— Слушайте, слушайте, — вскричал, осмелев, чиновник.
Но полицейский натянул френч, схватил синий бидон и направился к себе, бормоча под нос: «С меня хватит!»
3
— Как вы могли сказать, что котел не мыт? — укоряла пани Сырова соседок.
— Не сердитесь на нас, пожалуйста, пани Сырова! — просительным тоном отозвалась пани Шолтысова. — Мы прекрасно знаем, что котел вымыт, но что оставалось делать. Ворвался: «Вы обязаны подтвердить!» Вы же его знаете. Он способен на все. Я боюсь его, как сатаны. Мы еще натерпимся от него…
Трафикантша расплакалась. — Со всеми хочется по-хорошему, — всхлипывала она, — а вот не получается. Проклятая жизнь, чего мне только не приходится сносить — не передать словами… Пресмыкаюсь перед ним, дальше некуда. Только бы не лишиться крыши над головой. Контракт нам обещал, а не дает. Говорит: «Там видно будет…» В результате мы совершенно беззащитны и целиком от него зависим.
— Теперь и к нам прицепился, — жалобно говорила пани Сырова. — А уж мы так стараемся… Прямо дышать боимся.
— Ничего не поможет, — сказала трафикантша, — он хочет вас выселить, поэтому, как бы вы ни старались, все без толку. Изо дня в день пристает ко мне с расспросами: — Ну что? Не было ли у вас чего с Сыровыми? Не было ли какого крика, ссоры? А почему? Почему никаких скандалов? Уж не заодно ли вы с ними? Смотрите! — Кто-то ему сказал, что семью, которая не ладит с остальными, можно выселить. Поэтому он хочет нас натравить друг на друга. А я не из тех, кто ссорится… Хоть бы он оставил меня в покое! Задарма ему стираю, убираю, лишь бы все было тихо, — запричитала трафикантша. — Если он не прекратит, не знаю, что с собой сделаю…
— Да, угораздило же нас всех… — пробормотал чиновник.
4
Ночь опустилась на предместье. Все живое спало, лишь полицейский бодрствовал. Усердно писал и разлиновывал. В результате этой деятельности под руками у него появилась аккуратно разграфленная инструкция под названием: Графы разделяли месяц на равные части, и в каждой из них был обозначен день, когда тому или иному жильцу разрешалось заниматься стиркой.Правила стирки белья.
Ниже следовало, во-первых, Пояснение,
которое гласило: Ежели дата приходится на праздничный день, стирка переносится на первый день после праздника.
И, во-вторых: Жильцам вменяется в обязанность сдавать котел и помещение прачечной в полном порядке. Жильцы обязаны докладывать обо всех неполадках и нарушениях хозяину дома. Виновные в несоблюдении данного распоряжения будут наказаны.Распоряжение
Глава двадцать седьмая
1
Наступил сентябрь. Дни были прозрачны и нежно-меланхоличны. Кустарники и деревья на косогорах поредели, в парках под ногами прохожих шуршала опавшая листва. Над полями к чистому, стального оттенка небу поднимался дым от костров. Детвора, шумно резвясь, запускала бумажные змеи. Солнце было еще в силе, но уже ощущалось, что конец лета не за горами.
Яблоко в саду полицейского созрело. В один прекрасный день хозяин сорвал плод, пожелтелый, с румяными полосками. Он завернул яблоко в платок и понес его домой с такой осторожностью, будто в руках у него был сосуд с драгоценной влагой. Некоторое время яблоко лежало у него между окон, и он тешил себя созерцанием плода. Однако позже он осознал, что фрукты относятся к той категории собственности, которую мы сполна ощущаем таковой, лишь когда употребляем в пищу.
Однажды он собрал все свое семейство, разделил яблоко на четыре части, поскольку семья состояла из четырех человек, и, глубоко растроганный, сказал: — Вот вам на пробу первое яблоко из моего сада. Это яблоко выросло на моем саженце, который я посадил на своей земле. Никто другой не имеет права съесть это яблоко, кроме меня самого, а также вас, ежели я с вами поделюсь. Съешьте и запомните: я всего лишь сын бедных родителей, и только благодаря своему усердию и предусмотрительности я владею сейчас домом и садом. Хозяином всего, что находится на моем участке, являюсь я. Кто над моей собственностью надругается, на того обрушится мой гнев.
Затем семья молча съела яблоко, преисполненная сознанием значительности момента.
2
В лавке пана Мейстршика пани Сырова делала покупки. Там же была какая-то женщина в плюшевой шали, которая уже управилась с покупками, но не торопилась уходить, поскольку пребывание в лавке давало ей возможность пообщаться с людьми. Она этой возможностью воспользовалась, вступив в разговор с пани Сыровой.
— Вы живете, — спросила она, — у Факторов?
Лавочник навострил уши и воскликнул: — Что-нибудь еще изволите? Может, цикорий? Или одеколон, растирание, кофе брандысский, в зернах, цикориевый с добавлением жареных фиников? У меня имеется все.
— Нет, не надо, — ответила женщина. — Так, значит, вы живете у полицейского. Право, пани, не завидую вам…
— Душистый перец, бадьян, горький перец, — нервозно прервал ее лавочник. — Может, все это у вас кончилось?
— Специй у меня достаточно, — провозгласила женщина. — Ну и жук этот ваш полицейский! Такой скупердяй…
— Есть метлы из рисовой соломки, щетки из натуральной щетины, извольте взглянуть! — восклицал лавочник.
— Мне не нужно… О, этого Фактора все знают. Как-то раз…
— Шлепанцы под названием «микадо», — в отчаянии выкрикивал лавочник. — Нужная и очень практичная вещь для дома. Есть на складе и по сниженной цене.
— На что мне домашние туфли! У меня есть, никак износить не могу. Этот Фактор подложил полиции хорошую свинью, — во время войны он отпускал за взятки спекулянтов…
— Пани, — простонал пан Мейстршик, — купите манной… Чечевицы, гороху, пшена, или спирта для горелки…
— В другой раз. На этом ваш полицай и разжился, дом себе отгрохал…
— Мамаша! Вы ничего не забыли купить? Вернетесь домой и скажете: «Ах, я растяпа, ведь я же уксус хотела купить!»
— Какое там! Я ничего не забываю. Теперь он задирает нос и делает вид, будто ему принадлежит весь город. И всех тиранит…
Внезапно лавочник принялся истово петь:
пел он, приплясывая за прилавком, точно в него вселился бес.
— Вы сегодня какой-то веселый, пан Мейстршик, — заметила женщина, с подозрением глядя на лавочника.
— Да! Да! А почему бы и нет! — восклицал тот. — Ведь я такой молодой и красивый! О, я знаю столько песен, и таких замечательных, вы удивитесь! Когда придете в следующий раз, я спою вам хотя бы эту — об убийстве на Лужицкой улице. Знаете ее? Вот послушайте! «На Лужицкой улице кто же не знает, что Бемова Анна такая-сякая… В окошке сидит, молодых завлекая. Прости ее, Господи, что не святая!»
— Отстаньте, — презрительно воскликнула женщина. — Песенки — это не для меня…