А они сейчас бедную Мариночку хотят за уши притянуть в это болотце. — Да, жаль… — потупила я глаза. — Сил совершенно не осталось. Голос получился жалостливым, еле слышным. — Мы все понимаем, — Захар поднял на меня серьезный взгляд. При дневном освещении цвет его глаз было невозможно рассмотреть, но одно можно было сказать наверняка, что эти глубоко посаженые глаза могли заглянуть и вытряхнуть тебя наизнанку. — Я… — мне очень хотелось прервать его еще толком не начавшийся монолог, но мужчина с таким громким стуком возмущения положил шариковую ручку на стол, что я замолчала. — Откровенно говоря, меня терзает смутное предчувствие, относительно вас… Мужчина откинулся на спинку сиденья и позволил себе иронично изогнуть губы при взгляде на меня. У-у-у… так бы и вдарила ему по самое предчувствие. — И какое же? — моя кружка так же, как и ручка до этого, громко приземлилась на край столешницы, и я повторила позу мужчины, откинулась на сиденье и скрестила руки на груди. Мужчина лишь хмыкнул. «Рада была позабавить!» — мысленно сделала карикатурный реверанс.

Надо же — Марта! Все ушли, а она осталась. «Чумная болонка!» — мой внутренний голос растерян, но привычная язвительность, как обычно, при нем. «Давай же, милая: «Гав!» С разочарованием заметила, что вода больше не поступает на язык. Жаль, конечно. Пришлось отставить стакан в подходящее для него место. Подходящее место нашлось быстро, тут же на полу, возле панорамного окна, на сером керамограните. Я делала все нарочито медленно, точь-в-точь как ленивцы из мультфильма «Зверополис», буквально макушкой ощущая негодование и нетерпение Марты. Сказала бы даже, что у меня появилось звериное чутье и от этого волоски стояли по всему телу стояли дыбом, как у кошки. «Внимание! А теперь скандал!» — отсалютовал бокалом с шампанским мой внутренний голос. — Что вы имеете в виду? — подняла безразличный взгляд на всклокоченную женщину. Ах, кто бы знал, как тяжело мне давалось почти библейское спокойствие. Все мои нервные клетки были напряжены, приходилось прикладывать усилие, чтобы движения оставались слегка ленивыми. — Я имею в виду то, что ты позарилась не на своего мужика. Я не из тех, кто ходит вокруг да около: говорю — раз, потом действую. — Что? — ноги сами собой оторвали меня от неудобной кушетки. Мгновение, и мы с Мартой стали нос к носу. Все старания полетели к чертям. — Думаешь, притворишься такой милой и хорошей, и все падут к твоим ногам… «Молчи, Марина. Терпи!» — … твои подруги мне все рассказали. Как ты увивалась за начальником, как ходила вокруг да около… Проходу ему не давала. Марта зло засмеялась и покрутила рукой в воздухе, изображая, как я крутила хвостом… «Это было обидно, но… Молчи, Маринка! Терпи… Мы и не такое проглатывали» — С моим Лешей у тебя такое не получится. Не выйдет… — Я и не планировала… — почувствовала, как бледнею, немного отступила. Она говорила что-то еще, широко размахивая руками, брызгая слюной из слегка перекаченных губ. До меня доносились отдельные фразы: «столько лет, «последний шанс», «должна понять…», «я к нему, а он про тебя», «ненавижу», «Марина… Марина! У меня голова звенит от твоего имени». — А ведь ты такая же, как я. Исчезни, я прошу… Наконец, Марта замолчала и в ожидании уставилась на меня. В этой огромной светлой комнате повисла гробовая тишина. — Ну? — не выдержала Марта и пары минут. — Говори! Я лишь неопределенно пожала плечами. От всего вокруг: этой ситуации, от этой светлой комнаты и от нас двоих, меня и Марты, стало так паршиво. Действительно, чем я лучше этой лающей дамочки? Такая же меркантильная стерва, пытающаяся урвать свой кусок, да пожирнее. Горькие мысли посетили мою голову. — Да пошла ты! — тихо и довольно внушительно сказала прямо в лицо Марты. Будет она меня еще учить жизни, призывать к совести. В зеркало пусть посмотрит. Да, может, я не лучше ее, но не хуже. Цену себе знаю. — Ах, мерзавка! Резкий взмах, и мою многострадальную щеку обожгла пощечина, не ожидавшая такого я отступила и споткнулась об угол сиденья — раздался звон битого стекла. Кажется, удача меня покинула в этот день. Пришла в себя уже на полу возле окна. Мое падение пришлось на стакан. В нос бил противный запах железа, лоб жгло, руки были липкими от крови. Сил хватило только на созерцание пейзажа за окном. Пустынный парк, немного зелени, неудачная альпийская горка нашего криворукого садовника, который, видимо, опять запил, и странная темная фигура… Высокая и широкоплечая…

Казалось его ведет само провидение, иначе не объяснишь каким образом он оказался в этом захудалом парке. Ведь, всегда осторожный и неуловимый, сейчас, словно поганый волк, оказался загнанным в угол. Ему бы бежать в Казахстан, но, нет, уж очень захотелось напоследок заглянуть в глаза той сучке и этому молочному козленку, которые его так опрокинули, натравили столичных собак.

Предвкушающая улыбка расплылась на лице, когда в огромном стекле, словно в телевизоре, он увидел разборку двух дамочек и одна из них жутко раздражала его свой белобрысой кудрявой головой.

Есть Господь на свете! И он творит справедливость чужими руками. Моими руками!

— Ну, здравствуй, Гарри! — хохотнула бледная тень из зеркала. На себя было страшно смотреть. Причем, если утром я думала, что хуже уже быть не может, то сейчас могу с уверенностью сказать, что может. Даже умывание холодной водой не помогло. Марта вообще молодец — толкнув меня, позорно сбежала, увидев, что я упала на стекло и не шевелюсь. «Браво, голубушка!!! Кланяюсь в ноги вашей смелости!» Содранная кожа на лбу для меня, девчонки-пацанки, лишь небольшая досада, по сравнению с моими детскими травмами — пустяк, а вот бросить человека на полу — ну, такое себе. Мужской силуэт, который померещился мне в парке старалась гнать из головы. Стас… Он в бегах, или его уже поймали? С чего ему быть здесь? Осторожно промокнула лоб туалетной бумагой, которая тут же слегка окрасилась в цвет крови. Ничего не поделаешь, надо искать аптечку. Простое умывание не особо помогло. Уже минут пятнадцать, может, тридцать, я пыталась более-менее привести себя в приличный вид. В который раз за последние дни? На моем худи кое-где виднелись кровавые следы, да и просто следы налипшей грязи. Я тщетно пыталась их смыть, но сделала только несколько безобразных серо-розовых клякс. В итоге, наплевав на все: на свой внешний вид и на мнение окружающих, решила выйти в люди. Одной оставаться больше не хотелось. За каждым углом мне виделись мутные тени и слышались неприятные голоса. — А я вам говорю. Она явно замешана. — раздавался громкий голос Марты из кабинета начальства. Я прошла за свою секретарскую стойку и осторожно, чтобы не потревожить резким движением начинающуюся головную боль, села на кресло. Кажется, прошла целая вечность с моего последнего рабочего дня. Целая жизнь. Целая приключенческая история. Положила руки на стол перед собой и устало склонила голову. «- Это же как два плюс два…» «- Да что тут анализировать? Захар!» «Кап!» — маленькая капелька скользнула по большому пальцу. Думала слезы, а нет, — кровь. Совсем забыла, зачем пришла. В нижнем ящике моего рабочего стола всегда хранились самые нужные вещи для секретаря: коробка конфет, пачка печенья, банка с кофе и аптечка. И сейчас все оказалось на месте. «Экстра заживляющий и кровоостанавливающий гель» — так гласила надпись на ярко-оранжевой коробочке с синей полоской. Покрутила в руках подмятый тюбик и с одного маху подцепила несколько сантиметров геля, намазала себе на лоб. Заботится о внешнем виде казалось уже бессмысленно, как говорила бабушка: «Краше только в гроб кладут». Громко хлопнула дверь в кабинет начальника и оттуда выскочила всклокоченная Марта, у меня получилось пригнуть голову так, чтобы она меня не заметила. Встречаться с ней и вновь принимать участие в разборках хотелось меньше всего. Краем глаза не могла не отметить, что у женщины плавная походка. Точеная фигурка, а задорно поблескивающие от каждого движения длинные серьги придавали свою нотку индивидуальности. Завистливый вздох вырвался сам собой. Она вся такая, а я мажу противный гель на лоб.

Строков Алексей — Мухи суетящиеся, — отогнал Веру Степановну от себя небрежным жестом, за что и получил легкий подзатыльник и укоризненный взгляд от «пожилой» экономки (как она сама себя любила называть). На самом деле ей было чуть за шестьдесят и выглядела она довольно бодро. Неудивительно, что я начал срываться на самых близких людях. Началась третья неделя и меня категорически не хотят выписывать, более того, я оказался в полнейшей информационной изоляции. Платная палата со всеми удобствами казалась тюрьмой, угодливые медсестры и врачи самыми приторными надзирателями. Как проходят поиски тех наемников? Что с компанией? Что с моей боевой подругой Маринкой? Я был уверен, что она не усидит на месте и непременно меня найдет и навестит. Спустя эти недели, стоит себе признаться, что ждал ее. Много раз перед глазами возникала картинка, как светловолосая пушистая голова неуверенно заглядывает в дверной проем, осматривается, и как при встрече со мной взглядом ее пухлые розовые губы расплываются в широкой улыбке, а глаза загораются радостью. Марта сказала, что видела ее в последний раз пару недель назад, чем изрядно меня озадачила. Следующим был Захар. И он сказал, что Марину не видел. Вообще! Скорее всего она сбежала. И, мол, Марте она не нравится. Странно, что сама Марта про это молчит о «своем не нравится». Ее безразличные пожимания плечами при сегодняшнем визите меня почти взбесили. — ГДЕ ГЛУШКОВА? В конце концов, действие успокоительных не бесконечно, и я больше не мог сдерживаться и не повышать голос на эту молча пожимающую плечами овц… женщину. — Как можно упустить из вида главного свидетеля? Что у вас происходит? — все больше распылялся я. — Свидетеля ли? — неожиданно тихая Марта дерзко вздернула бровью и подскочила со стула. — Слишком вовремя она там появилась. Слишком во всем этом замешана. Слишком много ты о ней говоришь! — Ш-Ш-Ш… Перед моими глазами сквозь пелену бешенства всплыли картинки: вот она прячется со мной в холодном подвале, вот мы угоняем машину, вот лежим в обнимку в комнате насквозь пропитанной запахом табака, а за стенами грохочет музыка ночного круга. Непроизвольно сжал кулаки до белых костяшек. — Клянусь, Марта, я тебя сейчас прибью. Где она? — уже убийственно спокойным голосом проговорил, исподлобья косясь на девушку. Возможно, мужик в голубой шелковой пижаме с перевязанной головой и боком не внушал всеобъемлющего ужаса, но Марта прониклась. — Ее забрал… мужчина… — с наглой улыбкой проговорила она. — Пришел и забрал. Разобраться с тем потоком чувств, в который меня снесли ее слова сразу не получилось. Досада, испуг, ревность, бессилие, разочарование — все и сразу. Марта довольно улыбнулась. Видимо, заметила на моем лице растерянность. Эта лиса своего не упустит. Когда-то именно за это качество она мне и приглянулась: хваткая, упертая, знающая себе цену, всегда со вкусом одевалась — строго и сексуально, как я люблю. Сейчас это стало больше раздражать, чем нравится. Перед глазами возник образ вечно растрепанной, не понятно во что одетой Маринки. Она смело жертвовала своим внешним видом, ради меня. Рвала на куски одежду. Была грязной, побитой, со сломанными ногтями, но тащила меня на себе. Маленькая испуганная девочка здорового мужика. От этих мыслей чуть не завыл в голос и не стал рвать на себе волосы, вовремя прикусил язык. — Кто он? — хрипло выдал. — Любовник, — зло усмехнулась Марта и расправила на поясе то тошноты правильно сидевшую юбку. Сегодня она была, как всегда, безупречна. Ровные сияющие волосы, блузка с черно-белым принтом, белая кожаная юбка-карандаш и высокие шпильки. Я смотрел на Марту и не узнавал ее. Обычная ухоженная женщина, не более этого. Не смог сдержаться вновь и осмотрел ее с ног до головы, разочарование от увиденного догнало тревогу, и я отошел к окну, стараясь прийти в себя. Пациенты клиники медленно прогуливались по вымощенным дорожкам ухоженного парка. Впрочем, ничего необычного в этом не было. Я и сам еще вчера так же гулял, спокойно подшучивал над местной пухленькой сиделкой и Верой Степановной, которые везде меня сопровождали. «Бл…» — вырвалось. — Леш, я так скучала. Не прогоняй меня. Я же за тобой приехала, в Сибирь, — хохотнула Марта, со спины приобняв меня за талию, — как жена декабриста. Я замер. Можно ли отвыкнуть от чужих прикосновений? Могут ли женские руки стать не желанными? — Теть Вера передала тебе пирог и большой привет. Осторожные ласкающие движения прошлись по моему животу и потянули резинку трусов вместе со штанами. — Марта… Накрыл ее ладони своими.

— Что? — девичьи губы поцеловали плечо прямо через ткань. — Что не так?

Что же со мной не так? Все так, как и десятки раз до этого… Вот только невыразимая тревога продолжала терзать сердце.

— Не сейчас. Уходи, пожалуйста.

— Нет, — с томлением в голосе прошептала она. — Я тоже хочу получить свой кусок пирога.

Марта ловко вывернулась из объятий и встала передо мной. На ее губах играла хитрая улыбка, а ловкие руки продолжали свою работу, уже принялись расстегивать мелкие пуговица ночной рубашки, а лицо приближалась к моему в ожидании поцелуя.

Все как десятки раз…

— Марта, да не до этого сейчас, — отшатнулся я в сторону.

— До этого всегда есть время!

Воскликнула Марта и бросилась следом. Полы ее блузки уже были расстегнуты и висели длинными хвостами, открывая симпатичный лифчик из мелкой ничего не скрывающей сетки. Я перепрыгнул через односпальную кровать и остановился наблюдая, как растрепанная Марта обходит периметр комнаты, словно хищник преследующий жертву.