— Я понимаю. Жить дальше трудно. — Ее мягкий, грустный тон говорит о том, что она тоже кого-то потеряла.
— Откуда ты? — спрашивает он, ища способ заполнить тишину.
Как только эти слова слетают с его губ, он проклинает себя. Клишированная болтовня, от которой он вздрагивает.
Черт.
Хаулер прав. Он заржавел как черт.
— Нет. — Она поднимает руку, не отрывая внимания от ручья, сверкающего в лунном свете. — Давай заключим сделку. Никакой конкретики. — Когда он вскидывает бровь, она уточняет. — Сегодня вечером я - это не я, а ты - это не ты.
Он кивает, оценив ее предложение. Ему нравится, что он может притвориться кем-то другим. Человеком, который не потерял жену семь лет назад. И не был безбрачным столько же лет. Они не будут мешать друг другу, несмотря на то, что в его голове проносится сотня личных вопросов. Как ее зовут? Чем она занимается? Почему она здесь? Как ей удалось стать такой чертовски красивой?
Он кивает. Глотает виски.
— По-моему, неплохо.
От ее улыбки у него слабеют колени.
Господи. Хаулер был прав. Ему нужно больше гулять. Улыбка не должна отправлять его в могилу.
Она прислонилась к дереву и ковыряет кору. Она делает длинный глоток виски, легко дыша от горькости. Затем она откидывает голову назад, вздрагивает роскошными ресницами и задыхается.
— Что такое? — спросил он, проследив за ее взглядом.
— Звезды. — Она смотрит на небо. — Я не могу видеть звезды там, откуда я родом. Не так.
Так он и думал. Она из большого города.
— Здесь нет светового загрязнения, — объясняет Соломон, поднимая бокал к губам. — Я знаю лучший вид.
Она поднимает бровь, любопытствуя, но молчит.
— Мой родной город - одно из лучших мест в мире для наблюдения за звездами.
— Правда? — спросила она, поворачивая голову, чтобы посмотреть на него, ее волосы колышутся, посылая в его сторону аромат ее духов.
— Да. — Он придвигается к ней ближе. Она пахнет так, словно ее окунули в солнечный свет и ваниль. — Один личный вопрос. Но пусть он будет расплывчатым и слегка неинтересным. — Он не может удержаться. — Почему ты здесь сегодня?
Она поворачивается к нему лицом, ее красивое лицо открыто и уязвимо в темноте. С этим движением странность между ними рассеивается. Осталась только уютная тишина двух людей, которые знают друг друга всегда.
Она делает вдох и сосредотачивается на чем-то за его плечом.
— Убежала - это приемлемый ответ?
— Возможно. — Он пожимает плечами и делает еще один глоток виски.
— Я слишком много работаю, — тихо начала она. — У меня нет жизни. — Она отводит взгляд, словно смущаясь своего признания, затем снова смотрит на небо. — Или любви. У меня нет звезд. Моя мама всегда говорила: найди свои звезды, но у меня их нет. И никогда не было.
Грусть в ее голосе распирает его грудь.
— Звучит одиноко.
— Мне всегда одиноко, — вздохнула она, снова обращая на него свой взор.
Ее глаза вспыхивают, как вода, словно говоря: «Спаси меня».
Возьми меня.
И он берет. Он не может удержаться.
Соломон подходит ближе, обнимает ее и прижимается к ее рту. Он хочет ощутить ее запах на своей коже. На его бороде.
Она хнычет, скользит своими маленькими ручками по его груди, углубляя поцелуй.
Давно похороненное вожделение клокочет внутри него, царапая края его семилетней засухи. Рука была его единственным спутником за все это время. Словно напоминая ему о том, каким идиотом он был в своей монашеской преданности, из его уст вырывается рваный стон. Проклятье, нет ничего лучше этих сладких губ, прекрасной девушки в его объятиях, ее теплых, мягких изгибов, прижавшихся к нему в эту прохладную ночь.
Она маленькая и такая чертовски великолепная. Он просто может потерять голову.
Эта девушка. Его.
Мысль - это крушение поезда. Сосущий удар.
Крепче прижавшись к ней, он переместил руки к ее лицу, ее волосы запутались между его большими пальцами. Это пытка. Его член в штанах превратился в стальной стержень, и он хочет большего. Он хочет больше, но она...
Черт.
Он отрывается от нее. Делает шаг назад, обхватывая ее руками за плечи.
