«У моего миленького так много занятий, и все для меня, для меня он работает, мой миленький». Вот и ответ, – с радостью думает Вера Павловна.
– Переверни опять страницу.
«Какие честные, благородные люди эти студенты, и как они уважают моего миленького. И мне с ними весело: я с ними, как с братьями, без всякой церемонии».
– Только?
– Только.
– Нет, читай дальше. – И опять является рука, касается страницы, опять выступают новые строки, опять против воли читает Вера Павловна новые строки:
«16 августа», – то есть на другой день после прогулки на острова, ведь она была именно пятнадцатого, – думает Вера Павловна: «Миленький все время гулянья говорил с этим Рахметовым, или, как они в шутку зовут его, ригористом, и с другими его товарищами. Подле меня едва ли провел он четверть часа», – неправда, больше полчаса, я думаю, да, больше полчаса, я уверена, – думает Вера Павловна, – кроме того времени, которое мы сидели рядом в лодке. «17 августа. Вчера весь вечер просидели у нас студенты», – да, это накануне того дня, как миленький занемог, – «миленький весь вечер говорил с ними. Зачем он отдает им так много времени, так мало мне? Ведь не все же время он работает, он и сам говорит, что далеко не все время, что без отдыха невозможно работать, что он много отдыхает, думает о чем-нибудь только для отдыха, зачем же он думает один, зачем не со мною?»
– Переверни еще лист.
«Июль нынешнего года, и всякий месяц нынешнего года до болезни миленького, да и в прошлом году то же, и прежде то же. Пять дней тому назад были у нас студенты; вчера тоже. Я с ними много шалила, так весело было. Завтра или послезавтра будут опять, опять будет очень весело».
– Только?
– Только.
– Нет, читай дальше. – Опять является рука, касается страницы, опять выступают под рукою новые строки, опять против воли читает их Вера Павловна.
«С начала нынешнего года, особенно с конца весны. Да это прежде было мне весело с этими студентами, весело, и только. А теперь часто думается: это ребяческие игры, мне долго будут они забавны; вероятно, когда я буду и старуха, когда самой будет уже не по летам играть, я буду любоваться на игры молодежи, напоминающие детство. Но ведь я и теперь смотрю на этих студентов как на младших братьев, и я не всегда бы хотела превращаться непременно в Верочку, когда хочу отдыха от серьезных мыслей и труда. Ведь я уж Вера Павловна; веселиться, как Верочка, приятно по временам, но не всегда же. Вера Павловна иногда хочет такого веселья, при котором бы оставаться Верою Павловною. Это веселье с ровными по жизни».
– Переверни еще несколько страниц назад.
«Я на днях открываю швейную и отправилась к Жюли просить заказов. Миленький заехал к ней за мной. Она оставила нас завтракать, велела подать шампанского, заставила меня выпить два стакана. Мы с нею начали петь, бегать, кричать, бороться. Так было весело. Миленький смотрел и смеялся».
– Будто только? – говорит гостья, и опять под рукою гостьи выступают новые слова, и опять против воли читает их Вера Павловна:
«Миленький только смотрел и смеялся. Почему ж бы ему не пошалить с нами? Ведь это было бы еще веселее. Разве это было неловко или разве он этого не сумел бы – принять участие в нашей игре? Нет, нисколько не неловко, и он сумел бы. Но у него такой характер. Он только не мешает, он одобряет, радуется – и только».
– Переверни одну страницу вперед.
«Нынче мы с миленьким были в первый раз после моего замужества у моих родных. Мне было так тяжело видеть ту жизнь, которая давила, душила меня до замужества. Миленький мой! От какой отвратительной жизни он меня избавил! Ночью мне приснился страшный сон: будто маменька упрекает меня в неблагодарности и говорит правду, но такую ужасную правду, что я начала стонать. Миленький услышал этот стон и вошел в мою комнату, а я уже пела (все во сне), потому что пришла моя любимая красавица и утешила меня. Миленький был моею горничною. Так было стыдно. Но он такой скромный, только поцеловал мое плечо».
– Будто только написано? Меня не обманешь, читай… – Опять под рукою гостьи выступают новые слова, и Вера Павловна против воли читает их.
«А ведь это даже как будто обидно».
– Переверни несколько страниц назад.
«Ныне я ждала своего друга Д. на бульваре, подле Нового моста: там живет дама, у которой я думала быть гувернанткою. Но она не согласилась. Мы с Д. вернулись домой очень унылые. Я в своей комнате перед обедом все думала, что лучше умереть, чем жить, как я живу теперь, и вдруг, за обедом, Д. говорит: «Вера Павловна, пьем за здоровье моей невесты и вашего жениха». Я едва могла удержаться, чтобы не заплакать тут же при всех от радости такого неожиданного избавления. После обеда мы долго говорили с Д. о том, как мы будем жить. Как я его люблю: он выводит меня из подвала».
– Читай же все.
– Больше ничего нет.
– Смотри. – Опять под рукою гостьи выступают новые строки.
– Я не хочу читать, – в страхе говорит Вера Павловна; она еще не разобрала, что написано на этих новых строках, но ей уже страшно.
– Не можешь не читать, когда я велю: читай!
Вера Павловна читает:
«Так неужели же я люблю его за то, что он выводит меня из подвала? не самого его, а свое избавление из подвала?»
– Переверни еще назад, читай самую первую страницу.
«В день моего рождения, сегодня, я в первый раз говорила с Д. и полюбила его. Я еще ни от кого не слышала таких благородных, утешительных слов. Как он сочувствует всему, что требует сочувствия, хочет помогать всему, что требует помощи; как он уверен, что счастье для людей возможно, что оно должно быть, что злоба и горе не вечны, что быстро идет к нам новая, светлая жизнь. Как у меня радостно расширялось сердце, когда я слышала эти уверения от человека ученого, серьезного: ведь ими подтверждались мои мысли… Как добр он был, когда говорил о нас, бедных женщинах. Каждая женщина полюбит такого человека. Как он умен, как он благороден, как он добр!»
– Хорошо. Переверни опять на последнюю страницу.
– Но эту страницу я уж прочла.
– Нет, это еще не последняя. Переверни еще лист.
– Но на этом листе ничего нет.
– Читай же! Видишь, как много на нем написано. – И опять от прикосновения руки гостьи выступили строки, которых не было.
Сердце Веры Павловны холодеет.
– Я не хочу читать, я не могу читать.
– Я велю. Должна.
