Мистер Уикэм поведал Элизабет одну историю, приключившуюся с ним в юности, которая, по его мнению, наилучшим образом показывала всю суть “подобной бесчеловечности”. Когда им с Дарси едва исполнилось семь лет, старший мистер Дарси всерьез занялся их боевой подготовкой. Во время одного из ежедневных упражнений боевой прием юного Уикэма свалил Дарси с ног на землю. Старший Дарси призвал Уикэма “прикончить” своего сына ударом по горлу. Когда мальчик отказался, старший мистер Дарси вместо того, чтобы наказать его за непослушание, похвалил Уикэма за великодушие. Юный Дарси, взбешенный скорее благоволением отца к Уикэму, нежели собственным поражением, напал на того со спины и ударил его по ногам квотерстаффом[6], раздробив все кости. Лишь спустя год Уикэм смог передвигаться, не опираясь на костыли.

– Но разве столь неуемная гордыня может сослужить ему хорошую службу?

– О да. Часто она заставляла его быть щедрым и снисходительным, раздавать деньги, выказывать гостеприимство, помогать арендаторам и облегчать страдания бедняков. Не лишен он и братской гордости, которая в сочетании с братской привязанностью сделала его внимательным и заботливым опекуном своей сестры.

– А что за девушка мисс Дарси?

Мистер Уикэм покачал головой:

– Хотелось бы мне назвать ее милой. Мне неприятно отзываться дурно о ком-либо из семейства Дарси. Но она слишком похожа на своего брата – гордая, очень гордая. В детстве она была ласковой и доброй и очень меня любила. Я же мог часами забавлять ее. Но теперь она мне совсем чужая. Она миловидная девушка лет пятнадцати или шестнадцати и, насколько я знаю, чрезвычайно хорошо владеет боевыми искусствами. После смерти отца она постоянно живет в Лондоне вместе с какой-то дамой, которая приглядывает за ней и руководит ее боевым обучением.

После множества пауз и безуспешных попыток сменить предмет разговора Элизабет, не удержавшись, вернулась к изначальной теме:

– Меня поражает его близкая дружба с мистером Бингли! Как может мистер Бингли, который кажется мне воплощенным добродушием и истинным джентльменом, водить знакомство с мистером Дарси? Как они вообще могли сойтись? Вы знакомы с мистером Бингли?

– Нет, мы с ним не знакомы.

– Он очень милый, любезный и располагающий к себе человек. Ему, верно, неизвестна истинная суть мистера Дарси.

Игра в “Склеп и Саркофаг” вскоре завершилась, игроки направились к другому столу, и мистер Коллинз уселся между своей кузиной Элизабет и миссис Филипс. Последняя конечно же осведомилась о его успехах в игре, которые оказались не слишком впечатляющими. Почти все его склепы кишели зомби, но стоило миссис Филипс выразить свое сожаление по поводу его проигрыша, как мистер Коллинз с самым серьезным видом уверил ее, что это его совершенно не взволновало, что деньги для него ничего не значат, и попросил миссис Филипс не расстраиваться по этому поводу.

– Я вполне осведомлен, сударыня, – сказал он, – что когда люди садятся за “Склеп и Саркофаг”, то идут на некоторый риск, и, к счастью, я не в том положении, чтобы переживать из-за потери пяти шиллингов. Разумеется, не всякий может сказать такое, но благодаря леди Кэтрин де Бэр я благополучно избавлен от необходимости думать о подобных пустяках.

Его слова привлекли внимание мистера Уикэма, и, понаблюдав некоторое время за мистером Коллинзом, он тихонько спросил Элизабет о том, насколько близко ее родственник знаком с семейством де Бэр.

– Леди Кэтрин де Бэр, – ответила она, – недавно дала ему приход. Мне неизвестно, каким образом мистер Коллинз удостоился ее внимания, но, вне всякого сомнения, знакомы они недолго.

– Вы конечно же знаете, что леди Кэтрин де Бэр и леди Энн Дарси были сестрами и, следовательно, она – тетушка нынешнего мистера Дарси?

– Право же, этого я не знала. Мне известно лишь, что леди Кэтрин утверждает, будто бы она водворила в ад больше прислужников Сатаны, чем любая другая женщина в Англии.

– Ее дочь, мисс де Бэр, унаследует огромное состояние, и поговаривают, что они с кузеном объединят свои владения.

Элизабет улыбнулась, подумав о бедняжке мисс Бингли. Напрасными и бесполезными оказались все ее ухищрения, все похвалы, которые она расточала мистеру Дарси, и привязанность, которую она выказывала его сестре, не зная, что мистер Дарси предназначен другой.

– Мистер Коллинз, – сказала Элизабет, – высоко отзывается как о самой леди Кэтрин, так и о ее дочери, но я полагаю, что он ослеплен благодарностью и, несмотря на то что она его покровительница и великий воин, леди Кэтрин женщина высокомерная и тщеславная.

– Думаю, оба этих качества присущи ей в высшей степени, – ответил Уикэм. – Я уже давно не видел ее, но хорошо помню, что мне она никогда не нравилась и ее манеры всегда были властными и пренебрежительными. О ней ходит слава как о невероятной воительнице, но я склонен верить, что тут немалую роль сыграли ее богатство и положение в обществе.

Элизабет признала, что его слова звучат весьма убедительно, и они продолжали беседовать, ко взаимному удовольствию, пока игра в карты не сменилась ужином и прочие дамы не потребовали своей доли внимания мистера Уикэма. В шуме, царившем за столом миссис Филипс, беседовать было решительно невозможно, но манеры Уикэма расположили к нему всех и каждого. Все сказанное им было сказано прекрасно, все сделанное – сделано с изяществом. Элизабет отправилась домой с мыслями только о мистере Уикэме. На обратном пути она не могла думать ни о чем другом, кроме него и того, что он ей рассказал. Однако у нее не было времени даже упомянуть его имя, потому что и она, и ее сестры слышали, как стоны неприличностей раздаются в непроглядной лесной чаще по обеим сторонам дороги. Стоны были слышны достаточно далеко, чтобы не опасаться скорого нападения, но вместе с тем достаточно близко, чтобы едущие в карете старались вести себя как можно тише. И в кои-то веки из мистера Коллинза нельзя было вытянуть и слова.

На следующий день Элизабет пересказала Джейн все, что услышала от мистера Уикэма. Джейн удивлялась и огорчалась, она никак не могла поверить в то, что мистер Дарси столь недостоин дружбы мистера Бингли, и все же не в ее характере было сомневаться в словах столь приятного человека, как мистер Уикэм. Все ее нежные чувства всколыхнулись при одной только мысли о том, что у него были раздроблены ноги, и теперь ей ничего не оставалось, кроме как думать хорошо о них обоих, защищать поведение каждого и приписывать какой-то ужасной ошибке или случаю то, что нельзя было объяснить ничем иным.

– Полагаю, что они оба были введены в заблуждение, – сказала она. – Возможно, кто-то намеренно очернил каждого из них в глазах другого. Невозможно вообразить себе обстоятельства, ставшие причиной их отчуждения, не обвинив при этом кого-нибудь из них.

– О, действительно! Но что, моя дорогая Джейн, ты теперь скажешь об этих людях, которые намеренно их очернили? Стоит ли нам тоже найти оправдание их поведению, или нам все же придется хоть о ком-нибудь подумать плохо?

– Можешь подшучивать надо мной, сколько тебе угодно, но твои шутки не изменят моего мнения. Лиззи, дорогая, только подумай, в каком невыгодном свете предстает перед нами мистер Дарси! Так обойтись с любимцем своего отца, с человеком, которого тот обучал боевым искусствам и обещал обеспечить в жизни?! Нет, этого не может быть!

– Я скорее поверю в то, что мистер Бингли был обманут, чем в то, что мистер Уикэм прошлым вечером все выдумал. Имена, факты, детали – обо всем было сказано без малейшего жеманства. И если это неправда, пусть мистер Дарси опровергнет эту историю. Кроме того, мистер Уикэм говорил это с самым искренним выражением лица.

– И впрямь все так сложно и ужасно огорчительно. Не знаешь, что и думать.

– Уж прости, но я-то знаю, что тут думать.

Но Джейн с уверенностью могла предположить лишь одно – если мистер Бингли был введен в заблуждение, то огласка этого дела принесет ему невероятные страдания, и, возможно, чтобы восстановить свое доброе имя, он дойдет и до дуэли. Эта мысль была для нее невыносима.

Тут барышням пришлось покинуть додзё, в котором они беседовали, и причиной тому стал визит самого предмета их разговора: мистер Бингли вместе со своими сестрами приехал, чтобы лично пригласить их на долгожданный бал в Незерфилде, который был назначен на следующий вторник. Джейн и Элизабет были смущены тем, что им пришлось принимать гостей в нарядах для боевых упражнений, но это никак не умерило радости дам от встречи с ними, в особенности со своей дорогой подругой Джейн. Они заявили, что не виделись с нею целую вечность, и без конца расспрашивали о том, что она поделывала со времени их разлуки. На остальных членов семьи они едва взглянули, более всего стараясь избегать миссис Беннет. Элизабет они сказали лишь пару слов, а младших сестер разговором и вовсе не удостоили. Распрощались они очень быстро, вскочив со своих мест с резвостью, весьма удивившей их брата, и поспешили выйти вон, будто бы торопясь спастись от любезностей миссис Беннет.

Все лонгборнские дамы с нетерпением ожидали предстоящий бал в Незерфилде. Миссис Беннет расценивала его как честь, оказанную ее старшей дочери, и была особенно польщена тем, что получила личное приглашение от мистера Бингли, а не чопорную пригласительную карточку. Джейн воображала себе счастливый вечер, который она проведет в компании двух своих подруг, принимая знаки внимания от их брата. Элизабет же предвкушала, как будет танцевать почти все танцы с мистером Уикэмом и увидит подтверждение всей рассказанной им истории во взглядах и поведении мистера Дарси.

По такому случаю Элизабет была в весьма приподнятом настроении и, несмотря на то что она старалась пореже заговаривать с мистером Коллинзом, не смогла удержаться от вопроса о том, примет ли он приглашение мистера Бингли, и если примет, то сочтет ли пристойным принимать участие в развлечениях. Она с удивлением услышала в ответ, что у него нет ни малейших сомнений по этому поводу и что он вовсе не страшится гнева архиепископа или леди Кэтрин, решившись танцевать.

– Я вовсе не считаю, – сказал он, – что бал такого рода, устраиваемый достойным юношей, может привести к чему-то порочному. Я надеюсь, что все мои кузины окажут мне честь протанцевать со мной на этом балу, и, пользуясь случаем, я бы хотел заручиться вашим согласием, мисс Элизабет, танцевать со мной первые два танца. Надеюсь, что моя кузина Джейн правильно истолкует подобное предпочтение и не сочтет его неуважением с моей стороны.

Элизабет почувствовала, что ее застали врасплох. Она была твердо уверена, что именно эти два танца у нее попросит мистер Уикэм, а вместо этого ей придется танцевать с мистером Коллинзом! В недобрый час она решила быть общительной. Однако поделать ничего было нельзя. Счастье мистера Уикэма, как и ее собственное, ненадолго откладывалось, и она приняла предложение мистера Коллинза так любезно, как только смогла. Вскоре, правда, ее охватил сильнейший рвотный позыв, и она приложила ладони ко рту, дабы не смутить присутствующих видом своего недомогания. К счастью, позыв быстро отступил, но мысль, которая его вызвала, никуда не делась. Неужели этот маленький жирный священник желает взять ее в жены? Она с ужасом подумала о том, каково это – выйти замуж за человека, который берет в руки клинок, лишь когда нужно нарезать горгонзолу.

Если бы не приготовления к балу в Незерфилде, младшие мисс Беннет пребывали бы в самом удручающем состоянии, поскольку со дня приглашения и до самого бала зарядил такой дождь, что о прогулке до Меритона нечего было и думать. Земля снова стала податливой, а количество мертвецов – неисчислимым. Никаких визитов к тетушке, никаких офицеров, никаких новостей. Даже Элизабет с трудом выносила плохую погоду, которая замедлила развитие ее дальнейшего знакомства с мистером Уикэмом. Что же до Китти и Лидии, то лишь предвкушение танцев во вторник помогло им более-менее пережить пятницу, субботу, воскресенье и понедельник.

До тех пор, пока Элизабет не вошла в гостиную Незерфилда и не попыталась отыскать в толпе красных мундиров мистера Уикэма, ей и в голову не приходило, что его там может не быть. Она с особым старанием выбирала наряд для бала и в самом приподнятом настроении готовилась к завоеванию того, что еще оставалось непокоренным в его сердце, полагая, что управится как раз за вечер. На миг в ней зародилось ужасное подозрение, что мистер Бингли намеренно не включил его в присланное офицерам приглашение, чтобы угодить Дарси. И хотя это было не так, отсутствие Уикэма подтвердил его друг Дэнни, рассказавший, что Уикэму пришлось вчера отправиться в столицу, дабы присутствовать на испытании нового экипажа, который, по слухам, был неуязвим для нападений мерзкой нечисти. Это убедило Элизабет, что Дарси неповинен в отсутствии Уикэма, но острое разочарование лишь усилило ее неприязнь к первому. Она твердо вознамерилась избегать всякой беседы с ним.

Поведав все свои печали Шарлотте Лукас, с которой они не виделись целую неделю, Элизабет охотно перевела разговор на нелепое поведение своего кузена и в красках расписала его подруге. Первые два танца, однако, опять настроили ее на мрачный лад, поскольку стали истинным унижением. Неуклюжий и необыкновенно толстый мистер Коллинз вынудил ее пройти через весь позор и страдания, какие только может причинить неумелый партнер в течение двух танцев. Момент освобождения от него стал для Элизабет мигом блаженства.

На следующий танец ее пригласил один из офицеров, и ей выпало удовольствие поболтать об Уикэме и узнать, что он всеми любим. После танца она вернулась к Шарлотте Лукас и была так поглощена разговором с ней, что мистер Дарси застал ее врасплох приглашением на танец. Элизабет, совершенно растерявшись, ответила согласием. Он тотчас же удалился, и ей оставалось только корить себя за необдуманный поступок.

– Если бы только мастер Лю был свидетелем такой несознательности! Я бы получила не менее двадцати плетей и наказание не менее двадцати раз преодолеть тысячу ступеней Гуань Си!

– Надеюсь, он окажется прекрасным партнером, – попыталась утешить ее Шарлотта.

– Боже упаси! Это было бы худшей из бед.

Когда танцы возобновились и мистер Дарси подошел, чтобы предложить Элизабет руку, Шарлотта, не удержавшись, шепотом посоветовала Элизабет не глупить и не позволить слабости к Уикэму унизить ее перед человеком в десять раз достойнее его. Элизабет ничего ей на это не ответила и заняла свое место в рядах танцующих. Какое-то время они стояли молча, и Элизабет уже представила себе, что молчание это продлится все два танца, но поначалу была полна решимости не нарушать его. Однако внезапно ей подумалось, что разговор станет для ее партнера более жестоким наказанием, и она сделала несколько замечаний о танце. Ответив, он вновь погрузился в молчание. Через несколько минут она вновь обратилась к нему:

– Теперь ваш черед говорить, мистер Дарси. Я высказалась по поводу танца, а вы скажите что-нибудь про величину залы или количество пар.

Улыбнувшись, он заверил ее, что скажет все, что она пожелает.

– Отлично. Пока сгодится и такой ответ. Возможно, чуть позже я замечу, что доставить удовольствие может и бал, особенно если это не публичное мероприятие.

– Я соглашусь, что если уж и бал – то непременно в частной обстановке.

Элизабет невольно зарделась, но решила никоим образом не выдать своего изумления. Вместо этого она насмешливо заметила: