– Я сам понесу, – сказал, немного задыхаясь, Эдди. – Дай лизнуть мороженое!
– Твоя мамочка не одобрит, Эдди, – печально сказал Ричи. Он стал есть быстрее. Он только что добрался до шоколадной части в середине, его любимой части. – Микробы, мальчик! Послушай... Послушай, к тебе попадут микробы, если ты будешь есть после кого-то!
– Я рискну, – сказал Эдди.
Неохотно Ричи поднес свое мороженое ко рту Эдди.., и вырвал его быстро-быстро, как только Эдди пару раз лизнул.
– Если хочешь, можешь взять мое, – сказал Стэн. – Я еще не проголодался после завтрака.
– Евреи мало едят, – пояснил Ричи. – Это часть их религии. Они втроем шли в приятном обществе к Канзас-стрит и к Барренсу. Дерри казался покинутым в глубоком туманном полуденном сне. Шторы многих домов, мимо которых они проходили, были опущены. Игрушки оставались на площадках, как будто их владельцев спешно оторвали от игры и послали спать. На западе собиралась гроза.
– Правда?
– Нет, Ричи просто морочит тебе голову, – сказал Стэн. – Евреи едят столько же, сколько обычные люди. Он указал на Ричи.
– Как он.
– Знаешь, ты как-то дерьмово ведешь себя по отношению к Стэну, – сказал Эдди Ричи. – Как бы тебе понравилось, если бы кто-нибудь говорил всякую дрянь о тебе только потому что ты католик?
– О, католики еще и не то делают, – сказал Ричи. – Отец говорил мне, что Гитлер был католиком, и Гитлер убил миллионы евреев. Правильно, Стэн?
– Да, кажется, – сказал Стэн. Он выглядел смущенным.
– Моя матушка разъярилась, когда отец сказал мне это, – продолжал Ричи. Легкая, связанная с воспоминаниями усмешка легла не его лицо. – Совершенно разъярилась. У нас, католиков, была еще Инквизиция, у которой были крюки, приспособления для выкручивания пальцев и все такое. Я думаю, что все религии странные.
– Я тоже, – сказал Стэн спокойно. – Мы не ортодоксы или что-нибудь в этом роде. Я имею в виду, мы едим ветчину и бекон. Я едва даже знаю, что такое быть евреем. Я родился в Дерри, и иногда мы ездим в синагогу в Бангор на праздники, вроде Йемкиппура, но... – он пожал плечами.
– Ветчина? Бекон? – Эдди был озадачен. Он и его мама были методистами.
– Ортодоксальные евреи не едят всякой такой ерунды, – сказал Стэн. – В Торе что-то говорится о том, что нельзя есть ничего, что ползает по земле или ходит по дну океана. Я точно не знаю, что там сказано. Но свиней есть нельзя и крабов тоже. А мои их едят. Я тоже.
– Это странно, – сказал Эдди и залился смехом. – Я никогда не слышал о религии, которая бы говорила вам, что можно есть. Эдак они будут вам говорить, какой газ выпускать.
– Кошерный газ, – сказал Стэн и сам засмеялся. Ни Ричи, ни Эдди не поняли, над чем он смеется.
– Ты должен признать, Стэнни, что это довольно-таки странно, – сказал Ричи. – Я имею в виду не есть колбасы только потому, что тебе случилось быть евреем.
– Да? – спросил Стэн. – Ты ешь мясо по пятницам?
– Боже, нет! – Сказал шокированный Ричи. – В пятницу нельзя есть мясо, потому что... – Он немного ухмыльнулся. – О'кей, я понял, что ты имеешь в виду.
– Католики действительно попадут в ад, если они едят мясо по пятницам? – спросил Эдди, обескураженный, совершенно не представляя, что за два поколения до него его предки были польскими католиками, которые скорее прошлись бы голыми по улице, чем вкусили в пятницу мяса.
– Ну, вот что я тебе скажу, Эдди, – сказал Ричи. – Я на самом деле не думаю, что Бог послал бы меня в пекло только за то, что я забылся и съел на завтрак в пятницу сэндвич, но зачем рисковать? Правильно?
– Думаю, да, – сказал Эдди. – Но это кажется таким...
Таким глупым, собирался сказать он, и затем вспомнил историю, которую миссис Пасли рассказала в воскресной школе, когда он был маленьким ребенком – первоклассником в «Маленьких прихожанах». Согласно миссис Пасли, какой-то плохой мальчик однажды украл хлеб для причастия с подноса и положил его в карман. Он принес его домой и бросил в унитаз просто для того, чтобы посмотреть, что будет. Сразу же – во всяком случае так сообщила миссис Пасли своим зачарованным «маленьким прихожанам» – вода в унитазе стала ярко-красной. Это была Кровь Христа, сказала она, и кровь эта явилась маленькому мальчику, потому что он совершил очень плохой поступок, называемый БОГОХУЛЬСТВО. Она явилась предупредить его, что, бросая плоть Христа в унитаз, он подвергал свою бессмертную душу опасности ада.
К этому времени Эдди только что вкусил наслаждение от акта причастия, в котором ему разрешили участвовать с прошлого года. Методисты использовали валлийский виноградный сок вместо вина, а Тело Христа было представлено нарезанными кубиками свежего упругого Чудо-Хлеба. Ему нравилась идея принимать пищу и питье в качестве религиозного обряда. Но под влиянием рассказа миссис Пасли его благоговение перед ритуалом превратилось во что-то более мощное, что-то достаточно страшное. Просто протянуть руку к кубику хлеба стало актом, который требовал мужества, и он всегда боялся электрического разряда.., или хуже: а вдруг хлеб в его руке поменяет цвет, станет кровавым, и безликий Голос начнет громыхать в церкви: Не достоин! Не достоин! Осужден на муки ада! Часто после того как он принимал причастие, его горло сжималось, дыхание стесняло, и он с паническим нетерпением ждал, когда закончится благословение, чтобы пойти быстрее в вестибюль и воспользоваться ингалятором.
Ты же не хочешь быть настолько глупым, -говорил он себе, когда стал старше. – Это был просто рассказ, и миссис Пасли наверняка не была никакой святой – мама сказала, что она развелась в Киттери и играет в динго в «Санта Мария» в Бангоре и что настоящие христиане не играют в азартные игры, настоящие христиане оставляют игры язычникам и католикам.
Все это освободило его чувства, но не разум. Рассказ о хлебе, который превратил воду в унитазе в кровь, беспокоил его, глодал его, даже заставил его потерять сон. Однажды ночью ему пришло в голову, что, чтобы навсегда разделаться с этим, ему самому нужно взять кусочек хлеба, бросить его в унитаз и посмотреть, что произойдет.
Но такой эксперимент был за пределами его мужества, его рациональный ум не мог устоять против зловещего образа крови, растворяющего в воде облако обвинения и потенциального проклятия. Он не мог устоять против магического заклинания-талисмана: Придите и ешьте плоть Мою и кровь Мою, что Я пролил за вас.Нет, он никогда бы не сделал этого эксперимента.
– Я думаю, все религии странные – сказал теперь Эдди. Но сильные, -добавлял его разум, – почти волшебные.., или это БОГОХУЛЬСТВО? Он начал думать о том, что видел на Нейболт-стрит, и в первый раз он увидел безумную параллель – Оборотень в конце концов вышел из унитаза.
– Слушайте, мне кажется, все спят, – сказал Ричи, небрежно бросая стаканчик от мороженого в водосток. – Вы когда-нибудь видели такую тишину? Что, все ушли в Бар-Харбор на целый день?
– Ппппривет, пппарни! – крикнул сзади Билл Денбро. – Пппподождите!
Эдди обернулся, удивленный, что услышал голос Большого Билла. Он катил на Сильвере из-за угла Костелло-Авеню, обгоняя Майка, хотя «Швинн» Майка был почти новой марки.
– Эй, Сильвер, ДАВАЙЙЙЙЙ! -кричал Билл. Он катил к ним, делая наверное, двадцать миль в час; трещали спицы и скрипели шины. Затем он нажал на педали и с расстановкой затормозил.
– Заика Билл! – сказал Ричи. – Как дела, парень? Послушай, как ты, как ты, парень?
– Порядок! – сказал Билл. – Видели Бена или Беверли? Подъехал Майк и присоединился к ним. Пот капельками застыл на его лице.
– Как быстро твой велик идет, а? Билл засмеялся.
– Я не знаю точно. Довольно бббыстро.
– Я их не видел, – сказал Ричи. – Они, может, где-нибудь болтаются. Поют дуэтом. «Ш-бум, ш-бум.., ай-да-да-да-да.., ты какой-то мечтательный, дорогой».
Стэн У рис засвистел.
