Впрочем, он и сам понимал, что пагуба поразила все и вся. Он приземлился в западню. Каким-то образом запрыгнул на извращенную линию наименьших возможностей, окруженную бесконечностью чистилищ, — и все они граничили с геенной. Соседние пути были темны — плодовитая пустота, размазанная по всему доступному для прыжка радиусу, обмазавшая своей мерзостью гигантские пучки мировых линий, метафизическая зараза, измеримая лишь миллиардами, триллионами порченных, разъеденных гнилью жизней.
Из материи ушла вся радость.
Тут в уголке глаза что-то вновь шевельнулось, и он, вздрогнув, обернулся. На сей раз нечто не стало прятаться.
ГЛАВА 36
Пенелопа вскинула мягкий, тяжелый мешок на обнаженные плечи, забрала с пола плащ и протиснула голую, ничем не прикрытую тушу сквозь дверной проем — мешок пару раз зацепил о косяк. Она перехватила ношу поудобнее, гулко пробухала вниз по лестнице и сбросила груз возле распахнутой задней двери старенького мини-фургона.
Ливень падал сплошной пеленой. Гигантскими, мигающими веками сверкали вспышки молнии.
У входа в пустую квартиру Главк, взявшись рукой за подбородок, размышлял о хитроумно свернутом клочке бумаги, который пойманной бабочкой трепыхался в его сложенных щепотью мозолистых пальцах. Лучше не лезть в это дело, хотя ему всегда было любопытно узнать, как сворачивают такие шестиугольники и что, собственно, в них содержится. Он сунул оригами в карман пиджака. Кое-чего недостает… Да, они нашли вызывной номер, причем вместе с мальчишкой. Шкатулку — и ту прибрали к рукам. Не хватает лишь одной, последней части, за которую его работодатель готов заплатить и деньгами, и освобождением. Несмотря на осиный рой, мальчишке удалось-таки улизнуть. Доставка же неполного комплекта могла обернуться болезненно — даже фатально.
Главк перегнулся через перила.
— Пенелопа! — крикнул он в ливень. — Нам досталась скорлупа. Парнишка сбежал.
— Он здесь — здесь он! — проревела партнерша.
— Нет, рисковать нельзя. Надо повременить — будем надеяться, он вернется, — или же придется обрывать нитку.
Пенелопа гулко изрыгнула проклятие. А затем заныла, как маленькая девочка, едва сдерживая слезы:
— Что же ты мне раньше не сказал?! Я-то его тащила, надрывалась…
Лысеющий усатый мужчина лет тридцати с небольшим устало поднимался по ступенькам, хлопая полами насквозь промокшего плаща, из-под которого виднелась белая поварская униформа. Он задержался на площадке, изумленно разглядывая измочаленную дверь, затем обернулся на детский голос, снизу прорвавшийся сквозь дождь, — и тут увидел скрытого тенью Главка. Очень медленно, с опаской, он попятился от могучего гнома.
— Весьма сожалею, — сказал Главк, легко касаясь перил.
— Какого черта?!. — начал было мужчина.
Главк с дикой ухмылкой проскользнул мимо и намасленным шариком скатился по лестнице, крикнув на ходу: «Пардон!»
Сосед Джека просунул голову в дверной проем. В квартире царили осы. Выругавшись, он замахал руками перед лицом.
Главк присоединился к Пенелопе.
— Ничего, я еще прищучу этого мальчишку. Двигаемся дальше.
Пенелопа неподвижно стояла под дождем, притулившись к стене рыхлым, мешковатым боком. На ее лице ничего не отразилось. Она подняла с асфальта дождевик и прикрыла им массивную наготу.
Джек Ромер улетел так далеко, что Главк поначалу даже не учуял его след. Впрочем, Макс был уверен, что Джек, доведенный до отчаянья, вскоре сведет их линии вместе. Уж очень много в последнее время появилось отмирающих путей, так много линий, которые вели в никуда…
О да, ему, Главку, еще предстоит набросить сеть на черную рябь поломанных судеб, и при следующем ловком рывке Джек полетит задом наперед, от перепуга лишившись чувств. Все будет хорошо.
Лысый мужчина принялся выкрикивать угрозы с третьего этажа.
Главк махнул рукой в сторону мешка.
— Забираем его. Несите, моя дорогая.
ГЛАВА 37
Другой обитатель квартиры позаимствовал цвет и текстуру от засыпанного иглами пола, шелушащихся стен и просевшего потолка. От него исходил звук, напоминавший шелест сухого снегопада в черную ночь — неумолчный, неизменный. Его единственный голос. Изловленный этой комнатой, он ждал, ждал целую вечность, и сейчас плакался вслух. Спервоначалу Джек его не заметил, но, приглядевшись, оцепенел.
Обитатель взял инициативу в свои руки и переместился — не двигаясь. Он сменил позицию, в этом Джек был уверен — хотя и сомневался, что сам себя способен в этом убедить. Повернувшись, чтобы проследить за едва заметным изъяном, неясной кляксой, маячившей между ним и дверью, юноша сообразил, что оно находилось там и раньше; где же еще ему быть? Джек попросту недопонял.
Он заметил его вновь — и будто впервые.
Веки Джека задрожали, попытались сомкнуться. Дурманящий сон тщился закутать его в погребальный саван, сохнущий на бельевой веревке. Надо приказать себе не смотреть, убраться прочь от невозможной вещи между ним и дверью. Его мозг не способен размышлять и помнить. Двигатели памяти отключаются один за другим. Скоро он застрянет здесь навсегда, подобно вот этому предшественнику. А для самозащиты останется только один способ, как и у любого иного обитателя сего чистилища: собрать в кокон пол, стены и потолок, спрятаться у всех на виду.
— Я не желаю вам ничего плохого, — стуча зубами, произнес Джек. — Я просто хочу отсюда уйти.
Шелест снежной пороши расплылся в зернистое, ровное хныканье — слезы замороженной скорби, — печальнейший звук из всех, что когда-либо слышал Джек. Второй обитатель сбросил камуфляж, стал плотнее, человекоподобнее: две руки, на месте головы — шишка, тело — чурбан, поделенный у основания на две ноги.
— Куда ты пойдешь? — казалось, спрашивал он. — Возьми меня с собой.
— Я не знаю, как это сделать.
Контуры лица едва различимы: дырка рта, две зеленые впадины взамен глаз.
— Отведи меня наружу.
— Ты не можешь выйти? — спросил Джек, чувствуя, как подкатывает рвота.
— Не могу… — прошипел тот. Он приблизился — всегда стоял бок о бок с Джеком, он ни за что его не покинет, конечность вытянулась, словно желая притронуться к плечу, — но руки не было.
Еще не было.
Волчья пасть закрывалась.
Джек не мог совершить прыжок. Нет путей, нет свободы, ничего нет, кроме тлетворных прядей, лишенных даже цвета или тьмы… и каждая заканчивается пульсирующим, саркомоподобным узлом, готовым извергнуться метастазами и пожрать все.
