Кейт удивленно посмотрела на нее. Глаза Джейн сияли, а губы влажно блестели и улыбались.
— Да, верно, — согласилась Кейт, хотя это замечание ее озадачило: был ясный летний день, но такая погода держалась уже по крайней мере с неделю.
Кейт почувствовала, что Джейн испытывает какую-то особую радость.
И хотя она понятия не имела, что стало тому причиной, она улыбнулась в ответ.
От запаха роз вечерний воздух казался теплее. Кейт глубоко дышала, наслаждаясь ароматом, и шла к дому Джейн по дорожке, с обеих сторон обсаженной густым кустарником. Прошло два дня с тех пор, как она нашла записку от Джейн, привязанную к ручке тачки. Это было приглашение на обед с указанием даты и времени и настойчивой просьбой к гостье войти в дом через парадную дверь. А вот слов «просьба ответить» в записке не оказалось, и Кейт предположила, что соседка уже заметила: большую часть своего свободного времени она проводит дома одна. Так же, как и сама Джейн. Они были, что называется, два сапога пара.
Кейт весьма смутно представляла себе, чего ожидать от вечера. Утром она видела Джейн у костра — та ощипывала птицу, развеивая серые перья по ветру. Позже соседка вышла из дома, неся на вытянутых руках длинное вечернее платье молочно-белого цвета, и повесила его проветриваться на ветвях строй айвы.
Кейт мельком взглянула на собственное одеяние — платье-рубашку без рукавов глубокого ярко-красного цвета, который, она знала, прекрасно гармонирует с цветом ее волос. Она дважды переодевалась, прежде чем сделала окончательный выбор, затем тщательно обдумала макияж и испробовала два варианта прически. Она так волновалась, словно собиралась на первое свидание, а не на обед с соседкой, женщиной средних лет. Однако Кейт не могла отрицать того факта, что Джейн обладала неким необычным очарованием. Во время коротких бесед в саду, общих трапез у костра и обоюдного наслаждения музыкой Кейт чувствовала, что ее все сильнее влечет к соседке, словно присутствие женщины имело свойство все усиливающегося магнитного поля. Кейт надеялась, что этим вечером она наконец узнает больше о Джейн — о том, как она жила, где и с кем… Кейт постучала в парадную дверь, и та почти сразу же распахнулась. Джейн улыбнулась и сделала гостье знак войти, но несколько секунд Кейт просто стояла и смотрела на женщину перед собой — высокую, облаченную в нежно-белый шелк. Волосы она уложила в высокую прическу, отчего ее шея стала длинной и изящной. На бледной груди лежала нить африканских бус: янтарные шарики, отражая свет, излучали желтое, красное и оранжевое сияние, словно маленькие печи.
— Давайте сразу пройдем в столовую, — предложила Джейн. Даже ее голос сегодня звучал иначе, по-особенному.
Кейт пошла за ней по коридору. Единственными звуками, раздававшимися в тишине, были звуки шагов и тихий шелест длинного шелкового платья Джейн.
Столовую освещали больше десятка свечей, расставленных по всей комнате, что создавало атмосферу храма. Угощение, ожидавшее их на длинном дубовом столе, выглядело так, словно это была жертва богам. В центре располагалось огромное плоское серебряное блюдо, на котором красовалась жареная птица, окруженная бататами с сероватой от пепла корочкой. Рядом стоял горшок с рагу из шпината и арахиса. И еще один — с вязкой кашей из кукурузной крупы — угали.
Кейт, остолбенев, смотрела на стол. Теперь все приобрело смысл: очаг во дворе, ружье, браслет из слоновой кости, который Джейн никогда не снимала, янтарные бусы и даже бугенвиллия в горшке у черного хода, — все это указывало на Африку. А ведь Кейт с самого начала знала, что раньше соседка жила за границей! Почему же она не обнаружила эту связь сразу? Или, возможно, она просто отказывалась признавать, что эта связь существует…
— Можете сесть здесь. — Джейн отодвинула стул, напротив которого стояла одна из двух кремовых фарфоровых тарелок с золотым ободком и лежала свернутая салфетка. Столовые приборы отсутствовали.
Кейт послушно села. Мысли у нее путались. Она ничуть не сомневалась в том, что Джейн никогда не была миссионером: на это указывали ее манера поведения, одежда, даже дом. Она не была частью того мира, который остался в прошлом Кейт… Было бы нестрашно…
— Одну минутку, я только принесу шампанское из холодильника, — сказала Джейн.
Выходя из комнаты, она оглянулась и посмотрела на Кейт — ее взгляд пронзил расстояние между ними, словно мгновенный, сильный удар копья.
Кейт ждала ее, не шевелясь. Понимание того, что у них с Джейн одна родина, неожиданно пробудило в ней тоску. Внезапно возникнув, жаркое и непреодолимое желание охватило ее, словно лихорадка, — в этот момент ей нестерпимо захотелось подбежать к Джейн и открыть ей все свои мысли и чувства, которые она так долго прятала от всех. Эта женщина знала Африку и все же не была частью миссии. Впервые Кейт получила возможность открыто поговорить с человеком, который мог бы понять ее. Она могла рассказать правду о том, каково это — взрослеть, ощущая себя дочерью мучеников, а затем обнаружить, что на историю твоей жизни можно иметь совершенно иную точку зрения. Что сама идея необходимости Миссии оказалась ложной. Ее родители напрасно прожили жизнь. Напрасно погибли. Во всей этой боли невозможно было отыскать никакого смысла.
Кейт наклонила голову. Как замечательно было бы избавиться от тяжкого груза… передать кому-то хотя бы его часть… Она представила, как Джейн подойдет и станет возле нее. Как она ощутит прикосновение шелка ее платья. Как ее окутает мускусно-травяной аромат духов Джейн. Как худые руки обнимут Кейт, прижмут к себе, соединят ее разрозненные частички, пока она будет отчаянно подыскивать нужные слова.
Услышав звук шагов Джейн, Кейт подняла голову. Ее взгляд упал на ряд африканских резных фигурок, выстроившихся на буфете. Судя по неестественности их тел, это были Шетани. Изображения духов. Она почувствовала, что они наблюдают за ней, предупреждают ее. Они сказали ей: «Если ты откроешь душу, кто знает, куда тебя это заведет? Чем все закончится?…»
Джейн поставила бутылку шампанского в ведерко со льдом и села на второй стул. Она, похоже, немного запыхалась, ее глаза блестели.
— Я прочту молитву, — предложила она.
Кейт склонила голову, но глаза не закрыла. Как и Джейн. Читая молитву, та не сводила с Кейт взгляда.
— Бог благословил нас сегодня, — сказала она на суахили. — Дал нам пищу в обе руки. Так давайте приступим. Аминь.
Дрожь пробрала Кейт, когда она услышала эти слова. «Дал нам пищу в обе руки!» Это была ее собственная молитва. Составленная для нее няней Орденой.
Больше так никто не говорил. Больше никто не знал эту молитву. Только Керрингтоны.
Джейн попыталась улыбнуться, но ей это не удалось. Внезапно она показалась Кейт напряженной, почти испуганной.
— Я — Анна Мейсон.
Воцарилась мертвая тишина.
Кейт не шевелилась; ее лицо превратилось в маску ужаса. Когда она наконец заговорила, ее голос прозвучал тонко, как-то по-детски.
— Я вас не знаю.
Джейн вздохнула — резко, словно от удивления или боли.
— Конечно вы меня знаете. Я была лучшей подругой Сары, вашей матери. Именно поэтому я здесь. — Джейн посмотрела Кейт в глаза. — Я приехала из Африки, чтобы найти вас. — Теперь она говорила медленно и четко, будто взвешивая каждое слово. — Поскольку есть нечто такое, что вы должны узнать. О чем я должна рассказать вам.
От изумления у Кейт отвисла челюсть, ее мозг заработал на полных оборотах, пытаясь осознать, о чем именно говорит эта женщина. Неожиданно из хаоса мыслей вычленилась одна-единственная.
Она была там, но не умерла.
Кейт будто очутилась в потоке обрывочных воспоминаний, навеянных «Книгой современных мучеников». Колдовство. Кукла-фетиш. Женщина, изгнанная из миссии…
— Я не знаю вас, — повторила Кейт.
Но не успели эти слова сорваться с ее губ, как в ней зашевелились сомнения. Эти глаза… Разве они с самого начала не показались ей знакомыми? И еще молитва Ордены…
— Это не случайность — то, что мы с вами соседи, — добавила женщина, Анна Мейсон. — Ваш дом когда-то принадлежал мне. Я подарила его вашим родителям. — В глазах Анны разлилась нежность. — Вернее, подарок предназначался для Сары. Она переживала, что у них не было никакого жилья, куда бы они могли вернуться, когда завершат свою миссионерскую деятельность. Понимаете, она ведь была моей лучшей подругой. Я бы отдала ей все что угодно. Я любила ее.
— Прекратите! — взорвалась Кейт. — Я не хочу больше ничего слышать. — Она чувствовала, что над ней нависла лавина боли, готовая сорваться в любой момент.
— Но вы должны меня выслушать, — не отступала Анна.
Кейт посмотрела на дверь. Три шага, и она выйдет из комнаты. Уйдет из этого дома.
