— Его нельзя перевозить, — добавила сестра Маргарет. Она закрыла сумку и собралась уходить. — В любом случае, в Джермантауне мы не сможем сделать для него большего. Я немедленно радирую в Лангали, спрошу у них совета.
Она быстро пересекла комнату. У двери она остановилась и оглянулась, чтобы попрощаться. Удивление отразилось на ее лице, словно она только сейчас увидела эту странную сцену: колдун, белая женщина в африканской одежде, чемодан Луи Виттона в качестве стола, почти обнаженный пациент, ритуальные рисунки на его теле… Анна встретилась с ней взглядом.
— Все, что мы можем сделать сейчас, — сказала сестра, — это молиться.
После ухода миссионерки Анна попыталась последовать ее прощальному совету. Она закрыла глаза, отгородившись от дымящих углей, горящих амулетов, голосов ваганга, доносящихся снаружи, жужжания мух. В ее голове не было ни единой мысли. Только чувства — любовь, страх, недоверие. И какие-то обрывочные картины. Вот Мтеми улыбается. Бежит. Танцует. Вот Мтеми лежит на ней. Делает ее своей женой…
Анна открыла глаза, и ее взгляд остановился на алтаре Зании. Пока она разглядывала множество африканских амулетов и других предметов, ей вдруг пришло в голову, что картина неполная: ведь Мтеми — человек двух миров, а не одного.
Анна подошла к чемодану и подняла крышку. Она тщательно пересмотрела свое скудное имущество и достала сначала Библию, а затем фотографию церкви Лангали. Вышитые наволочки Сары. И старую открытку с библейским стихом. «Все у вас да будет с любовью» [16]. Она решила поучаствовать в устройстве алтаря и разложила на нем вынутые из чемодана предметы. Доктор безопасности, глядя на это, одобрительно кивал.
Всю ночь Анна сидела у кровати Мтеми, наблюдая за ним, молясь, пытаясь обрести надежду в том факте, что его состояние не менялось. Зания тоже сидел с ней, как и Старая Королева. Небольшой огонь, горящий в жаровне возле двери, освещал их теплым светом. Все трое прислушивались к дыханию вождя, радуясь каждому тихому шепоту, обрывавшему смертельную тишину.
До рассвета было еще далеко, когда Зания неожиданно встал и подошел к алтарю. Анна наблюдала за ним усталыми глазами.
Медленно, но уверенно он начал собирать амулеты.
Анна испугалась и резко вскочила.
— Что ты делаешь?
— Вождь умирает. — Голос Зании срывался от боли. — Ни лекарства, ни магия, ни амулеты не помогут. — Он кивнул в сторону капельницы, которая до сих пор висела на крючке, только теперь она была наполовину пуста. — Нет никого, кто спас бы его. Он умирает.
Анна вцепилась в костлявые плечи Зании.
— Ты вылечил Ндаталу! Она была почти мертва. А Мтеми твой вождь. Ты не должен сдаваться! — взмолилась она.
— Разве я не говорил с предками? Разве я не сжег перья нерожденного цыпленка? Я сделал все что мог. Все кончено.
Анна, замерев, просто смотрела на него: обреченность в его голосе заставила ее замолчать. А потом она рассмеялась безумным, неестественным смехом, рвущимся из самых глубин ее души и переходящим в долгое мучительное рыдание.
Старая Королева с трудом поднялась и подошла к Анне. Она не прикасалась к ней, а просто молча стояла рядом каменным изваянием.
Зания старался не смотреть на женщин, убирая с алтаря свои амулеты, оставляя только вещи Анны — Библию, фотографию церкви в рамке и наволочки, разложенные на окровавленной древесине. Он долго смотрел на вождя, а зятем склонил голову и вышел из хижины.
Анна опустилась на колени перед Мтеми, прижалась щекой к его голой груди. Слушала его сердцебиение. Чувствовала тепло его тела. В ее голове сложилась молитва, понятная и незамысловатая. «Это Твой шанс, — сказала она Богу. — Зания сдался. Если Мтеми выживет, все узнают, что его спас Ты. Я скажу всем. Они поверят в Тебя».
Анна подняла голову, когда в хижину вошел Китаму. За ним шли воины вождя, а затем — мужчины из его отряда. За мужчинами потянулись женщины, так что небольшая хижина вскоре была забита людьми.
Лунный свет проникал в окно, заливая кровать, где лежал Мтеми. Он казался изваянием, крепким и долговечным. Взгляд Анны скользил по его лицу, по прекрасным линиям его носа и губ. Он остановился на его закрытых глазах. Анна хотела, чтобы он открыл их. Как ребенок, торгующийся с удачей, она сказала себе, что если бы только она смогла еще раз посмотреть ему в глаза — опуститься в теплые коричневые глубины, — то спасла бы его.
Ближе к рассвету Мтеми пошевелился. Он открыл глаза и в упор посмотрел на Анну. Люди в хижине наклонились к нему, задыхаясь от радости. Анна, оцепенев, смотрела на него. В это мгновение ей в голову пришло только одно слово — невольное, нежеланное, невысказанное. Оно проникло в ее мозг с четкостью чего-то определенного и неизбежного.
Прощай.
Прощай…
Мтеми закрыл глаза и уснул. В то время как другие вздохнули с облегчением, утешившись и обретя надежду, Анна опустила голову и заплакала.
Яркое пламя танцевало, мерцая, в тусклом свете зарождающегося дня, его оранжевые языки отражались в тихой воде озера. Рядом с костром на самодельных носилках лежало длинное тело воина. Темная кожа, заново разрисованная краской, как перед охотой. Глиняные горшки, выстроенные в ряд. Копья, чтобы сражаться. Королевские ткани и ожерелья. И накидка вождя из шкуры леопарда.
Все вокруг было заполнено звуками траура. Не приглушенными, гнусавыми звуками внутреннего горя, а стонами, рыданиями, криками. Руки тянулись к небу, пальцы терзали грудь, головы раскачивались. Целое племя призраков, корчащихся в муках. Лица, испачканные пеплом ритуального костра, мокрые от слез. Деревенские собаки лепились к краю толпы, пугаясь охватившего людей безумства.
Только один человек молчал и не шевелился — женщина, сидящая по правую руку от Старой Королевы. Она не сводила глаз с лежащего перед ней тела. На ее белой коже пепел казался темно-серым. А ее рыжие волосы были слишком яркими, словно их касался огонь. На коленях у нее лежала какая-то белая ткань. Она обводила пальцами края этой ткани, вышитой в одном углу. «М».
Лицо Анны, ее глаза, ее мысли были светлы. Она видела лишь тело, лежащее перед ней. Она хотела запечатлеть эту картину в памяти, сохранить ее неизменной навечно. Краем уха она слышала скорбные вопли женщин. Эти звуки повторялись снова и снова, как мантра.
Неожиданно наступила тишина. Теперь даже тихие звуки казались громкими. Плач ребенка, Треск костра.
Анна подняла голову. Люди отворачивались от огня и от Мтеми. Некоторые вставали, вытягивали шеи и смотрели за толпу, туда, где из леса выходила тропинка.
Там стоял один человек. Бледная сильфида. Лицо цвета слоновой кости, обрамленное длинными темными волосами.
Видение медленно пробилось сквозь туман в голове Анны. Она встала, и с ее уст сорвалось одно-единственное слово:
— Сара!
Имя плавало в ее голове. Мерцающее, нереальное.
Воины племени ваганга расступились, чтобы пропустить вновь прибывшую. Сара осторожно проходила между ними, нервно разглаживая юбку. Она старалась смотреть прямо перед собой, словно от этого зависела ее безопасность. Когда она подошла достаточно близко, чтобы видеть лицо Анны со следами пепла, заплаканные глаза, грязное, едва не сваливающееся с нее китенге, она споткнулась.
Будто притянутые магнитом, эти две женщины сошлись — и упали в объятия друг-друга. Анна вцепилась в стройное тело своей подруги, ничего не говоря, уткнулась лицом в ее пахнущие лавандой волосы.
Они стояли: неподвижно. Постепенно вокруг них снова зазвучали горестные вопли и стоны. К ним присоединился чей-то вой — чужой, высокий, дикий звук, который мог выражать как радость, так и боль. Звучать как на свадьбе, так и на похоронах.
Анна разжала объятия и сделала знак Саре сесть рядом с ней и Старой Королевой. Взгляд Сары остановился на множестве амулетов, а также остатках сожженного подношения богам, занимавших все свободное пространство. Она, немного поколебавшись, присоединилась к Анне. Она села, скрестив ноги, так, чтобы не касаться ритуальных предметов.
Устроившись поудобнее, Сара повернулась, чтобы наконец взглянуть на тело, лежащее у огня. Анна смотрела, как ее подруга внимательно разглядывает лицо ее возлюбленного: будто выверенные скульптором кривые и точно проведенные прямые. Нежный рот. Крепкий подбородок. Темная чистая кожа. Она внезапно ощутила гордость, пробившуюся сквозь боль.
