Он взялся за ручку двери.
— Будете докладывать мне обо всем, — добавил он, — что бы ни случилось в доме, о любой мелочи. Коротко и ясно. Назначаю вас старшей над всеми.
Глава двадцать четвертая
1
— Немедленно убрать это! — заорал пан домовладелец на всю лестницу.
— Вы что, оглохли?! — снова закричал он, не дождавшись ответа.
Только теперь пани Сырова поняла, что это относится к ней. С упавшим сердцем вышла она на террасу.
Полицейский стоял, широко расставив ноги, его багровое лицо пылало ненавистью.
— Что это такое?! — показывал он на что-то перед собой.
С оскаленными зубами и остекленевшим взглядом на террасе лежала рыжая кошка.
— Долго еще будет здесь валяться эта падаль? — рявкнул полицейский. — Я, хозяин дома, должен убирать за вами всякую пакость?!
— Бедная Мицинка, — прошептала пани Сырова, наклоняясь над мертвой кошкой. — И твой черед настал…
— Ну так как?! — выходил из себя хозяин. — Или это останется здесь для украшения?
Увидев, что ее противница мертва, Амина пустилась в радостный пляс перед конурой, прыгая на цепи.
— Даже это животное помешало… — сказала жилица.
— Что вы сказали? — с вызовом спросил полицейский.
— Ничего…
— То-то… Думайте, что говорите! Свои шпильки оставьте при себе!
— Но ведь…
— Поосторожнее! Я знаю, что у вас на уме.
— Что у меня на уме — это не ваше дело.
— Ах, вы эдакая… Вы меня доведете. Грубить хозяину я не позволю! И вообще! Поделом этой дряни! Безобразничала и собаку мне калечила. Портить свою собственность я не позволю.
— Мицинка была, как мы. Пока ее не трогали, она вела себя смирно…
— Как же, — осклабился полицейский, — лучше вас никого нету…
Пани Сырова промолчала.
Полицейский еще с минуту постоял, затем махнул рукой и ушел, злобно ворча.
Пани Сырова взяла лопату, вырыла яму и похоронила кошку. По щекам у нее текли слезы.
— Вот так-то, Мицинка, — всхлипывала она, — в доме, где убивают животных, и людям житья нет…
Когда пани Сырова проходила мимо собачьей конуры, Амине ощерилась и зарычала: «Жильцы нам не указ. Здесь мы хозяева!»
— Лежать! — прикрикнула на нее жилица.
Сука испугалась и спряталась в конуру.
2
После обеда полицейский собирался на дежурство, и тут ему доложили, что к пани Сыровой кто-то пришел. Все бросив, он рысцой припустил к своему дому. Поднялся по лестнице и встал под дверью, прислушиваясь.
— Как здесь красиво! — говорила пани Сыровой кузина. — Сад весь в цвету. Запахи, как в аптеке. А какая тишина вокруг… Право, ты здесь, золотко, как в раю. Ах, как это благотворно для моих нервов, для моих бедных нервов…
Пани Сырова вздохнула: — Хочешь с пенкой или без?
— С пенкой, — молвит румяная пани. — А молоко-то у вас здесь какое вкусное, натуральное, деревенское. Везет же людям, но мне… Ложась спать, молю Бога, чтобы он избавил меня от хозяина. Это такой тиран, слов нет. Намедни ему взбрело в голову, что в пятницу, субботу и воскресенье нельзя ходить на чердак.
— Почему?
— А, спроси его! Сама не знаю. Так его левая нога захотела. По пятницам, субботам и воскресеньям он ключ от чердака не выдает. Ты только подумай. Квартира маленькая, и кое-какие вещи нам пришлось сложить на чердаке. Теперь три дня в неделю мы не можем ими пользоваться. Исключительно из-за его самодурства. Мой справлялся у адвоката, что следует предпринять. Подавайте жалобу в связи с посягательством на ваши имущественные права. Легко сказать! А где взять денег на суды? Лучше махнуть на все рукой.
— Для хозяев закон не писан… — произнесла негромко пани Сырова.
— Вот я иногда и думаю: уж лучше бы меня Господь Бог прибрал, так жить невмоготу…
Наступившая тишина была прервана истошным воплем. Кто-то забарабанил в дверь и заорал: — Вон!
Пани Сырова пошатнулась. Кузина побледнела.
— Что это? — дрожащим голосом спросила она.
