ГЛАВА 125
В жизни Даниэль не видел ничего прекраснее.
Он продирался сквозь нескончаемые препоны, фатумы и бессчетные тела, чтобы вернуться к этой изначальной точке. Он несет с собой небольшой кругляш зеленого вещества, оставленный Мнемозиной в пустой комнате Бидвелла; у него за плечами невозможно огромное время и расстояние. Муза дала ему каталитическое напоминание, трансформационный спусковой крючок, чтобы при встрече в будущем они узнали друг друга.
Как поступить?
Сверкающая женщина выплывает из тумана, и колени становятся ватными.
Все собрались. Кто ты такой?
Лицо ее восхитительно — очертания неотразимы и невозможны, чужды и знакомы одновременно; столь много форм, столь много рук, столь много мощи… В нем растет, поднимается нечто древнее, давно подавляемое — конденсат ничуть не менее загадочный, чем изношенная временем вещица, которую он сжимает в левой руке.
Даниэль пытается вымолвить слова.
— Я — Сангмер.
— Ты?
— Где же ты был, Пилигрим? Супруг? И что ты принес с собой?
Даниэль поднимает правую руку — пустую.
— Ты их доставил?
Он кивает.
— Значит, дело сделано. Кворум пастырей собрался.
Отшлифованный временем яйцевидный предмет в его левой руке напоминает затвердевший и уплотненный кусок озера, которое колышется и хлюпает под ними; напоминает одну из крох, что шеняне собирали по всем галактикам вслед за эпохой Яркости и конца творения.
Утраченный осколок Мнемозины пробудит Ишанаксаду, завершит воплощение. Он мог бы спрятать этот фрагмент, заявить о своем праве на женщину, которую искал по всему Хаосу, — иначе он потеряет ее навечно.
ГЛАВА 126
Ишанаксада опускает голову и осматривает свое печальное, древнее тело, окруженное и заполненное болью, изношенное странствием, жестокое, нацеленное на завершение задачи и возвращение — любой ценой.
— Что мы наделали? — спрашивает она.
— То, что делаем всегда. То, что мы обещали сделать. Повторное рождение.
Он протягивает левую руку.
Ишанаксада разжимает его пальцы, берет фрагмент с ладони. Это не стекло, разумеется. Это кусок матери всех мыслей, всех тех, кто видит и размышляет, включая Даниэля — и Сангмера. Фрагмент согласовывает, тем самым позволяя существовать памяти; он придает форму творениям Спящего, когда тот решает не спать.
— Если я это приму — я обернусь тем, чем была. И кем тогда мы станем друг другу?
Тело Даниэля исполнено жалости и страха. Озеро захлестнуло основание пылающего треугольника; зыбко проглядывают очертания ее светящихся ступней и голеней.
— Каждые несколько оборотов — во всей бесконечности — мы будем встречаться друг с другом, — говорит он ей. — Мне этого достаточно.
Армиллярная сфера расширяется. Ее границ не видно.
ГЛАВА 127
Кошмары уходят. Джинни и Джек знают, что никто их не забудет, если только кое-кто не пожелает обратного. Вместе с Джебрасси и Тиадбой они являют четыре точки в буре, которой сопровождается воссоединение древней материи по старым правилам, что — только в этот миг — действуют в пределах вращающейся крепости Спящего.
Тиадба и Джебрасси соединены столь многими путями, что Джинни с Джеком испытывают неловкость — и зависть.
Джинни и Джек подбирают два сум-бегунка. Даниэль исчез — они не знают, куда он делся.
— Как ты думаешь: надо? — спрашивает Джек, показывая камни водной ладони и многогранник в другой.
— Бидвелл сказал бы, что надо, — кивает Джинни. — Столько боли и усилий…
Джек жонглирует оставшимися частями головоломки, улыбаясь девушке. На ум приходят последние слова Хранителя.
— Я не Бидвелла спрашиваю. А тебя.
— Не дерзи.
— Иначе не выходит.
— Все равно не дерзи, мне не нравится.
— Ну что ж, древние боги нас простят.
— Это еще неизвестно…
Джек продолжает жонглировать — с милой улыбкой, что сильно отвлекает.
— Тебе выбирать, — настаивает он.
АНТРАКТ
Это неожиданный момент. Поступки богов непредсказуемы, превыше людского суда; божественная мотивация неизвестна. Ишанаксада наслаждается краткой передышкой, прежде чем взяться за работу. Сангмер рядом.
