Она просто женщина.
Просто совершенство.
Нет, думала Клодия, постепенно начиная приходить в себя, она ни за что не повернула бы время вспять и не изменила бы ни единой подробности в своей жизни, даже будь у нее такая возможность. А сложности, последствия, неудобства подождут – сначала надо вновь обрести способность рассуждать здраво. Но все это будет потом. Пока что она просто живет.
Джозеф сделал глубокий вдох и медленно выпустил воздух.
– О, Клодия… – пробормотал он. – Любимая моя…
Она сразу поняла, что сохранит эти два слова в памяти до конца жизни. И не согласится обменять их даже на самый драгоценный камень.
«Любимая моя».
Он сказал это ей, Клодии Мартин. Это она его любимая. Всего несколько недель назад такое ей не могло даже присниться во сне. Но все изменилось: она красива, она желанна, она… Клодия улыбнулась.
Он поднял голову и взглянул на нее из-под отяжелевших век, отводя ладонью волосы с ее лба.
– О чем ты думаешь? – спросил он.
Открыв глаза, она объяснила:
– Я женщина.
– Как бы трудно ни было поверить в это, но я заметил. – Его глаза смеялись.
Она тоже усмехнулась. Он поцеловал ее в закрывшиеся глаза, следующий поцелуй достался губам.
– Странно только, что ты до сих пор этого не знала.
У Клодии вырвался смех.
– Ты не представляешь себе, как тесно связана женственность с ранним замужеством, рождением детей и добросовестным ведением домашнего хозяйства, – объяснила она.
– Все это ты могла бы заполучить, если бы пожелала, – возразил он. – Ни за что не поверю, что в дни юности Маклит был твоим единственным поклонником.
– Да, у меня были и другие шансы.
– Почему же ты не воспользовалась ими? Неужели из любви к нему?
– Отчасти, – кивнула Клодия, – а еще из нежелания жертвовать ради удобства своей… целостностью. Мне хотелось быть не только женщиной, но и личностью. Понимаю, это звучит странно. Я знаю, как трудно объяснить это кому бы то ни было. Но я мечтала стать именно личностью. И думала, что женщинам это недоступно. Пришлось пожертвовать женственностью.
– Ты жалеешь об этом? – спросил Джозеф. – А по-моему, ты ничего не потеряла.
Она покачала головой:
– Если бы я могла вернуться в прошлое и начать все заново, я поступила бы точно так же. И все-таки это была жертва.
– И моя удача, – добавил он, покрыл легкими поцелуями ее подбородок и щеки, а затем снова поднял голову.
Брови Клодии вопросительно дрогнули.
– В противном случае, – объяснил он, – я не смог бы нанести тебе визит в Бате. А если бы мы познакомились в другом месте, ты вряд ли была бы свободна. И я мог не узнать тебя.
– Не узнать?..
– Не распознать в тебе ту, которая мне дороже жизни.
Ее глаза снова наполнились слезами, она закусила губу. И услышала отголосок слов, которые Джозеф произнес в карете по дороге в Лондон, когда Флора и Эдна расспрашивали его о мечтах.
«Я мечтаю о любви, семье – жене и детях, чтобы дорожить ими больше жизни».
В то время она сочла его неискренним.
– Не говори так, – попросила она.
– Тогда что же между нами только что было? – спросил он и лег на бок спиной к стене. Клодию он повернул лицом к себе, бережно обнимая, чтобы она не свалилась с узкой койки. – Близость?
На миг она задумалась и поправила:
– Приятная близость.
– Допустим, – согласился он. – Но я привел тебя сюда не ради близости, Клодия. Точнее, не только ради нее.
Она промолчала, и он ответил на невысказанный вопрос:
– Я привел тебя сюда, потому что люблю тебя и верю, что ты любишь меня. Потому что я свободен и ты тоже. Потому что…
Она приложила пальцы к его губам. Он поцеловал их и улыбнулся.
