Вот как он с ними говорит!
По дороге домой он громко бранил цыгана. Бросил его всего с несколькими сотнями овец! Напрасно он его не застрелил, это порадовало бы некую даму. Телеграф был открыт, он мог бы остановить беглеца, то есть для этого пришлось бы обратиться к полиции и властям, но — чёрт с ним! Старая Мать могла бы сделать это, но она, конечно, не посмеет. Консул от лица матери? Ещё менее чем кто-либо другой.
Да, цыган Александер мог безбоязненно плыть к северу на пароходе.
Он встретил доктора, шедшего навестить больного.
— Я заходил к твоим рабочим, Август, но как будто бы ни у кого из них нет ножевой раны на груди.
— Вот как! — говорит Август. — Нет, они не хотят сознаться.
— Да, но я сам осмотрел их. Ведь их всего четыре человека?
Август отвечал на это довольно пространно: летом у него было их двадцать человек, что могли сделать четыре человека при постройке такой широкой и основательной дороги?..
Доктор прервал его:
— Да, но сколько же народа у тебя сейчас?
— Пять, — сказал Август. — Они работали на нотариуса, но...
— Хорошо, хорошо, но где же пятый? Я бы всё-таки хотел осмотреть его.
Август решается:
— Не стоит, он уже на ногах теперь, это было несерьёзно.
— Ну, это хорошо. Потому что удар ножом в грудь — дело нешуточное.
Августу стало не по себе.
— А у него могло бы быть кровоизлияние внутрь?
— Могло бы быть и это.
— Но тогда бы он умер?
Доктор: — По-моему, ты что-то скрываешь, Август. Неужели это ты ударил кого-нибудь ножом?
— Я?..
— Ну нет, так нет. Но кто же тогда?
Август опять затеял длинный разговор о том, какое это свинство и зверство — колоть человека в грудь. Ему ужасно досадно, что он не присутствовал при этом, потому что он непременно бы застрелил его на месте.
— Ну, это уж слишком.
— Непременно бы, вот этой самой рукой! — грозился Август.
Доктор сказал:
— Ты больше никогда не заглядываешь к нам. Мы приглашали тебя, когда Паулина из Полена была здесь, но ты не зашёл. Уж не потому ли, что ты разбогател?
— Нет, доктор, пожалуйста, не шутите так. Но я по горло занят делами и всем прочим, надеюсь, что скоро станет немного полегче.
— Ну, приходи, когда освободишься!
Август был рад, когда доктор наконец ушёл. Его вдруг стало мучить: а что если у Старой Матери всё-таки внутреннее кровоизлияние?
Он застал её посвежевшей и не так мрачно настроенной, она немного поспала и теперь сидела в постели. Август почувствовал облегчение, он задал несколько коротких вопросов о ране и получил ответ:
— Нет, рана больше не горела, и кровоизлияния внутрь, кажется, не было.
Она поглядела на него несколько удивлённо в тот момент, когда он вошёл, но теперь, когда Август разделался со своим беспокойством, его быстрой голове ничего не стоило придумать какое-нибудь дело. Как, по её мнению, — стоит ли ставить сети? Лето уже кончается, и рыбная ловля почти что прекратилась, — за четыре дня попалась всего лишь одна рыбина.
С этим следует обратиться к её сыну.
— Из-за таких пустяков не стоит беспокоить консула, — заметил Август. — Впрочем, как бы там ни было, но больше некому это делать: вы знаете, цыган уехал.
Это-то, во всяком случае, он рассказал даме, раненной в грудь.
— Вот как! — сказала она. — Он уехал?
— В воскресенье ночью, с пароходом, идущим к северу, — нарочно уточнил он.
По лицу Старой Матери не было видно, обрадована она, или нет, а Август думал только о деле.
— Я не знаю, как мне поступить с сетью.
