Она знала, что я буду смотреть.
Она трахалась с ним ради меня, ради меня.
Чтобы отомстить мне.
И я понимаю... она - все, о чем я мечтал, и даже больше. Более мстительная. Более стратегическая. Более эффективная.
Еще более охрененная.
Я наблюдаю за тем, как ее тело подпрыгивает, извивается. Я вижу злую ухмылку на ее лице, когда она начинает кончать.
Это заставляет меня взорваться. Сперма вырывается из моего члена, выплескиваясь так далеко, что я ударяюсь о край пейзажа, забрызгивая картину и раму.
Мне плевать.
Я даже не вытираю ее.
Я просто застегиваю молнию, клянясь себе, что в следующий раз, когда я выплесну такой поток, он попадет на лицо Мары.
На следующее утро я приезжаю в студию на два часа раньше обычного.
Я почти не спал.
Каждый раз, когда я дремал, мне снилось покрытое краской тело Мары, извивающееся и подпрыгивающее, такое прекрасное в движении, что оно становилось живым произведением искусства.
Я постоянно просыпался, потел, мой член превратился в раскаленный железный прут.
Я даже не мог подрочить, благодаря своей поспешной клятве прошлой ночью.
Жаль, что я... если я даю себе обещание, то никогда его не нарушаю.
Я вбегаю в студию, напугав Дженис. Она не ожидала меня так рано.
— Доброе утро! — щебечет она, поспешно наводя порядок на своем столе и убирая в ящик целую охапку разбросанных ручек и бумаг.
— Принеси мне кофе, — рявкаю я. — Со льдом.
— Сию минуту, — говорит она, вставая так быстро, что ее очки сползают с носа, а колготки рвутся сзади. Она поднимает очки указательным пальцем, краснея и надеясь, что я не заметил чулок. Затем, выдержав небольшую паузу, она спрашивает: — ... Вы в порядке?
Должно быть, я действительно выгляжу дерьмово, если у нее хватает смелости спрашивать меня об этом. Я раскраснелся и вспотел. Меня лихорадит.
Но я беру себя в руки. Медленно, усилием воли. Разрабатываю новые планы, как согнуть Мару пополам и раздавить ее под каблуком.
— Я буду в полном порядке, когда выпью свой гребаный кофе, — рычу я.
— Точно! Извините, — пискнула она и поспешила прочь.
Я поднимаюсь по лестнице на верхний этаж, все пространство которого отдано под мой кабинет.
Как только я переступаю порог, мои ноздри раздуваются, улавливая отчетливый сладковато-перечный аромат.
Мара.
Я оборачиваюсь, ожидая увидеть ее сидящей за моим столом.
Но вместо этого моему взору предстает свежевывешенная картина. Абстрактная, с крупными полосами фиолетового, алого и синего цветов...
Она трахалась над этой картиной, а потом повесила ее на мою стену.
Меня заново поражает абсолютное безумие этой девушки.
Я восхищаюсь ее смелостью. Одновременно планируя, как я ее за это накажу.
Подойдя ближе к раме, я рассматриваю картину. Форма мазков.
Я вижу отчетливый отпечаток соска в том месте, где Мара прокатилась по холсту, впечатанный в малиновую краску. Под ним - след в форме сердца, который почти наверняка остался от ее обнаженных ягодиц.
Я бы узнал форму этой задницы где угодно. Эта идеальная, мать ее, задница.
Она подписала картину остроугольным карандашом и озаглавила ее:
ЛУЧШАЯ НОЧЬ В МОЕЙ ЖИЗНИ
Меня охватывают эмоции, которых я никогда раньше не испытывал. Оно накатывает на меня, тяжелое, удушающее, тошнотворное. Оно вынимает из меня сердце, заставляет мои внутренности трепетать. От него у меня глубоко болит в груди.
Ощущение настолько резкое и непривычное, что на мгновение мне кажется, что я действительно болен. Или у меня коронарный приступ.
