— Ого! Любопытно было бы на неё посмотреть, — вырвалось у Птицына.
— Ещё насмотритесь! Мы, знаете ли, предпочитаем в ней и находиться. Это для того, чтобы конвой осуществлять, нужно людьми перекидываться, а чтобы сторожить — то лучше всего в привычном виде!
Когда винтовая лестница, наконец, закончилась, Валерка едва сдержал облегчённый вздох. Парень никогда не страдал клаустрофобией — даже в подземных туннелях дивьих людей чувствовал себя вполне комфортно, но тут и его начало пронимать. Обрадовался Птицын, как оказалось, рано. Тюремные казематы были мало похожи на дивьи подземелья, и скорее напоминали крысиные ходы. Валерка пригнулся, чтобы пройти в коридор, и оказалось, что это не дверной проём такой низкий, а коридор сам по себе.
— Ничо-ничо, господин проводник, — расплылся в улыбке крысодлак, — привыкнете! Вам тут долгонько придётся!
Валерке захотелось тюремщика стукнуть. Сдержался, конечно, да и трудно такое желание осуществить, когда у тебя и руки и ноги закованы в кандалы. На ногах цепь ещё ничего, как раз под ширину шага, а вот руки стянуты вместе.
Коридор, или, скорее, крысиная нора, оказался довольно длинным. Или это Валерке так показалось, потому что идти пришлось согнувшись. «Блин, да у нас в верхнем городе даже дренажные тоннели просторнее!» — молча возмущался Валерка. Однако ещё печальнее ему стало, когда его завели в камеру. Парень надеялся, что хотя бы в своём будущем узилище он сможет вытянуться во весь рост, пусть даже лёжа. Реальность оказалась куда неприятнее. Камера оказалась совсем небольшой, с неровными стенами. Небольшая пещерка, чем-то похожая на внутренности цистерны из-под кваса или молока. Ну, может быть, чуть-чуть побольше. Но всё равно — ни встать в полный рост, ни лечь, вытянув ноги, не выйдет. В дальнем конце из стены била струйка воды, стекала прямо по кирпичам, и уходила куда-то под землю. «Санузел, совмещённый с умывальником, — сообразил Птицын. — Надеюсь, эту воду можно пить!»
Спальное место представляло собой кучу соломы, сложенной ближе к двери. Кем-то из предыдущих обитателей она была сформирована в подобие гнезда, вот только не меняли эту постель уже очень долго, и солома слежалась в неаккуратное комковатое месиво.
— Ну, добро пожаловать в апартаменты, ваше благородие! — Крысодлак даже поклонился, изображая из себя дворецкого. — Надеюсь, вам тут понравится.
— Да, ничего себе квартирка, — хмыкнул Птицын. — Даже не верится, что так всё шикарно. А когда обед будет?
— По поводу обеда пока распоряжений не поступало, — охотно ответил тюремщик. — Однако не сумлевайтесь, как только — так сразу принесём яства заморские. — И мерзко захихикал.
«Вот интересно, — думал Птицын, — крысы мне всегда нравились, несмотря на дурную репутацию. Умные, игривые, да и в стаях друг о друге заботятся. А эти — прямо классические гады! Или это на них так человеческая составляющая влияет?»
Спросить было не у кого, потому что конвоир, дождавшись, когда Валерка зайдёт в камеру, тщательно запер дверь и ушёл. «Вот уж где повод, чтобы порадоваться наличию у себя ночного зрения! — думал Валерка, разглядывая внутренности камеры. Вообще издевательство! Как тут должен себя чувствовать обычный человек? Развивать эхолокацию? Или обычных людей в такие места не сажают?»
Тьма стояла непроглядная. Даже недавно приобретённое Валеркино ночное зрение не сильно помогало — парень видел только очертания стен, да дверь с решёткой. «Будем честными. Если б не подарок дивьих, я бы сейчас начал паниковать, — честно признался себе проводник. — А ведь мне ещё сидеть тут неизвестно сколько! Не знаю, надолго ли меня сюда законопатили, но задерживаться тут — смерти подобно. Я тут просто с ума сойду! Или замёрзну». В камере действительно было прохладно. Градусов, наверное, двенадцать — насмерть не замёрзнешь, если будешь двигаться, а вот поспать уже не получится. Да и зарядкой особо не позанимаешься — слишком тесно, тем более с кандалами на руках и ногах.
«Определённо, надо отсюда выбираться. Ну ладно, выбираться пока рано, надо сначала понять, что они вообще задумали, и чего будут от меня добиваться, но устроиться нужно более комфортно. Вот только чего он никуда не уходит?» — Это Птицын выглянул в коридор через решётку и обнаружил прогуливающуюся по коридору здоровенную крысу. Пожалуй, чуть выше колена Валерке — для неё эти коридоры были в самый раз. Крыса деловито бегала по коридору, останавливаясь возле дверей в камеры, и чутко их обнюхивала, потом бежала дальше, помахивая длинным розовым хвостом.
«А вот наблюдателей мне здесь точно не нужно, — думал парень. — Ладно, подождём».
Однако четвероногий тюремщик никуда деваться не собирался. Так и курсировал туда-сюда, с неослабевающим интересом обнюхивая стены и двери. И похоже, планировал продолжать до тех пор, пока его не сменят.
— Ладно, — прошептал Птицын. — У волкодлаков слух очень хороший, как мы недавно выяснили. Посмотрим, как с этим делом у крысодлаков. — И в полный голос запел:
— По пыльной дороге телеееега несёооотся…
Крыса, спешащая по коридору, споткнулась и удивлённо замерла.
Тридцать восемь песен. Именно столько выдержали крысы. Конечно, Птицын столько песен не знал — его репертуар ограничивался всего восемью полностью, и ещё штук двадцать — частями. Сначала пение пытались игнорировать, потом — просили заткнуться. Вежливо, грубо, с оскорблениями — ничего не помогло. Птицын ждал, что крысодлаки перейдут к физическим методам и даже готовился к драке, но обошлось — видно, без команды местные служащие бить заключённых права не имеют. А может, просто побоялись — Валерка, даже закованный, рассчитывал справиться с двумя-тремя, очень уж они мелкие.
Поняв, что угрозами ничего не добиться, знакомый конвоир попытался узнать, чего хочет арестованный, но Птицын упорно стоял на своём: ему нравится петь, и он будет петь пока не надоест. Очень удачно вспомнилась подходящая песня, и Валерка затянул сразу припев:
— Песню дружбы запевает молодёжь, молодёжь,
Эту песню не задушишь не убьёшь, не убьёшь, не убьёшь…
Крысодлак со стоном схватился за уши, и убежал. Валерка продолжал петь ещё минут двадцать, для надёжности. И когда замолчал, тоже действовать стал не сразу. Однако его вокальные эксперименты, очевидно, действительно заставили выйти всех надсмотрщиков за пределы зоны действия аккустического оружия, так что узнать о том, что заключённый прекратил петь, крысодлаки пока не успели.
— Ну что, пришло время испытать подарочек, — пробормотал Птицын. Было немного волнительно, потому что раньше Валерка им не пользовался. Собственно, вообще про него забыл после того, как получил. Ищущий тогда торжественно сообщил, что они поняли главную черту проводника — он не терпит ограничений. Поэтому дивьи хотят подарить проводнику свободу.
— Мы хотим подарить вам возможность самому решать, где находиться, уважаемый проводник, — объяснял дивий. — И если когда-нибудь ваши враги попытаются вас пленить, вы сможете уйти из плена, даже если вас поместят в такое место, из которого вы не сможете сбежать, воспользовавшись личным умением переходить из мира в мир.
Ключ от всех замков представлял собой две крохотные татуировки на подушечках больших пальцев рук. Если не приглядываться, похоже на симметричные родинки. А приглядеться и не получалось — внимание соскальзывало будто само собой, даже у вроде бы имунного к таким воздействиям Валерки. Парень почти не вспоминал об этих волшебных рисунках, хотя изначально руки чесались попробовать. Однако когда понадобился, парень об этом ключе вспомнил мгновенно, и больше не забывал.
— Что там надо, чтобы его активировать? Нужен пароль.
В качестве ключевой фразы Птицын использовал прочитанное когда-то в приключенческой книге про пиратов двустишие:
— Железные решётки мне не клетка, и каменные стены — не тюрьма!
На пальцах появилось странное ощущение — то ли лёгкая вибрация, то ли холод. Птицын прикоснулся подушечками пальцев к наручникам и те послушно щёлкнули, открываясь. Причём щелчок был едва слышный, Валерка его скорее почувствовал кончиками пальцев, чем услышал. Гораздо тише, чем когда браслеты защёлкивали! Парень повторил ту же процедуру с кандалами на ногах, и освободился полностью.
В последний момент, перед тем, как заняться дверью, вспомнил совсем недавно виденную картинку, как большая крыса идёт по коридору и чутко нюхает воздух. «Блин. У них обоняние прекрасное, а я собираюсь там разгуливать». Пришлось возвращаться и мыться под струйкой ледяной воды, бьющей из стены. Было жутко холодно и неудобно, но Птицын не халтурил, отмывался до красноты. И этого парню показалось мало, так что он, с тяжким вздохом принялся натираться соломой из лежанки. Обоняние у Валерки никогда не было острым, но тут, кажется, даже полностью лишённому этого чувства существу стало бы плохо. «Да уж, судя по всему, меняют её не слишком часто», — думал Валерка. — «Ладно, ничего. Мы потерпим. Зато моего запаха за этим амбре ни одна ищейка не почувствует, будь она хоть крысой, хоть собакой. Остаётся только надеяться, что их не заинтересует, отчего в коридорах так несёт прелой, давно не меняной подстилкой для заключённых».
Человек привыкает ко всему, вот и Валерка уже через несколько минут притерпелся. Пора было заняться дверью. Подарок дивьих сработал на ней так же быстро, как и на наручниках. Дверь открылась легко, даже засов — достаточно было приставить пальцы к доскам напротив него, и сдвинуть. «Ну я прямо Гудвин какой-то», — с гордостью подумал парень.
— Вот и чудненько, — прошептал проводник. — А теперь сходим посмотрим, что здесь есть интересного. Эх, и чего они мне ещё для невидимости какую-нибудь татуировку не придумали?
Оказавшись в коридоре, парень с большим трудом сдержался, чтобы не рвануть сразу же наверх. Кажется, свобода так близко — беги! Вот только Птицын не был уверен, что ему удастся вытащить друзей. Да и рано ещё, как ни крути — нужно же выяснить, чего от него хотят те, кто его сюда посадил. «Нет, бежать рано. Но друзей навестить необходимо — особенно Алису. Она всю дорогу была в депрессии, как будто у нас кто-то умер. Нужно её поддержать и поговорить. Надеюсь, их всех тоже по одиночкам рассадили, — рассуждал Валерка. — Нужно дождаться ночи. А пока надо найти себе что-нибудь потеплее, а то я тут от холода околею. И ещё, желательно, поесть».
Соседние камеры оказались пусты, что парня только порадовало. Он понимал, что петь придётся ещё не раз, было бы неприятно портить жизнь соседям. «Хотя вряд ли тем, кто здесь долго сидит, такая ерунда, как мои завывания может сильно навредить», — прагматично подумал Птицын. «Вообще сомневаюсь, что здесь можно выдержать дольше недели! Одна надежда, что наших там так сильно не прессуют».
Первым делом Валерка собрал из соседних камер остатки сена. «За неимением лучшего сойдёт в качестве утепления», — рассудил парень. Глупо было пренебрегать самым доступным в этих местах материалом, тем более, Птицын не был уверен, что у него хватит времени на что-то большее. В любой момент кто-нибудь из крысодлаков мог заявиться, чтобы проверить, как там пленник, и тогда пришлось бы в срочном порядке возвращаться в камеру.
Крысы, однако, никак себя не проявляли, так что постепенно Валерка осмелел. Сначала прошёлся дальше по коридору и обнаружил, что он разветвляется. Причём не один раз! Получается, его «заселили» прямо возле лестницы, а дальше есть целый лабиринт с ходами. Ещё через несколько секунд Птицын обнаружил, что камер после разветвления больше нет. «Ну, в принципе, логично. Тут явно что-то вроде карцера. А в карцере обычно большую кучу народа не держат. Значит, в основном эти подземелья для чего-то другого используются».
Очень скоро стало понятно, для чего. Сначала Птицын почувствовал характерный крысиный запах. Вопреки привычным представлениям, крысы не пахнут неприятно. Наоборот, их запах скорее напоминает медовый — довольно привлекательно. Вот и Валерка сначала ощутил этот медовый запах, а потом увидел жилые пещерки. «Да они здесь живут! — сообразил парень. — А темница только вначале! Типа преддверия!»
Воровать — нехорошо. Однако в первой же пещерке, в которую Валерка заглянул, нашлось столько хлама, что он просто не смог удержаться. Там была тёплая одежда. Среди откровенного мусора, обломков какой-то старой мебели, сломанного оружия, нашёлся тёплый полушубок. Слегка дырявый на груди и с застиранными не до конца следами крови вокруг отверстия, но при этом явно тёплый. Вот Птицын и не побрезговал — успел уже замёрзнуть за последние несколько часов, несмотря на то, что старался активно двигаться. Тем более, от полушубка пахло крысами — парень решил, что это послужит хорошей маскировкой его собственного запаха. От соломы, напиханной под тюремную рубашку, он избавился без сожалений. Вытряхнул из рубахи и запихал поглубже, под кучу хлама — чтобы в глаза не бросалось. Только почувствовав приятную тяжесть полушубка на плечах, осмотрелся внимательнее и окончательно решил, что оказался в кладовке. «Видно, за отсутствием балкона или дачи хранят здесь то, что выкинуть жалко, — решил Птицын. — Ну, им это явно не особо нужно, а мне — пригодится. Вот хотя бы заточка…»
