Вот уже несколько месяцев я слишком напугана, чтобы сражаться. Я пытаюсь жить в пузыре, который Нейт лопнул еще в августе. Я не хотела в это верить. Я сказала себе, что смогу это исправить. Накинуть туда несколько пластырей, закрасить трещины, отвести глаза и притвориться, что все в порядке.
Все не в порядке.
Пузырь хорошо и по-настоящему трахнут.
Но за пределами пузыря я нашла вечеринки регбистов и новых друзей, которым наплевать на мои глупые сексуальные фотографии. За пределами пузыря, бывают ночи в пекарне, секс по телефону, и длинный дневной сон в середине дня, с моей рукой, обившейся вокруг парня, который пахнет свежим хлебом и мылом, и кто заставляет меня чувствовать, что я имею значение, и нет разницы, как я выгляжу, что сделала, что было сделано со мной.
Мир не изменился. Там полно мужчин, которые ненавидят женщин. Он набит под завязку придурками, которые нападут на незнакомку только потому, что она женщина, а они недалекие обезьяны с комплексом неполноценности.
Мир не изменился, но я изменилась.
За пределами пузыря — жизнь. Уэст.
Мне здесь нравится. Я остаюсь.
Папа нажимает на что-то, закрывает крышку ноутбука и смотрит на меня.
— Кэролайн, — говорит он.
Только мое имя.
Просто мое имя, потому что начинает с опознания обвиняемого.
— Вчера вечером мне позвонила твоя тетя Маргарет. Она увидела кое-что неприятное на твоей странице в Facebook и хотела знать, знаю ли я об этом.
Его глаза — мои глаза, темно-карие и полные сочувствия. Его манеры разумны. Его дикция ясна и размеренна. Он не кричит в офисе. Он судит. Мы приходим к нему, как преступники, и он спокойно и разумно выносит нам приговор.
— Когда я сказал ей, что не знаю, о чем она говорит, она прислала мне ссылку, и я проверил ее сам. Ссылка привела меня на сайт, где... — Он прочищает горло, первый признак того, что все это его беспокоит. — ...где я нашел несколько твоих фотографий без одежды. Сексуальный компромат. Хотя невозможно было однозначно идентифицировать каждую из фотографий как тебя, были определенные...
Он на секунду отводит от меня взгляд.
Это не твоя вина. Ты этого не делала. Нейт это сделал.
Папа снова откашливается.
— Нет никаких сомнений в том, что по крайней мере одна, если не больше, из откровенно сексуальных фотографий — твоя. Я перешел по второй ссылке на почти то же самое, и могу только предположить, что дополнительные ссылки были также на эти фотографии.
Наступает долгая пауза, и я думаю, должна ли я что-то сказать. Но что я могу сказать?
Да, это я.
Это я делаю Нейту минет.
Это мое влагалище, моя рука между ног, поглаживающая клитор.
Да, это я с членом Нейта. Мое лицо с его спермой на нем.
ДА.
Это твоя малышка. Твоя гордость и радость.
Я сижу молча. Знала, что это будет трудно, но это труднее, чем я ожидала. Я думала о его осуждении, боялась его отвращения, но никогда не думала о его горе.
Горе у него на лице, в глазах.
Эти фотографии заставляют его грустить, грустить из-за меня, и это невыносимо.
— Итак. — Он складывает руки на животе поверх потрепанного бежевого кардигана, который носит дома поверх оксфордских рубашек. — Расскажи мне, как это случилось.
Я делаю глубокий вдох и представляю, как веревка, привязанная к моей макушке, вытягивает меня прямо и высоко. Упражнение, которое дал нам наш школьный руководитель хора, но которое пригождалось всякий раз, когда мне нужно быть совершенно уравновешенной, совершенно собранной.
— Нейт сделал снимки. Когда мы еще встречались. И он... они появились в интернете сразу после того, как мы расстались.
Морщины вокруг его рта углубляются.
— Я правильно помню, что вы расстались с Нейтом незадолго до возвращения на учебу в августе?
— Да. Он впервые их обнародовал в августе.
— Ты знаешь, что это он их выложил.
— Нет. Я предполагаю, что это был он, но не могу этого доказать. Они были анонимно отправлены на сайты. Он все отрицал.
— Кэролайн. — Отец смотрит прямо на меня, слегка наклоняясь. — Сейчас март.
— Да.
— Расскажи мне, что произошло между августом и мартом.
