Глаза Сары наполнились слезами, губы задрожали. Ее взгляд так любовно, с такой тоской скользил по его телу, словно перед ней лежало тело ее собственного мужа. Она отвела глаза, только когда подошел Зания и присел рядом с ней. Он держал совок с пеплом — держал рукой, испачканной кровью. Сара напряглась и покосилась на Анну. Зания плюнул в пепел и растер эту смесь пальцем. Затем он устремил на Сару пронизывающий взгляд. Толпа затихла, наблюдая, выжидая. Сара подняла лицо, чтобы на него нанесли ритуальные отметины.
Анна сопровождала взглядом осторожные движения пальца доктора безопасности по лицу Сары. Слезы бежали по ее щекам, оставляя тонкие следы на рисунке пеплом. Пеплом от ритуального костра, разведенного у тела ее мужа.
Пеплом ее мечтаний.
Когда Анна выполнила свою последнюю задачу (она положила к другим подношениям свой подарок — вышитую наволочку), пришло время оставить воинов наедине с телом их вождя.
Патамиша взяла на себя заботы о двух белых женщинах и отвела их обратно в деревню.
— Место очистили, — объяснила она, направляясь к хижине Анны. — Поэтому не нужно бояться возвращаться туда.
— И как это сделали? — осторожно поинтересовалась Сара.
— Доктор безопасности сжег в очаге лекарства. Он также зарезал трех цыплят и облил порог их кровью. Так что все в порядке.
Перед входом в хижину Патамиша остановилась и показала жестами Анне, что она должна переступить порог первой.
Анна механически кивнула. В хижине на липкой красной земле стали оставаться отпечатки ее ног. Сара последовала за ней, стараясь не смотреть вниз.
Патамиша осталась снаружи. Она смотрела на двух белых женщин с любопытством, его не смогло пересилить даже страшное горе. Но когда она заговорила, ее голос был унылым и невыразительным.
— Элия принесет чай.
Легкие шаги африканки быстро затихли вдали. Деревня была устрашающе тихой. Анна опустилась на пол в углу хижины, притянула колени к груди и положила на них голову. Волосы упали на ее лицо, наполовину скрыв его.
Сара села на трехногий табурет. Она беспокойно ерзала и хмурилась.
— Майкл как раз делал операцию, когда нам позвонили. — Ее слова пронзили тяжелый воздух.
Анна подняла голову.
— Он просто не мог уехать, — продолжала Сара. — Это было сложное кесарево сечение. Близнецы. Я сказала, что поеду одна, но он заявил, что путешествовать одной в темноте очень опасно. И что все равно я ничем не смогу помочь. — Сара помолчала. Ее пальцы нервно перебирали подол грязной юбки. — Но… У меня возникло такое чувство, что я должна ехать. Я так и сделала. Взяла ключи и ушла. — Сара упрямо вскинула подбородок. — Дорога сюда заняла у меня почти десять часов. Я дважды заблудилась. И все время думала о том, что, поскольку я взяла «лендровер», Майкл не сможет приехать утром. Но что-то гнало меня сюда. Каким-то образом я понимала, что должна ехать. И что тебе нужна именно я.
Анна кивнула, но ничего не сказала.
Сара пыталась заполнить тишину, рассказывая о Кейт, Ордене, Тефе, о своей новой работе на хуторах. Как только она умолкала, Анна давала ей понять, что нужно продолжать. Слова заполняли пространство и оттесняли реальность на второй план.
— Я беру Кейт с собой на хутора. — Голос Сары плыл по комнате. — Для того чтобы люди думали, что я просто зашла на огонек, воспринимали меня как гостью. Конечно же, мне приходится смотреть за ней — следить, чтобы она ничего не ела и не играла с больными детьми. Майклу не нравится, что я вожу ее с собой. Впрочем… — Сара, нахмурившись, замолчала. — Ему, конечно, хотелось бы, чтобы я оставалась на станции. Он беспокоится обо мне. Ему кажется, что я потеряюсь в джунглях или меня съест лев.
Анна позволяла словам, обтекая ее, приносить утешение.
— И что ты теперь собираешься делать?
Вопрос Сары разбил хрупкую защитную оболочку.
— Я могла бы отвезти тебя в Мурчанзу, — сказала Сара, — и посадить на поезд до Додомы. Миссия тебе поможет. Сходи к епископу.
— Я никуда не поеду. — Голос Анны прозвучал четко и твердо. — Это мой дом. — Она окинула взглядом небольшую комнату. Посмотрев на кровать, она увидела вмятины, оставленные телом Мтеми. Она не могла представить себе, что будет делать что-то еще, кроме как сидеть в этой хижине. Это то место, где она приложила голову к теплой груди Мтеми и слушала стук его живого сердца. Это то место, которое станет для нее убежищем и склепом.
Сара подошла к Анне, все еще сидящей в углу.
— Мне пора идти, — ласково сказала она и наклонилась, чтобы поцеловать подругу в макушку, в спутанные рыжие волосы.
— Сара, помоги мне! — взмолилась Анна. У нее был голос, как у маленького потерявшегося ребенка. — Обними меня. — Она потянулась к Саре с распростертыми объятьями, притянула ее к себе, прижалась к ней всем телом.
Охровый тон земляного пола передался их коже и одежде, смазывая различия между ними. Словно теперь они были овцами из одной отары.
В последующие дни Анна была как в тумане: часы пролетали, секунды тянулись. Она оставалась в своей хижине — молчаливая и недвижимая. Для нее все потеряло смысл с последним вздохом Мтеми, и теперь она находилась в состоянии немой и неподвижной временной точки.
Люди приходили к ее хижине, приносили еду, ладан и одежду. Анна принимала их подарки, скрывай свое отчаяние за маской спокойствия и учтивости. Она знала, что, несмотря на произносимые соболезнования, африканцы теряются, чувствуют себя не в своей тарелке. В конце концов, никто не знал, как нужно вести себя с такими, как Анна. Невеста, которую нельзя отправить обратно к матери в деревню; женщина, которая не принадлежала ни одному мужчине, но тем не менее носила на себе знак королевского рода ваганга.
Только Патамиша, Зания и Старая Королева относились к Анне так же, как и раньше. Они регулярно навещали ее, пытаясь заставить есть, мыться и разговаривать. Они принимали ее безмолвный отказ и часто оставались, чтобы добавить к ее слезам свои.
Однажды утром, спустя приблизительно неделю после смерти Мтеми, в хижину к Анне пришел Китаму. Он уже навещал ее несколько раз, но теперь он был одет официально, в соответствии со своим положением. Они обменялись тщательно составленными приветствиями, чтобы каждый из них мог дать оптимистичные ответы на вопросы, как предписывают правила приличия. После этого Китаму присел на табурет, украшенный тонкой резьбой, который принес с собой.
— Правительство приняло закон, что теперь не должно быть вождей, — сообщил он. — Тем не менее именно я могу говорить от имени всего племени.
Анна кивнула: что бы ни утверждал закон, у племени должен быть предводитель.
— Я хочу сказать, что тебе рады в племени. Я буду нести за тебя ответственность. Я буду заботиться о тебе и защищать тебя.
Китаму не смотрел на Анну, пока говорил. Она вдруг поняла, что ему тяжело облечь в слова все то, что он хотел высказать. Она заставила себя ободряюще улыбнуться.
— Да, ты не была женой моего брата. Вы были только помолвлены. Но даже в этом случае моя обязанность — вырастить детей в память о нем. — Он быстро взглянул на Анну. — Патамиша тоже этого хочет. Разве она уже не стала для тебя сестрой?
Анна слушала его отстраненно. Она поняла, что он хочет предложить ей стать его второй женой. Это должно было бы шокировать ее, но не шокировало. Напротив, это казалось ей очень щедрым, очень практичным и очень логичным. Она посмотрела на Китаму. За его неуклюжими фразами она увидела доброту и жалость, и это глубоко тронуло ее. И хотя у него с Мтеми были одни родители, он был совсем не похож на брата. Анна поняла, что сможет смириться и быть с ним.
— Спасибо тебе, — сказала Анна. — Это большая честь для меня.
