И, отступив, исчез в кустарнике. Вскоре появился Сесиль, и они вдвоем пошли к верхней лужайке перед домом.
Глава 16. Люси говорит неправду Джорджу
Но с весны прошло немало времени, и Люси значительно изменилась. Теперь она гораздо успешнее душила в себе эмоции, которые общество полагало недопустимыми. Хотя опасность была велика, она не выдала себя ничем — ни смехом, ни рыданиями. Сказав Сесилю, что не выйдет к чаю, поскольку ей нужно написать несколько писем, она ушла в свою комнату. Там она приготовилась к битве. Любовь вернулась и дала о себе знать — любовь, которой требует наше тело и которую наше сердце маскирует под видом душевной привязанности, любовь, которая реальнее всего самого реального на свете, явилась Люси как заклятый враг; и она обязана была задушить ее.
Она послала за мисс Бартлетт.
Но не с долгом любовь должна была вступить в схватку. Конфликт между любовью и долгом — выдумка писателей и философов. Истинное и притворное — вот что будет сражаться в душе Люси, и ее первой целью было уничтожить первое. Сознание ее затуманилось, воспоминания о виденном потускнели, слова только что прочитанной книжки начали стираться, и Люси прибегла к своей старой отговорке: все это нервы. Задушив истинное, она одержала первую победу. Так бывает всегда — борясь с правдой, мы вообще забываем, что правда когда-то была. Вспомнив, что она обручена с Сесилем, Люси заставила себя подумать о Джордже: он был для нее ничем и никогда не был хоть чем-то; он гнусно себя вел, и она его никогда не поощряла. Броня лжи осторожно выползает из темноты и прячет человека не только от окружающих, но и от самого себя. Через несколько минут Люси была вполне вооружена и могла продолжать битву.
— Произошло нечто ужасное, — проговорила она, как только появилась ее кузина. — Ты что-нибудь знаешь про роман мисс Лэвиш?
Мисс Бартлетт выглядела удивленной и сказала, что не читала книгу и даже не знала, что она опубликована; Элеонор в глубине души была довольно скрытной особой.
— Там есть одна сцена. Герой и героиня обнимаются и целуются. Ты знаешь про это?
— Дорогая?
— Ты знаешь об этом? — повторила Люси. — Они стоят на склоне холма, а вдали видна Флоренция.
— Лючия, дорогая! Я полностью сбита с толку. Я совсем ничего не знаю об этом.
— И там растут фиалки. Это не может быть простым совпадением. Шарлотта! Как ты могла ей все рассказать! Я все продумала — это была ты!
— Что рассказать? — спросила Шарлотта с дрожью в голосе.
— Все про тот ужасный день в феврале.
Мисс Бартлетт была неподдельно взволнована.
— Люси, дорогая, — спросила она, — но она ведь не вставила это в книгу?
— Вставила.
— Но ведь не так, чтобы это можно было узнать?
— Именно так.
— О, никогда, — простонала Шарлотта, — никогда Элеонор Лэвиш не будет более считаться моей подругой!
— Так ты ей все рассказала?
— Это произошло как-то само собой, за чаем, в Риме, во время нашего разговора.
— Но, Шарлотта! Как же тогда с обещанием, которое ты дала мне, когда мы паковали вещи? Почему ты все рассказала мисс Лэвиш, но не позволила мне рассказать все маме?
— Никогда не прощу Элеонор! Она предала меня. И нет ей больше веры!
— Так почему ты ей рассказала? Это же страшно серьезная вещь.
Почему мы друг другу что-то рассказываем? Это — вечный вопрос, и ничего нет удивительного в том, что в ответ на него мисс Бартлетт только вздохнула. Она поступила плохо, и она это признавала. Ее единственной надеждой было то, что она никому не причинит вреда, тем более что она предупредила Элеонор, что все это — страшная тайна.
Люси с негодованием топнула ногой.
— Сесиль прочитал этот эпизод вслух мне и мистеру Эмерсону, и тот вновь оскорбил меня. Прямо за спиной Сесиля! О, как мужчины могут быть такими грубыми! Прямо за спиной Сесиля, когда мы шли по саду.
Мисс Бартлетт упивалась чувствами раскаяния и сожаления.
— Что можно сделать? — спросила Люси. — Ты можешь сказать?
— О, Люси! — проговорила Шарлотта. — Я никогда не прощу это себе, вплоть до своего смертного часа. Представь себе только, что твои планы…
— Я знаю, — сказала Люси, вздрогнув при этих словах. — Теперь я понимаю, почему ты хотела, чтобы я рассказала все это Сесилю, и что ты имела в виду, когда говорила о «других источниках». Ты знала, что на мисс Лэвиш положиться нельзя.
Пришла пора вздрогнуть мисс Бартлетт.
— Но, так или иначе, — с плохо скрываемым презрением произнесла Люси, — что сделано, то сделано. Ты поставила меня в ужасное положение. И как я из него выберусь?
Мисс Бартлетт не могла ничего придумать. Дни ее власти закончились. Теперь она была просто гостьей, а не дуэньей; причем — гостьей, которую перестали уважать. Шарлотта стояла, несчастная и подавленная, в то время как Люси наливалась праведным гневом.
— Этого человека следует так наказать, чтобы он вечно помнил, — сказала она. — Но кто это сделает? Матери я сказать не могу — из-за тебя. Из-за тебя я не могу ничего сказать и Сесилю. Куда ни кинь — всюду клин. Нет никого, кто бы помог мне. Поэтому я и послала за тобой. Что нужно, так это хороший кнут.
Мисс Бартлетт охотно согласилась: нужен кнут.
— Да что толку в том, что ты соглашаешься? Надо что-то предпринять! Хватит уж болтать. Что девушке делать, если она встретила на своем пути негодяя?
— Я всегда говорила, что он негодяй, дорогая, — согласно закивала Шарлотта. — Поверь мне. С самого первого дня, когда он сказал, что его отец моется в ванной.
— Верь не верь — сейчас это не главное. Мы обе виноваты в том, что произошло. Джордж Эмерсон все еще находится в саду. Так вот: будет он наказан или нет? Вот что я хочу знать.
Вряд ли мисс Бартлетт была способна хоть как-то помочь. Тот факт, что ее разоблачили, полностью лишил ее способности рассуждать, и мысли бесполезно и бестолково сталкивались в ее голове, не приводя ни к какому решению. Она, качаясь, подошла к окну и стала высматривать белый фланелевый костюм негодяя среди кустов лавра.
