— Мать всегда знает такие вещи, дорогой. Но иногда, если ты хочешь изменить мир, тебе придется сделать это самому. И я думаю, что теперь ты готов.

— Ты… могла бы спасти себя от всего этого, знаешь ли, — я безнадежно рассмеялся, но она покачала головой.

— Эта война — обширная и неопределенная вещь. Мы не знаем, доживем ли мы до завтра, не говоря уже о рассвете того, что будет после него. Так или иначе, наступает новая эра. Сейчас настало время встать и бороться за то, чтобы стать частью его создания. Настало время изменить судьбу и начать что-то еще. Я сыграла свою роль. Пришло время тебе выйти из моей тени, и ты только что доказал, что я был права, думая так.

Я обнял ее, крепко сжимая, позволяя своей магии выпасть из ее рук, позволяя ей обнять меня в ответ.

Я глубоко вздохнул, чувствуя, как узел вокруг моей души развязывается, и точно зная, что мне нужно делать.

Я поцеловал ее в щеку, а затем ушел.

Пока мы сражались, убывающая луна опустилась к волнам, и ледяное серебро ее света там, где она широко и широко висела в небе, озарило сверкающим светом лагерь и территорию академии за ним.

Я помчался обратно тем же путем, которым пришел, мчась на максимальной скорости к Сфере, где, как я знал, все собирались рано утром, чтобы обсудить наши успехи и последние планы на войну.

Усталость била мое тело, как барабан, остатки магии оставались для меня, как тлеющие угли в пламени, которое я обычно носил. Мне нужна была кровь, но он был нужен мне больше.

Я остановился возле огромного золотого купола, мои глаза бродили по залатанному ремонту крыши, шрамам войны, портящим даже этот неподвижный объект.

Сколько раз я проходил через эти двери? Сколько раз я видел его здесь? И все же сейчас, когда это имело наибольшее значение, я обнаружил, что колеблюсь перед ними, это знакомое чувство внезапно показалось мне давлением, бесчисленное количество раз, когда я не делал этого, теперь нарастало против меня.

Несмотря на все это, я чувствовал не страх, когда задержался, держа руку на двери, пульс у меня бешено колотился, ладони скользкие от ожидания. Нет, это был не страх, а предвкушение, которое охватило меня сейчас.

Я широко распахнул дверь, на меня нахлынули защитные заклинания Джеральдин, проверяющие мою магическую подпись, проверяющие, что я тот, кем я выгляжу, и позволяющие мне пройти через порог, когда я удовлетворю проверку.

Мой уверенный шаг упал, и я остановился, обнаружив близнецов Вега, стоящих перед камерой, Ориона, Дариуса, Макса, Сета и Джеральдин на заднем плане, когда они страстно говорили о войне, призывая Фейри подняться и присоединиться к ним, в повстанческой армии.

Сет поймал мой взгляд, дернув головой так, что это было очевидно видно на камере, и я понял, что должен был быть там с ними. Я вздрогнул, вспомнив требования Джеральдин о моем присутствии на сегодняшнем митинге, но мои мысли были настолько заняты тем, что мне нужно было сделать, что я полностью забыл об этом.

Все, стоявшие в этой толпе, выглядели отполированными до совершенства, в доспехах и с оружием в руках, мощные, уравновешенные, в то время, как я, наполовину покрытый грязью, другая наполовину мокрая, моя одежда порвана, пятна крови отмечали мое тело и мои клыки, потому что я был чертовски голоден.

— Это притеснение не может продолжаться, — прорычала Тори в камеру. — Этому тирану нельзя позволить жить дальше.

Да, я определенно был одет не по такому случаю, и все же по какой-то причине мои ноги двигались, мой взгляд был прикован к Сету, и все очень разумные причины, по которым я должен был держаться подальше, сошли на нет, когда я посмотрел ему в глаза и подошел ближе.

Моя рука упала в карман и обхватила предмет, который я купил у продавца возле армейского лагеря, холодный камень сосредоточил мои мысли и мое решение, которое я уже принял.

Я провел все утро, борясь за это, я отстаивал позицию своей матери и не мог больше ни секунды лгать о том, кто я и чего хочу.

— Меня не волнуют правила и законы, когда дело касается нас, — сказал я своим твердым и непреклонным голосом, мои шаги были уверенными и непоколебимыми.

Близнецы замолчали, Джеральдин ахнула, сжимая жемчуг, но Макс поймал ее за руку, когда она попыталась перехватить меня, и удержал ее с широкой ухмылкой на лице, когда он прочитал мое намерение в воздухе.

— И мне никто не скажет, что я не могу обладать тобой.

— Мной? — Сет вздохнул, взглянув на остальных так, как будто все сказанное могло быть для кого-то, кроме него, как будто он все еще не был уверен, что я хочу его и только его одного, и что мне надоела ложь и полуправда, притворство и сокрытие.

— Я бросил вызов своей матери и занял ее место, — сказал я ему. — И если мои королевы попытаются отказать мне в этом, то, думаю, мне придется пойти дальше и совершить измену. Ты в моей голове утром, днем и ночью, твое присутствие бодрит меня, а твое отсутствие причиняет мне боль. Я мечтаю о тебе всякий раз, когда сплю, и горю тобой, когда ты рядом. Я больше не могу это скрывать. Я больше не буду это скрывать. Я хочу, чтобы ты был моим, Сет; мне, черт возьми, нужно, чтобы ты был моим.

Я предложил ему розовый кварц, вырезанный в форме полумесяца и подвешенный на серебряной цепочке, и он моргал и смотрел на него несколько мучительно долгих секунд, пока все наши друзья смотрели и ждали его ответа.

Затем он схватил меня за рубашку, притянул к себе и поцеловал так, словно небо могло рухнуть, если бы он этого не сделал.

Я застонал ему в рот, сжимая его волосы, целуя его сильнее, пожирая его губы и вдыхая его дыхание, когда все, чего я так хотел, наконец, сложилось воедино. Я был его. Я принадлежал ему гораздо дольше, чем мне хотелось признать, но я не мог продолжать лгать об этом. Я не мог продолжать прятать его, как будто он был чем-то, что нужно скрывать, хотя на самом деле он был тем, о чем мне хотелось кричать с крыш и требовать больше всего остального.

— Черт возьми, давно пора, — громко рассмеялся Дариус, хлопнув меня по плечу, пока Дарси сказала — наконец-то, а Тори вскрикнула. Джеральдин воскликнула, что прямая трансляция все еще идет, и я решил, что с публичными заявлениями покончено.

— Давай уйдем отсюда, — выдохнул Сет прямо в мой рот, и я ухмыльнулся, снова поцеловав его, подняв на руки и выстрелив прочь, не сказав больше ни слова.

Я не отпустил его, когда мы выбрались на улицу, купаясь в лунном свете и мчась к Королевской Лощине.

Мы столкнулись с дверью, магия искрилась вокруг нас, вздох царапал мое горло, когда мы непреднамеренно поделились силой в отчаянии, чтобы открыть дверь.

Она распахнулась позади нас, и мы наполовину провалились сквозь неё, и только моя скорость не позволила нам упасть на пол. Я поднял Сета обратно на руки и направился к комнате, на которую претендовал, не останавливаясь, пока мы не оказались в ней, и мой рот не прижался к его, а его тело было прижато между моим и стеной.

Сет оттолкнул меня назад, тяжело дыша, глядя на меня, его зрачки расширились, а выражение лица было потрясенным.

— Ты правда боролся со своей мамой за меня? — он дышал так, будто не мог поверить, что я это сделал.

— Да, — признался я, ухмыляясь ему, рассматривая его опухшие губы и помятую рубашку. Кроме того, он выглядел прекрасно в своей белой рубашке, с волосами, собранными в узел, и с полностью подстриженной щетиной на подбородке. Напротив, после ссоры с мамой я выглядел совершенно диким, и меня забавляло видеть, как наши обычные роли поменялись местами.

— Это тоже было чертовски тяжело.

Его губы раздвинулись от смеха, и он коснулся цепочки из розового кварца на шее, словно проверяя, действительно ли она там.

— Мне надоело, что мир решает, кем ты можешь или не можешь быть для меня, — сказал я ему. — Поэтому я взял лист из книги наших королев и сжег его к черту.

Наступило молчание из-за возможных последствий того, что я только что сделал, из-за вопроса о том, смогу ли я вообще теперь вообще занимать должность моей мамы. Но если бы кто-то другой захотел отобрать его у меня, ему пришлось бы за него бороться. Я был готов пожертвовать всем, чтобы заявить права на Сета, но я также планировал получить все это, если смогу.

— Иди сюда, — сказал я, протягивая Сету руку, и он, не колеблясь, взял ее, позволив мне провести его к раздвижной двери в дальнем конце моей комнаты и выйти на балкон за ней. Я повел его вдоль нее, поглядывая на деревья и выискивая место между ними, откуда можно было бы увидеть небо.

Нам пришлось пересечь один из маленьких мостиков, которые вели к соседнему дереву, где среди ветвей стояла изогнутая скамья, скрывающая платформу, на которой она стояла.

— Она сказала мне сделать это, — сказал я, указывая между балдахином на луну, которая подмигивала нам, низкая и тяжелая в небе, ее свет казался ярче, чем должен был быть, когда быстро приближался рассвет. — Сегодня вечером я посмотрел на нее и понял, что больше не буду скрываться с тобой. Ты — все, что мне нужно, Сет, ты — все, чего я хотел гораздо дольше, чем у меня хватило смелости признать, и я…

— Я люблю тебя, — сказал он, взяв мою челюсть и притянув меня к себе, чтобы я мог ощутить вкус этих слов, пока он их произносил, касаясь моих губ и погружаясь в мою кожу.

— Ты украл мою реплику, засранец, — прорычал я.

— Тогда попробуй еще раз.

— Я люблю тебя, Сет Капелла, даже больше, чем луна любит небо.

Он зажал мне рот рукой, широко раскрыв глаза и дернувшись, чтобы посмотреть на луну, как будто она могла услышать и обидеться.

Я усмехнулся под его рукой, а затем вонзил клыки в его ладонь.

Сет зарычал от боли, а я застонал от прилива его крови на моем языке, купаясь в восторге от того, что я впитал его магию и позволил ей наполнить каждую темную часть меня своим ярким светом.