И, наконец, он услышал Луку, голос своего давно умершего брата, так близко, что Джордан почти мог представить, что он стоит прямо рядом с ним:

«Никогда не позволяй им сломать тебя, Джордо».

Сделав измученный вдох, прервавшийся на середине, Джордан открыл глаза и отодвинулся достаточно, чтобы увидеть, что Д.К. наблюдает за ним, выражение ее лица открытое, теплое, наполненное всей любовью, которую она испытывала к нему.

Увидев все это, он услышал последний голос… Охотника.

«За исчезающие шрамы. И надежду на исцеление.»

Джордан почти мог представить, как его инструктор поднимает бокал в очередном тосте, когда его мысли выстроились в ряд и начали укрепляться внутри. Когда его шрамы начали исчезать в тишине, предложенной девушкой, которую он любил, пока она ждала, когда он поймет то, что она уже знала: что быть вместе стоило риска. Это стоило любого риска, любого риска. И что Эйвен был бы идиотом, если бы пошел за ними, потому что они не собирались сдаваться без боя.

Они не собирались позволить ему победить.

Они не собирались позволить ему сломить их.

Чувствуя, как на него снизошел покой, непохожий ни на что, что он испытывал раньше, Джордан наконец смог ответить на вопрос Д.К..

Как бы.

— За последние несколько минут ты назвала меня тупицей и идиотом, оба термина я нахожу крайне оскорбительными. — Уголки его губ приподнялись, когда он потянулся и медленно начал обнимать ее за талию. — Но я также думаю, что ты, возможно, права. В этом… и обо всем остальном.

— Обычно я права, — сказала Д.К., ее голос был слегка хриплым, когда он притянул ее ближе, намек на робкую — и обнадеживающую — улыбку распространился по ее лицу. — Ты уже должен был знать это обо мне.

— Каким-то образом тебе удается удивлять меня, — сказал он, одна его рука поднялась, пока не коснулась ее щеки, другая все еще обнимала ее за талию. — Предполагаю, что это то, к чему мне придется привыкнуть, особенно если мы будем проводить больше времени вместе. — Его голос стал многозначительным, когда он сказал: — Гораздо больше времени.

— Намного больше времени, да? — спросила Д.К., теперь в ее улыбке не было ничего робкого… она сияла по-настоящему. Игриво наклонив голову, она продолжала удивлять его тем, что сказала дальше. — Я надеюсь, это означает, что ты собираешься поцеловать меня. Потому что, если хочешь знать мое мнение, мы давно опоздали.

Джордан притянул ее ближе, борясь с усмешкой. Даже борясь со смехом… то, что он никогда бы не вообразил возможным, учитывая, где они стояли и через что только что прошли.

— Я не знаю, — сказал он, наслаждаясь тем, что дразнит ее. Наслаждаясь тем, что чувствует себя достаточно беззаботным, чтобы дразнить ее. — Я имею в виду, ты можешь быть девушкой, в которую я влюбился, но давай не будем забывать, что ты также королевская принцесса. Есть ли какие-то документы, которые мне нужно заполнить в первую очередь? Какая-то официальная петиция? Может быть…

— Просто заткнись и поцелуй меня, Джордан, — сказала Д.К., глаза ее плясали.

Джордан улыбнулся в ответ и наклонился вперед, пока не прошептал ей в губы:

— Как пожелаете, Ваше Высочество.

А затем он сократил расстояние между ними, прикоснувшись губами к ее губам и наслаждаясь тихим вздохом, который она издала, когда он это сделал… и пока он продолжал это делать, пока послеполуденное солнце не скрылось за горизонтом и на его месте не взошла луна.

Только когда им обоим стало так холодно, что они едва могли чувствовать свои губы, Джордан активировал второй Сферник, чтобы вернуться в академию.

Они поднялись в свои комнаты, щеки раскраснелись, а глаза сияли от счастья, которое разделяли. Именно там Джордан подарил ей последний — и затяжной — поцелуй на ночь прямо в дверях, который закончился только тогда, когда Алекс вошла и откашлялась, не в силах пройти, потому что они загораживали путь. Взгляд, который она послала им, был одновременно понимающим и насмешливым, а также показывал, насколько она счастлива за них.

Биар тоже был в таком же восторге, как обнаружил Джордан, когда пришел в свою комнату только для того, чтобы попасть в засаду парня, который требовал знать все.

Джордан, конечно, не делился всем. Но он подтвердил свой новый статус отношений… то, что, казалось, порадовало Биара почти так же сильно, как и Джордана.

Готовясь ко сну, Джордан думал о предстоящих днях, зная, что они будут трудными, вызывающими, даже пугающими. Но так было бы независимо от того, были ли они с Д.К. вместе или нет. Когда Эйвен был там, никто не был в безопасности. И хотя в выходные Джордан и три его ближайших друга — одна из которых теперь официально стала его девушкой — отправятся в Ниалас, Мару и Граэвал, чтобы обратиться за поддержкой к другим расам в грядущей войне, даже с их помощью, он знал, что всех ждет битва всей жизни.

И он знал, что, возможно, не все они выживут.

Но Д.К. была права, когда сказала, что лучше провести отпущенные им дни с теми, кого они любят, чем отталкивать их из-за страха того, что с ними может случиться.

Джордан так много потерял за свою короткую жизнь… так много страдал. И он все еще боялся потерять еще больше. Потерять больше своих друзей. Потерять Д.К..

Но, как она заставила его признать это, она стоила риска. И он не собирался жертвовать тем небольшим временем, которое у них могло остаться, только потому, что боялся будущего. Если бы он это сделал, то был бы именно таким тупым идиотом, в чем она его и обвиняла.

Вместо этого он собирался держаться за нее. Любить ее всем своим сердцем. И будь что будет.

Он прошел через ад и выжил… и он будет продолжать выживать, независимо от того, какие шрамы он получил, независимо от того, какие новые могут появиться.

Потому что, как он узнал, шрамы исчезают.

И с Д.К. рядом, с Биаром и Алекс, Джордан знал, что сможет пройти через все. Он знал, что они смогут пройти через все, что угодно. Вместе.

У Эйвена не было ни единого шанса.

Потому что они не собирались позволять ему сломать их.

С этой мыслью Джордан забрался в постель и, измученный эмоциональными потрясениями дня, вскоре заснул. Но впервые с тех пор, как он вернулся в академию, он не слышал голоса Эйвена, зовущего его сквозь сны. Он не был свидетелем того, как его брат висел над прудом, или как его близкие были убиты его собственной рукой. Он не видел смерти и разрушений всех, о ком он заботился, как их забирали у него.

Вместо этого ему снилась улыбающаяся принцесса и украденные поцелуи.

И он проспал до самого утра.

СЕРДЦА И НАДГРОБИЯ

— 1-

Боль.

Всепоглощающая, бесконечная боль.

Все, что чувствовал Биар… агония, подобно которой он никогда раньше не испытывал.

Его глаза резко открылись, стон сорвался с губ, когда боль пронзила тело.

— Он очнулся, Флетчер, сделай что-нибудь!

— Держи его, Деклан, мы должны держать его неподвижно. Охотник, дай мне… нет, не это… Да, вот это.

Биар снова застонал, глубоко в горле, когда молния прошлась вверх и вниз по его ноге. Желудок скрутило, нервы были в огне. Пот выступил на лбу, но по венам бежал лед. Он начал сопротивляться, отталкиваясь от рук, которые прижимали его к кровати, нуждаясь в том, чтобы избежать кинжалов пламени, пронзающих ногу до самого колена и дальше.

— Полегче, Биар, — снова сказал первый голос, прямо над ним. — Полегче.

Биар извивался под руками, которые жестко его удерживали. Он попытался открыть глаза, его затуманенное зрение уловило знакомое лицо, обеспокоенно смотрящее вниз.

— Деклан… больно… — Биар не мог даже произнести целую фразу, его невнятные слова были едва ли не вздохом боли.