– Дорогой мистер Беннет, какое великодушие! Но я знала, что сумею убедить вас. Я не сомневалась, что ваша любовь к девочкам не позволит вам пренебречь подобным знакомством. Ах, как вы мне угодили! И какая дивная шутка – поехать утром и словечком нам ни о чем не обмолвиться до самого вечера!
– Не вздумайте после этого снисхождения ожидать поблажек в дисциплине, – сказал мистер Беннет. – Девочки продолжат упражняться, как прежде, до Бингли мне дела нет.
– О, разумеется! – воскликнула миссис Беннет. – Пусть будут столь же убийственны, сколь и прекрасны.
– Что же, Китти, теперь можешь кашлять, сколько вздумается. – С этими словами мистер Беннет вышел из комнаты, утомленный восторгами своей жены.
– Девочки, какой у вас превосходный отец! – сказала миссис Беннет, как только за ним затворилась дверь. – Нечасто нам выпадает случай порадоваться, с тех пор как Господь решил замкнуть врата Ада и обрек мертвецов бродить среди живых. Лидия, ангел мой, хоть ты и младше всех, но сдается мне, что именно с тобой мистер Бингли будет танцевать на следующем балу.
– О, меня этим не смутишь! – решительно отозвалась Лидия. – Хоть я и самая младшая, но в искусстве соблазна мне нет здесь равных.
Остаток вечера прошел в догадках о том, как скоро мистер Бингли отдаст визит и когда его следует пригласить у них отобедать.
Как, однако, ни старались миссис Беннет и ее дочери, им не удалось добиться от главы семейства сколь-нибудь удовлетворительного описания мистера Бингли. Они подступались к нему самыми различными способами: забрасывали вопросами, прибегали к хитроумным уловкам и тонким намекам, однако мистер Беннет не поддавался никаким ухищрениям, и им пришлось довольствоваться знанием из вторых рук, полученным от их соседки леди Лукас. Ее сведения были самого лестного характера. Сэр Уильям был им совершенно очарован. Мистер Бингли был молод, чрезвычайно хорош собой и в добавление ко всему собирался быть на следующем же балу в сопровождении большого общества. Ничего лучшего и желать было нельзя!
– Ах, если мне только доведется увидеть одну из девочек счастливой хозяйкой Незерфилда, – сказала миссис Беннет своему супругу, – и столь же удачно пристроить замуж всех остальных, то мне бы и желать более было нечего.
– Мне тоже, коли доведется увидеть, что все пятеро переживут нынешние невзгоды Англии, – ответил тот.
Через несколько дней мистер Бингли отдал визит и около десяти минут беседовал с мистером Беннетом в библиотеке. Он лелеял надежду увидеть и юных леди, о чьей красоте и боевой сноровке он был наслышан, однако повидал лишь их отца. Юным леди повезло несравненно больше: из окна верхнего этажа им удалось разглядеть, что приехал он на вороной лошади, носит голубой сюртук и за спиной у него прилажен французский карабин – оружие для англичанина чрезвычайно экстравагантное. Однако из его неуклюжего обращения с этим оружием Элизабет заключила, что он едва ли умелый стрелок и, скорее всего, не владеет боевыми искусствами.
Вскорости было отправлено приглашение к обеду, и миссис Беннет уже принялась обдумывать блюда, которые прославят ее как превосходную хозяйку, но ответ мистера Бингли расстроил все ее планы. Дела вынуждают его на следующий день быть в Лондоне, а посему он не может принять их любезное приглашение и т. д. и т. п.
Миссис Беннет была весьма разочарована. Она и представить не могла, что за дела могли вызвать его в столицу так скоро после его приезда в Хартфордшир. Леди Лукас несколько уняла ее тревогу, высказав предположение, что он отправился в Лондон лишь затем, чтобы привезти друзей, с которыми намеревался быть на балу; и вскоре последовало известие, что с мистером Бингли на ассамблее будут двенадцать дам и семь джентльменов. Такое количество дам стало поводом для волнения среди барышень, но вскоре их приободрили слухи о том, что дам будет всего шесть – пять сестер мистера Бингли и его кузина. Однако же компания, появившаяся на балу, состояла всего из пяти человек – самого мистера Бингли, двух его сестер, мужа старшей сестры и еще одного молодого человека.
Мистер Бингли был хорош собой и вел себя как истинный джентльмен; у него было приятное выражение лица и простые, непринужденные манеры. Его сестры были видными женщинами и держались с большим достоинством, но, судя по всему, вряд ли владели боевыми искусствами. Его зять, мистер Херст, был довольно заурядным джентльменом, но зато друг Бингли, мистер Дарси, вскоре привлек внимание всей залы своей высокой статной фигурой, правильными чертами лица, аристократическим обликом и – этот слух разнесся уже через пять минут после его появления – тем, что со времен падения Кембриджа он сразил более тысячи неприличностей. Джентльмены сочли его весьма представительным мужчиной, дамы объявили его куда красивее мистера Бингли, и все собравшиеся взирали на него с восхищением, которое вскоре, однако, сменилось негодованием, вызванным его манерами. Обнаружилось, что он горд, высокомерен и угодить ему решительно невозможно.
Мистер Бингли тотчас свел знакомство со всеми главными представителями местного общества; он держался легко и непринужденно, танцевал все танцы подряд, возмущался, что ассамблея заканчивается так рано, и поговаривал о том, что даст бал и у себя в Незерфилде. И хотя он не так искусно владел оружием, как мистер Дарси, его любезность говорила сама за себя. Полная противоположность своему другу! Мистер Дарси был самым спесивым и неприятным человеком на свете, и все собравшиеся надеялись, что более им не доведется с ним встретиться. Среди тех, кто особенно ополчился на него, была миссис Беннет, чье общее недовольство поведением мистера Дарси переросло в острую неприязнь после того, как он пренебрег одной из ее дочерей.
Из-за недостатка кавалеров Элизабет Беннет была вынуждена пропустить два танца – как раз в это время мистер Дарси находился неподалеку от нее, и ей удалось подслушать беседу между ним и мистером Бингли, который на несколько минут отвлекся от танцев, пытаясь уговорить своего друга присоединиться к ним.
– Ну же, Дарси, – сказал он, – вы обязаны потанцевать, я настаиваю. Видеть не могу, как вы совершенно бессмысленно тут стоите.
– Ни в коем случае. Вы знаете, что я не выношу танцев с незнакомыми дамами. А в подобном собрании это и вовсе будет невыносимо. Ваши сестры уже ангажированы, а во всей зале не найдется другой дамы, танцевать с которой не было бы для меня сущим наказанием.
– Право же! – воскликнул мистер Бингли. – Я еще ни разу в жизни не видел больше прелестных девушек, чем за сегодняшний вечер, а некоторые из них так и вовсе обворожительны!
– Вы танцуете с единственной хорошенькой девушкой в зале, – сказал мистер Дарси, поглядев на старшую мисс Беннет.
– Она само очарование! Но вон там, прямо за вашей спиной, сидит ее сестра, очень приятная барышня, на мой взгляд, и тоже очень хороша собой.
– Которая же? – Обернувшись, он взглянул на Элизабет и, встретившись с ней взглядом, отвернулся и холодно произнес: – Она недурна, но не настолько, чтобы привлечь мое внимание, а я нынче не в настроении уделять время девицам, которыми пренебрегли другие мужчины.
Нескольких гостей, имевших несчастье стоять слишком близко к окнам, немедленно схватили и употребили в пищу.
Когда мистер Дарси удалился, Элизабет почувствовала, что кровь застыла у нее в жилах. Никогда в жизни ей не наносили подобного оскорбления. Кодекс воинской чести требовал, чтобы она постояла за свое достоинство. Элизабет, стараясь не привлекать к себе внимания, потянулась к лодыжке и нащупала скрытый под платьем кинжал. Она намеревалась проследовать за мистером Дарси на улицу и перерезать ему горло.
Но стоило ей коснуться рукояти клинка, как в зале поднялся крик, сопровождаемый звоном бьющихся окон. В залу, двигаясь неуклюже, но быстро, повалили неприличности в погребальных одеждах различной степени неряшливости. У одних саваны истлели до такой степени, что выглядели решительно непристойно, на других были сюртуки столь засаленные, что казалось, они сотканы в основном из нечистот и засохшей крови. Плоть их претерпевала разные степени гниения – тела умерших недавно еще хранили упругость и были слегка зеленоватого оттенка, в то время как плоть давних покойников была серой и ломкой. Их глаза и языки давно превратились в пыль, а черепа скалились вечными застывшими улыбками.
Нескольких гостей, имевших несчастье стоять слишком близко к окнам, немедленно схватили и употребили в пищу. Вскочив, Элизабет увидела, что миссис Лонг пытается вырваться из лап двух ужасных созданий женского пола, которые, вцепившись зубами ей в голову, раскусили ее череп как скорлупу грецкого ореха, окропив фонтаном темной крови канделябры, подвешенные к потолку.
…мистер Дарси наблюдал, как Элизабет и ее сестры пробиваются вперед, обезглавливая на своем пути одного зомби за другим.
Гости разбегались кто куда, но голос мистера Беннета был ясно слышен среди общего смятения:
– Девочки! Пентаграмму смерти!
Элизабет немедленно присоединилась к четырем своим сестрам – Джейн, Мэри, Кэтрин и Лидии, уже стоявшим в центре танцевальной залы. Каждая из них, выхватив из-под платья кинжал, встала на конце воображаемой пятиконечной звезды. Из центра комнаты они начали единовременно расходиться, выставив вперед одну руку с острым клинком и скромно спрятав другую за спину.
Из угла залы мистер Дарси наблюдал, как Элизабет и ее сестры пробиваются вперед, обезглавливая на своем пути одного зомби за другим. До этого он знал лишь одну женщину во всей Великобритании, которая владела клинком с таким же мастерством, изяществом и смертельной точностью.
Когда барышни добрались до стен залы, все неприличности были уничтожены.
За исключением нападения, вечер для всего семейства выдался вполне приятным. Миссис Беннет наблюдала, как незерфилдское общество превозносит ее старшую дочь. Мистер Бингли танцевал с ней дважды, и его сестры любезно оказали ей внимание. Джейн была польщена так же, как и ее мать, однако выказывала свой восторг гораздо более сдержанно. Элизабет разделяла радость Джейн. Мэри слышала, что мисс Бингли доложили о ней как о самой образованной девушке в местном обществе, а Кэтрин и Лидии посчастливилось ни разу не остаться без кавалера, что для них и представляло основную прелесть бала. Поэтому они в добром расположении духа вернулись в Лонгборн – деревушку, где они жили, занимая самое видное положение среди тамошних обитателей.
Оставшись наедине с Элизабет, Джейн, которая прежде была весьма сдержанна в своих похвалах мистеру Бингли, призналась сестре, как сильно он ее впечатлил.
– Он таков, каким и надлежит быть молодому человеку, – сказала она. – Разумный, добродушный, полный жизни. И я ранее не встречала столь очаровательных манер – он держится так непринужденно и так безупречно воспитан!
– Да, – ответила Элизабет, – однако в пылу битвы ни он, ни мистер Дарси не спешили хвататься за меч или дубину.
– Что до меня, то я была очень польщена повторным приглашением на танец. Подобного комплимента я никак не ожидала.
– Он и впрямь очень мил, и раз уж он тебе нравится, то я не буду этому препятствовать, хоть ему и недостает отваги. Тебе, бывало, нравились кавалеры гораздо глупее его.
– Ах, Лиззи!
– О, тебе легко удается любить всех людей, ты ведь ни в ком не видишь изъянов. Я ни разу в жизни не слышала, чтобы ты о ком-нибудь дурно отозвалась.
