– Когда я сказала, что мистер Дарси при близком знакомстве производит более приятное впечатление, то не подразумевала, что более приятными стали его манеры или характер. Я имела в виду лишь то, что, узнав его лучше, я стала лучше понимать его – в особенности его отношение к мальчикам-конюхам.
Уикэм так покраснел и так встревоженно взглянул на нее, что его беспокойство стало еще заметнее. Несколько минут он не мог вымолвить ни слова, однако затем, оправившись от смущения, вновь повернулся к Элизабет и сказал ей самым бархатным тоном:
– Вам известны мои чувства к мистеру Дарси, и поэтому вы, конечно, поймете, как искренне я рад тому, что у него хватило разумения хотя бы принять вид порядочного человека. Боюсь лишь, что известная его осмотрительность, которую вы, несомненно, и имели в виду, была вызвана тем, что вы встретились с ним у его тетки, чьим добрым мнением он весьма дорожит. Он всегда ее побаивался, не желая, чтобы что-нибудь помешало его браку с мисс де Бэр, которого, я уверен, он всеми силами добивается.
Услышав это, Элизабет не смогла удержать улыбки, но ответила лишь легким кивком. Она поняла, что Уикэм хочет вернуться к прежнему перечислению своих несчастий, но вовсе не собиралась позволять ему это. До конца вечера Уикэм сохранял напускную веселость, однако более не пытался привлечь внимание Элизабет, и наконец они расстались с одинаково любезными словами прощания и, возможно, одинаковым желанием более никогда не встречаться.
Когда гости разъехались, Лидия вместе с миссис Форстер уехала в Меритон, откуда они ранним утром должны были выехать в Брайтон. Сцена ее прощания с родными была скорее шумной, нежели трогательной. Плакала только Китти, но то были слезы раздражения и зависти. Миссис Беннет многословно желала дочери счастья и настоятельно требовала, чтобы та не упускала ни одной возможности развлечься – никто не сомневался, что этому совету Лидия намерена прилежно следовать. И более тихие прощальные напутствия старших сестер совершенно потонули в громовых восторгах самой Лидии.
Если бы представления Элизабет о супружеском счастье и домашнем уюте основывались лишь на опыте, полученном в собственной семье, ее мнение никогда бы не было благоприятным. Ее отец, покоренный юностью и красотой, а также добродушием, которое всегда ошибочно связывается с этими двумя качествами, женился на женщине, чей недалекий ум и ограниченные взгляды вскоре свели на нет все нежные чувства мистера Беннета. Уважение, признание и доверие исчезли навсегда, как и любые его надежды на семейное счастье. Однако не в характере мистера Беннета было искать других утешений после разочарования в жизни, вызванного его же собственным безрассудством. Вместо этого он всеми силами заботился о том, чтобы его дочери не выросли столь же глупыми и ленивыми, как их мать. Трудился он пять раз и преуспел из них целых два. Он чувствовал, что обязан миссис Беннет лишь появлением Джейн и Элизабет, а это было не совсем то счастье, которым мужчина желал бы быть обязанным своей супруге.
Элизабет, однако, не могла закрывать глаза на то, что поведение ее отца как супруга – недостойно. Ей больно было наблюдать за происходящим, но, уважая его способности и с благодарностью принимая ласковое отношение к себе, она старалась забыть о том, чего не могла не замечать, и не думать о несоблюдении приличий и постоянном нарушении супружеских обязательств. Последнему мистер Беннет предавался особенно энергически в Китае, куда они отправились без миссис Беннет, и за время их путешествия в его спальне перебывало немало хорошеньких восточных девиц. Мастер Лю говорил, что это лишь дань местным традициям, и не раз охаживал Элизабет по спине влажной бамбуковой плетью, когда она осмеливалась высказываться по поводу не совсем приличного поведения отца. Но никогда ранее Элизабет не осознавала, насколько все недостатки этого брака должны были сказаться на выросших в такой семье детях.
Уезжая, Лидия обещала писать матери и Китти частые и обстоятельные письма, однако ждать их всегда приходилось долго, и они были очень короткими. Матери она всегда писала об одном и том же – они только что вернулись из библиотеки, туда их проводили такие-то офицеры, она купила себе новое платье или новый зонтик, она описала бы их подробно, но ей нужно бежать, потому что ее зовет миссис Форстер, чтобы ехать в лагерь. Из писем к сестре узнать можно было и того меньше – они хоть и были значительно длиннее, но содержали столько подчеркнутых строк, что их решительно нельзя было предавать огласке.
Через две или три недели после отъезда Лидии к обитателям Лонгборна вновь вернулись все признаки здоровья, жизнерадостности и хорошего настроения. Все казалось более радостным. Семьи, бежавшие из-за страха заражения, вновь вернулись в свои дома, и впервые за долгое время в городе появились летние наряды и пошли разговоры о летних развлечениях. Миссис Беннет вернулась в свое привычное состояние беззлобного брюзжания, а Китти к середине июня настолько оправилась, что могла гулять по Меритону, не заливаясь слезами. Это многообещающее событие внушало Элизабет надежду: вероятно, к грядущему Рождеству сестра образумится настолько, что сможет поминать офицеров не чаще раза на дню, если по злой и жестокой прихоти чиновников из Военного министерства в Меритоне не будет расквартирован еще один полк.
Назначенная дата поездки на север стремительно приближалась, но когда до нее оставалось всего две недели, Элизабет получила письмо от миссис Гардинер, в котором сообщалось, что их путешествие не только откладывается, но и будет менее продолжительным. Недавние беспорядки в Бирмингеме и необходимость увеличить поставки пороха и запалов для армии вынуждали мистера Гардинера выехать только в июле, двумя неделями позже назначенного срока, и вернуться в Лондон не позднее чем через месяц. И поскольку оставалось слишком мало времени, чтобы отправиться так далеко, как они изначально намеревались, или, по меньшей мере, осмотреть все спокойно и без спешки, то им придется отказаться от поездки по Озерному краю и ограничиться более коротким путешествием. Согласно новому плану, они не собирались забираться севернее Дербишира. На осмотр достопримечательностей этого графства уйдет не меньше трех недель, да и миссис Гардинер особенно туда влекло. Городок, где она прожила несколько лет и в котором они планировали остановиться дня на два, манил ее чуть ли не сильнее прославленных красот Мэтлока[9], Чатсуорта[10], Давдейла[11] или Пика[12].
Элизабет была сильно разочарована, мысленно она уже готовилась увидеть Озерный край и по-прежнему считала, что у них хватило бы времени посмотреть и его. Но все же ее радовала возможность выбраться из Хартфордшира, и вскоре она перестала печалиться.
Желая как-то скрасить оставшееся до отъезда время, Элизабет однажды утром отправилась на Оукэмскую гору – посмотреть на пожарища. В последний раз она была там около двух лет назад. Нужно было пройти всего несколько миль, чтобы добраться до вершины горы (которая на самом деле была чуть выше обычного холма), откуда постоянно поднимался столб дыма. Такие столбы были видны по всей Англии, независимо от погоды или времени года. Всегда находилось что сжечь.
Элизабет отправилась к кострам сразу после завтрака и даже удивилась, увидев, что там весьма многолюдно. Несколько повозок уже выстроилось у домика казначея, к каждой из них была прицеплена огромная железная клетка. В каждой клетке находилось от одного до четырех зомби (изредка попадались клетки с пятью или шестью). Большинство повозок принадлежало фермерам, которые ловили неприличностей, пытаясь подзаработать. Однако были там и профессиональные охотники за зомби, именуемые Взыскателями, – они путешествовали по стране, расставляя неприличностям ловушки. Элизабет знала, что некоторые из этих так называемых Взыскателей были обычными мошенниками и наживались на том, что ловили ни в чем не повинных людей, заражали их недугом и продавали для сжигания. Но лучше уж сжечь двоих-троих невиновных, чем позволить виновному разгуливать на свободе.
Неподалеку от домика казначея возле костровой ямы стоял Мастер Огня – пламя вдвое выше его роста вздымалось всего в футе от него. Его обнаженная грудь увлажнилась от напряжения, ведь он ни на минуту не переставал трудиться, то поливая бревна дегтем, то вороша уголья, то бросая охапки сена в костер.
Поторговавшись с казначеем и получив наконец свое серебро, мужчины подтягивали вагоны к посту Управителя Крюком, где при помощи огромного механического устройства клетки подхватывали и опускали в яму с огнем. Элизабет не могла сдержать радости, наблюдая, как сгорают набитые зомби клетки, и слушая, как неприличности издают омерзительные крики, когда чувствуют, что огонь, которого они страшатся превыше всего, начинает лизать их ноги, а затем охватывает всю их прогнившую плоть, отправляя их обратно в ад. Когда от зомби оставались лишь кости да пепел, клетки водружали обратно на повозки и увозили, чтобы наполнить вновь.
За исключением вылазок такого рода, месяц до приезда Гардинеров тянулся очень медленно, но вот он все же прошел, и мистер Гардинер, его жена и их четверо детей наконец прибыли в Лонгборн. Дети – две девочки шести и восьми лет и двое их младших братьев – были оставлены на попечение их общей любимицы Джейн, чей здравый смысл и добрый характер как нельзя лучше помогали справиться с уходом за детьми во всех его проявлениях – обучении, играх и ласковом к ним отношении.
Гардинеры только переночевали в Лонгборне и на следующее утро вместе с Элизабет отправились на поиски развлечений и новизны. Однако величайшим удовольствием было уже то, насколько путешественники подходили друг другу – здоровьем и выдержкой, помогавшей им сносить любые дорожные неурядицы, жизнерадостностью, которая усиливала любые впечатления, а также умом и взаимной привязанностью, которые не дали бы им заскучать, если бы никаких развлечений не предвиделось.
Предметом этого сочинения не является описание Дербишира или других примечательных мест, через которые пролегал их путь. Оксфорд, Бленхейм, Уорвик, Кенилуорт и без того достаточно известны. Также не представляют никакого интереса нападения зомби, потребовавшие вмешательства Элизабет, – все они были столь пустячными, что с ее лба не скатилось ни одной капельки пота. Посему нас будет интересовать лишь небольшой уголок Дербишира. Осмотрев все достопримечательности этого графства, путешественники направились в Лэмтон, маленький городок, где прежде жила миссис Гардинер и где, как она выяснила, еще жили некоторые ее прежние знакомые. От своей тетушки Элизабет и узнала, что в пяти милях от Лэмтона находится Пемберли. Им было не совсем по пути, однако и крюк составил бы не более двух миль. Накануне вечером, обсуждая маршрут, миссис Гардинер пожелала снова взглянуть на имение, мистер Гардинер с готовностью согласился, дело было лишь за согласием Элизабет.
– Моя милая, разве ты не хочешь увидеть место, о котором ты столько слышала? – спросила ее тетушка. – С ним связаны многие твои знакомые. Ведь именно там прошло детство Уикэма.
Элизабет была в замешательстве. Она чувствовала, что ей не следует приезжать в Пемберли, и притворилась, будто ей вовсе не хочется его осматривать. Она призналась, что большие резиденции уже начали ее утомлять и она уже перевидала их столько, что не видит никакой радости в рассматривании дорогих ковров и атласных занавесей.
Миссис Гардинер посмеялась над этой чепухой:
– Если бы речь шла лишь о богато обставленном доме, – сказала она, – я бы и сама ни за что не поехала, но виды там замечательные. Парк Пемберли считается одним из красивейших в стране.
Элизабет промолчала, однако этот план ей решительно не нравился. Ей сразу пришла в голову мысль, что в Пемберли она может столкнуться с мистером Дарси. Это было бы ужасно!
Поэтому, отправляясь спать, она стала расспрашивать горничную: правда ли в Пемберли так уж красиво, как зовут владельца и – немного волнуясь – приехала ли уже семья хозяина на лето. На последний вопрос она получила желанный отрицательный ответ – мистер Дарси был в Лондоне на собрании Лиги Джентльменов по Поощрению Упорного Противостояния Нашему Пренеприятнейшему Врагу. Тревога Элизабет унялась, и теперь она могла признать, что ей любопытно посмотреть на поместье. Поэтому утром, когда о поездке заговорили вновь и у Элизабет снова спросили ее мнения, она, приняв достаточно безразличный вид, ответила, что не имеет ничего против этого предложения.
И они отправились в Пемберли.
Мэтлок – курорт с минеральными водами в центре Дербишира.
Чатсуорт-хаус – в прошлом резиденция герцогов Девонширских, “дом-сокровищница”, в которой собрано множество картин и предметов искусства. Север Дербишира.
Давдейл – живописная долина, часто появлявшаяся на картинах английских художников.
Пик – местность в Дербишире, славящаяся необычайно красивой цепью холмов.
Элизабет с некоторым трепетом ожидала, когда впереди появятся рощи Пемберли, и как только их экипаж наконец свернул в ворота, она пришла в сильное волнение. Парк был огромного размера и поражал разнообразием пейзажей. Они въехали в него с низины и довольно долгое время ехали через прекрасную рощу, настороженно прислушиваясь, не раздастся ли где хруста сломанной ветви или стона. Ходили слухи, что поблизости бродит огромная толпа недавно восставших из могил зомби.
Элизабет была слишком увлечена, чтобы помнить об опасности, – ее восхищали открывавшиеся перед глазами картины. Они медленно поднялись еще на полмили вверх и очутились на свободной от деревьев возвышенности, где их взглядам сразу предстало имение Пемберли, расположенное на противоположной стороне долины, куда спускалась довольно крутая дорога. Это было внушительное каменное здание, выстроенное так, чтобы своим видом напоминать величественные дворцы Киото, и прикрытое с тыла лесистой каменной грядой. Небольшая речка, протекавшая напротив поместья, была превращена в естественную преграду, защищающую от прямого нападения, однако так, чтобы сохранить натуральность пейзажа. Ее берега не казались ни излишне пустынными, ни чересчур живописными. Элизабет была в восторге. Ей прежде не доводилось видеть место, столь щедро одаренное природной красотой, где безыскусная прелесть Востока почти не нарушена английским вкусом.
Все трое не скупились на похвалы, и в этот миг Элизабет почувствовала, что хозяйкой Пемберли быть не так уж и плохо!
Они спустились с холма, миновали двух каменных драконов на мосту и подъехали к мощным нефритовым воротам. Увидев поместье вблизи, Элизабет вновь ощутила прежний страх повстречать его владельца. А что, если горничная в гостинице ошиблась? Они попросили разрешения осмотреть дом, и их провели в холл. Пока они ожидали прихода экономки, у Элизабет было время подивиться капризу судьбы, забросившему ее сюда.
Домоправительница – англичанка весьма почтенного вида – была одета в кимоно и семенила на перебинтованных ногах. Путники проследовали за ней в столовую – большую комнату самых гармонических пропорций, изысканно обставленную мебелью и украшениями, которые Дарси привез из столь любимой им Японии. Полюбовавшись столовой, Элизабет отошла к окну, чтобы насладиться открывающимся оттуда видом. Увенчанный рощей холм, с которого они спустились, издали казался еще более неприступным и представлял собой прекрасное зрелище. Все вокруг радовало глаз, и Элизабет с восторгом глядела на пейзаж за окном – реку, деревья, растущие на ее берегах, уходящие вдаль изгибы долины. Они переходили из комнаты в комнату, и детали панорамы постоянно менялись, их взглядам являлись все новые красоты. Комнаты были просторными и изящными, а обстановка прекрасно отражала пристрастие владельца ко всему восточному, и Элизабет отдала должное его вкусу, отметив, что в убранстве комнат нет ни чрезмерной пышности, ни ненужной роскоши. Здесь не было величия Розингс-парка, однако чувствовалось истинное достоинство.
“И я могла бы стать хозяйкой всего этого! – думала Элизабет. – Могла бы уже изучить все эти комнаты. Вместо того чтобы быть здесь случайной гостьей, я могла бы называть это место своим домом и принимать тут дядюшку с тетушкой как самых дорогих гостей. Впрочем, – одернула она себя, – этого никогда бы не случилось. Все связи между нами были бы разорваны. Мне ни за что не позволили бы пригласить их сюда”.
Как удачно, что эта мысль пришла ей в голову – она избавила ее от чувства, весьма напоминающего сожаление.
Ей очень хотелось узнать у экономки, действительно ли хозяина нет дома, но она никак не осмеливалась. В конце концов этот вопрос задал ее дядя, и Элизабет отвернулась, чтобы скрыть тревогу, но экономка отвечала, что его нет, прибавив:
– Мы ожидаем его завтра, с большой компанией друзей.
Как рада была Элизабет тому, что ранее они не задержались где-нибудь на день.
Тетушка подозвала ее взглянуть на одну картину. Подойдя к ней, Элизабет увидела среди прочих миниатюр на каминной полке портрет мистера Уикэма, изображенного с костылями под мышками. Улыбаясь, тетушка спросила, нравится ли ей этот портрет. Экономка присоединилась к ним и рассказала, что изображенный на нем юноша – сын полировщика мушкетов, служившего покойному хозяину, и что хозяин дал ему достойное образование.
