Анна сидела, оцепенев, ничего не слыша. Она кожей чувствовала чемоданы, узлы и сумки, окружавшие ее со всех сторон, — зловещее доказательство того, что она уезжает далеко.
И никогда не вернется домой.
От этой мысли ее пронзила острая боль. Она чувствовала, как боль раздувается в ее теле, словно страшная опухоль, выбивает воздух из легких, не дает дышать. Она попыталась думать о Юдифи, надеясь, что это поможет отогнать мрачные мысли.
— Вы будете рады снова увидеть свою мать? — спросила она на суахили, глядя через плечо на африканку.
Юдифи неуверенно кивнула.
— Вы будете скучать по своему мужу?
Еще один кивок, такой же неуверенный. Анна поняла, что должна была хорошенько подумать, прежде чем задавать такие личные вопросы. В конце концов, они ведь практически незнакомы.
Анна покосилась на Стенли. Его лицо было ей хорошо знакомо: мелкие черты, тонкие кости, умные глаза, — и все же она понимала, что фактически он, как и Юдифи, для нее чужой человек. Она даже не знала, как он на самом деле относится к тому, что ему пришлось покинуть Лангали. Когда она спросила его, нравится ли ему план, ему хватило такта сказать, что он вполне доволен. Анна могла только догадываться, как африканец в действительности относится к тому, что его жизнью и жизнью его жены распоряжается миссия. Белый епископ в далеком городе.
Епископ Уэйд. Человек, который отправил Анну в Лангали, а затем безжалостно вырвал ее оттуда.
Но Майкл просил его об этом!
Во всем виноват Майкл.
Анна склонила голову и потерла ладонями лоб, словно пытаясь стереть эту мысль. Но вопросы, как бы она ни хотела избежать их, всплывали при малейшем поводе, мрачные и сердитые. Почему Майкл даже не попытался обсудить сложившуюся ситуацию с ней и с Сарой? Они бы, конечно, сумели убедить его, что такое решение слишком радикально. Что нет никакой нужды в том, чтобы отсылать Анну из Лангали.
«Но, возможно, — сказала себе Анна, — он прав». Возможно, в том, как они жили, все вместе, действительно было что-то опасное, что-то порочное. Три миссионера в Лангали…
Анна знала: Майкл считал, что совершил грех, — не во плоти, а в сердце и голове, но это ничуть не лучше.
«А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем» [9].
Анна невольно спросила себя, желала ли она Майкла в таком греховном смысле. Вопрос казался простым, но она поняла, что ответить на него не сможет. Она была молодой здоровой женщиной, и мужчина был ей очень нужен. А Майкл — единственный мужчина ее типа из всех, кого она когда-либо встречала. Так стоит ли удивляться, что, представляя себе любовь, представляя себе мужа, она невольно думала о нем, а перед глазами всплывало именно его лицо? И что она любила его. Нежно и глубоко. Оглядываясь назад, Анна видела, что между нею и Майклом возникла близость. Но это была тройственная близость, включающая и Сару. В каком-то смысле Сара была ее сердцем — именно она связывала их. Их отношения были такими теплыми, такими близкими — такими замечательными! Ну почему им суждено было разрушиться? И кто виноват в этом? Кто виноват…
Анна подперла голову кулаком и, облокотившись об оконную раму, стала смотреть на мелькающий за окном пейзаж. Джунгли теперь не казались чем-то чужеродным, они стали частью Лангали и ее прежней жизни, которая вдруг резко изменилась. Деревья, цепляющиеся ветвями за «лендровер», походили на руки друзей, не желающих, чтобы она уезжала.
Было уже позднее утро, когда они наконец добрались до деревни матери Юдифи, расположенной на краю джунглей.
— Мы не станем задерживаться, — пообещал Стенли.
— Что ты! — возразила Анна. — Ты обязательно должен со всеми поздороваться. Куда спешить?
Юдифи вышла из машины и очутилась в толпе радующихся встрече женщин. Каждая старалась ее обнять, и ее лицо засияло и стало таким живым, каким Анна его еще никогда не видела. Стенли выгрузил вещи, а затем стал обмениваться более сдержанными приветствиями с мужчинами. Анна осталась в автомобиле. Она рассматривала детей, которые собрались под окном и, как всегда, тянули к ней руки, чтобы прикоснуться к ее шелковистым рыжим волосам.
Стенли вернулся довольно скоро. Когда он сел в машину, Анна вгляделась в его лицо. Она краем глаза заметила, как он прощался с Юдифи. Согласно африканскому обычаю, супруги не демонстрировали нежных чувств, несмотря на то что могли пройти многие месяцы, прежде чем они воссоединятся. Анна искала на лице мужчины какой-нибудь намек на сдерживаемые эмоции, по не смогла заметить ничего подобного.
— Если мы быстро организуем работу в Джермантауне, — сказала она через несколько минут после того, как машина тронулась, — то Юдифи могла бы вскоре присоединиться к нам. Мы можем определить эту цель как главную в нашем списке. Отнестись к этому, как к самому важному для нас, — Анна перебирала слова на суахили, не в состоянии вспомнить эквивалент слова «приоритет». Она надеялась, что Стенли понял, что она хотела сказать.
Ответил он не сразу. Когда он наконец заговорил, в его голосе звучала печаль.
— Есть одна старая поговорка, — сказал он. — Женщина всегда радуется возможности вернуться в деревню своей матери.Так что давайте не будем беспокоиться по этому поводу. Посмотрим, куда поведет нас Господь…
Анна кивнула, понимая, что тема закрыта. Она откинулась на спинку сиденья, чувствуя спиной твердый и липкий винил. Теперь, когда с ними не было Юдифи, отъезд наконец стал делом решенным, а значит, новое путешествие началось.
Джунгли сменила более открытая местность, когда дорога, ведущая на юго-восток, пошла в гору. Анне было непривычно иметь возможность смотреть вдаль. Она поняла, насколько свыклась с тем, что ее постоянно окружали высокие, густо растущие деревья, и можно было догадываться о том, что находится за ними, лишь по вершинам скалистых образований, таких как Коун-Хилл.
Когда послеполуденный зной стал нестерпимым, Стенли остановил «лендровер» в роще колючих деревьев. Анна подняла голову и посмотрела на почти лишенные листвы раскидистые ветви. Это были деревья Элайзы, изящные стражи саванны. Недалеко от них стоял старый баобаб. Элайза и об этих деревьях писала: она отмечала, что африканцы называют их «деревьями дьявола», так как, согласно поверьям, Бог посадил их правильно, но пришел дьявол и перевернул вверх тормашками. «Именно так они и выглядят», — подумала Анна: искривленные чахлые ветви сильно напоминали корни.
Пока Стенли распаковывал собранную Орденой корзину с едой, Анна решила посмотреть на баобаб вблизи. Кора походила на кожу, старую и морщинистую, но удивительно гладкую местами, как щеки старухи. Заметив, что дерево полое, Анна наклонилась и заглянула внутрь — и открыла рот в немом крике. Там висело тело — высохшее, с широким зевом рта, с выпирающими костями. Мумифицированное человеческое тело. Не было слышно гудения мух: мощи давно высохли и лишились плоти. Анна шарахнулась, резко обернулась — и оказалась нос к носу со Стенли.
— Это дерево с духами, — объяснил он и, схватив Анну за локоть, быстро оттащил ее в сторону. — Туда нельзя заглядывать.
Стенли знаками велел Анне вернуться к «лендроверу», где он уже поставил ломберный столик и разложил на нем еду. Анна послушно пошла туда, но с удивлением обнаружила, что Стенли за ней не последовал. Бросив взгляд через плечо, она увидела, что он бежит к другому дереву, невысокому и колючему. Он отломил ветку, отнес ее к баобабу и быстро, опасливо положил ее у основания дуплистого ствола. Анна отвернулась, и Стенли не заметил, что она следила за ним. Она нахмурилась, задумавшись. Каким бы невозможным это ни казалось, но африканец, похоже, только что совершил некий языческий ритуал. А ведь Майкл так доверял своему помощнику… Впрочем, все это выглядело вполне безобидно. Возможно, это было просто проявлением суеверия, что-то вроде обычая бросать просыпанную соль через плечо. Вот только Стенли — христианин, а значит, не должен быть суеверным. Майкл взял за правило всегда проходить под лестницей и планировать поездки на тринадцатый день месяца, демонстрируя тем самым свое отношение к подобным предрассудкам.
Когда Стенли вернулся к автомобилю и они приступили к трапезе, Анна не стала заговаривать о баобабе. Но когда они снова пустились в путь, вскоре натолкнулись на такое же дерево. С одной из его искривленных ветвей свисала туша недавно убитого животного.
— В этой местности обитает зло, — заявил Стенли, когда они проехали зловещее место.
Анна кивнула. Майкл объяснил ей официальным тоном, который он использовал, как только разговор заходил о переводе его старшей медсестры в другое место, что немецкие миссионеры проработали здесь много лет, но у них не было почти ни одного новообращенного. Со времени их отъезда ничего не изменилось.
Анна смотрела в окно «лендровера». Пейзаж внезапно показался ей враждебным, деревья гневно вонзали исковерканные ветви-руки в чужое небо. Вдалеке показался стервятник.
Анна отвела взгляд, переключив внимание на знакомые детали салона «лендровера».
— Как ты считаешь, почему миссионеры потерпели здесь неудачу? — спросила она у Стенли.
Он пожал плечами:
— Бог его знает.
Анна нахмурилась: такой ответ рассердил ее. Она много раз слышала от него эти слова в больнице, когда задавала вопросы. Бог его знает. Словно Анна могла запросто, подняв голову к небу, переадресовать вопрос Ему.
— Но я слышал одну легенду, — добавил Стенли.
Анна кивнула и стала молча ждать, зная, что африканец продолжит, когда будет готов.
— Где-то здесь жила белая женщина, — заговорил Стенли через какое-то время. — Говорят, она жила в большом доме совершенно одна. Она была американкой. И она дружила с местным вождем. Он был очень могущественным человеком. Кое-кто утверждает, что именно эта белая женщина настроила вождя против миссионеров.
Анна повернулась к Стенли, приоткрыв рот от любопытства.
— Она все еще там?
— Да, — ответил Стенли. — Но в могиле.
— А кем она была? — не отставала Анна. — Что она здесь делала?
— Бог его знает, — снова прозвучал знакомый ответ Стенли.
Анна рассеянно смотрела вперед. Она попыталась представить, как белая женщина смогла подружиться с вождем племени, так подружиться, что стала влиять на его отношение к важным вещам. Ходила ли она к нему в хижину и делила ли с ним пищу? Все время жила одна, без мужа — вообще без белого мужчины, который мог бы защитить ее. И почему она так противилась присутствию миссионеров? Что она оставила после себя?
— Но теперь жители деревни хотят, чтобы мы приехали, — напомнила Анна Стенли. В ее голосе явно слышалось беспокойство, как у ребенка, ищущего поддержки. — Они просили нас приехать.
