Они магнитом притягивали к себе. Не заглянуть в них было невозможно.
– Да давай же, пошевеливайся! – вырвал меня из задумчивости Джон. Голос его звучал где-то далеко. – Если тебя здесь обнаружат, считай, что ты покойница!
Я наконец оторвала взгляд от его лица и сосредоточилась на том, чтобы шаг за шагом переставлять ноги. Потянув за собою Аннабель, я почувствовала, как та упирается. Присутствие Джона, казалось, вызывало у нее неловкость или даже страх.
Я молча последовала за ним через темный лес, прочь от замка. Меня так и подмывало спросить его, куда мы идем, но я просто не могла открыть рот. Казалось, губы мои были склеены.
Через некоторое время, показавшееся мне вечностью, я услышала какой-то странный шум. Спустя еще несколько секунд деревья поредели, открыв утес. Я оставила Аннабель на опушке леса, чтобы та могла всласть пощипать травку после долгой дороги.
Джон подошел к краю плато, и я последовала за ним, а затем посмотрела вниз. Скала отвесно обрывалась вниз на без малого пятнадцать ярдов прямо в мерно шумевший океан.
Волны разбивались об острые камни скалы, и брызги их взлетали высоко. В эту ветреную погоду океан выглядел почти штормовым. Вода в нем была свинцово-серой и отражала небо; так учил меня Леандер.
Леандер… Он, должно быть, беспокоился, куда я так надолго запропастилась. Было уже за полдень.
Некоторое время мы стояли и молча смотрели на появлявшиеся и исчезавшие внизу белые шапки волн.
Наконец Джон нарушил тишину:
– Я знал, что ты следуешь за мною.
– Таков, значит, был твой план? – раскрыла рот и я. – Сначала спасти мне жизнь, чтобы я из любопытства и благодарности последовала за тобой, а потом… А потом… Да чего ты вообще от меня хочешь?
– Я мог бы спросить тебя о том же, – парировал он.
Я скрестила руки на груди, ожидая, пока Джон продолжит. Тот вздохнул:
– Я не заставлял тебя ехать за мной. Ты сама так решила.
– Решила, – согласилась я. – Но теперь я здесь, и тебе нужно мне немало всего объяснить!
К моему удивлению, он покорно кивнул и сел на краю обрыва, свесив ноги. Я села рядом, а затем начала допрос:
– Кто ты на самом деле?
Прежде чем ответить, Джон пристально посмотрел на океан.
– Мое настоящее имя Люсифер[5], – разомкнул он губы.
Люсифер. Да, это имя звучало куда лучше, нежели Джон. Куда загадочнее и куда менее скучно. Это оказалось особое имя – и то, что и обладатель его оказался особенным, невозможно было не заметить.
– Почему ты сразу не назвал мне свое настоящее имя? – жестко спросила я. – Если, конечно, Люсифер – твое настоящее имя?
– Было безопаснее сначала солгать тебе, – пожал он плечами. – На случай, если ты расскажешь кому-нибудь о нашей встрече, чего я, впрочем, на твоем месте и сейчас делать не стал бы. Теперь же я расскажу тебе правду, потому что и сам не люблю лгать.
Что-то в голосе Люсифера заставило меня поверить ему.
– Ну хорошо, – сказала я. – И насчет своего возраста ты мне тоже солгал?
– Да, – усмехнулся он. – На самом деле мне девятнадцать.
– Теперь мы покончили с ложью, – язвительно осведомилась я, – или я еще что-нибудь забыла?
– А я тебе о себе большего и не рассказывал, – ответил Люсифер. И то правда.
– Тогда расскажи мне о себе побольше! – потребовала я. Я ведь преследовала его по лесу часа два, а то и все три. Пришло время получить ответы!
К счастью, он, похоже, тоже это осознавал, поэтому кивнул и глубоко вздохнул:
– Так что ты хочешь знать?
– Ты ведь живешь в этом… замке? – начала я с простого вопроса.
– Да, – кивнул Люсифер. – Мы называем его просто Черный замок.
– Почему ты там живешь? Ты княжеский сын?
– Нет, – возразил он, – скорее принц.
– Ты принц? – изумилась я.
– Мне не очень нравится этот титул, и я нахожу его неуместным, но так оно и есть, – ответил Люсифер. – Моя мать – королева Сатандры.
Такую новость мне необходимо было переварить. Значит, этот замок на самом деле был резиденцией королевы Фрейи. Жестокой Фрейи, ведьмы Фрейи.
Я вздрогнула. Во что я только ввязалась? Оказывается, я не только находилась на запретной территории, но по незнанию добралась до резиденции самой королевы и теперь мирно болтала с ее сыном, который по какой-то необъяснимой причине уже дважды спас мне жизнь.
Эта мысль подвела меня к следующему вопросу: