Ты не можешь ничего знать об этой традиции, потому что в прошлом году мы не ездили, так как я хотел, чтобы ты была в моем подвале.
А в позапрошлом году Райли ездил один, потому что хотел тебя от меня спрятать. У него отлично это получилось, Эмилия.
Мисси дышит меня в шею. Она сидит в огромном багажнике Рэндж Ровера. Он, кстати, принадлежит маме, хоть ей и не нужно столько места, но папа очень хотел для нее безопасную машину. Я хотел поехать на своем Мустанге, но мама сказала, что это пустая трата бензина. Но, на самом деле, я знаю, что она задумала. Она хотела запереть нас с папой здесь, чтобы мы поговорили, Эмилия. Мы не разговариваем уже три недели. Из-за тебя, Эмилия.
Райли тоже там будет, этот маленький паразит. Если он хоть один раз неправильно на тебя посмотрит, до конца жизни будет хлебать суп через трубочку, потому что ему не будет чем жевать, Эмилия.
Тебя это, кстати, тоже касается.
Когда я снова погружаюсь в свои мысли, слишком сильно сжимаю твою руку. Ты вздрагиваешь.
— Мейсон, — шепчешь ты.
Папа бросает на меня предупреждающий взгляд в зеркало заднего вида. Не бойся, пап, я не взорвусь!
Тебе нельзя писать, Эмилия. Я злой из-за моих собственных мыслей. Ты беспокойно ерзаешь на сидении, потому что мы уже три часа в пути, и я ни разу не позволил тебе выйти.
Мама радостно подпевает какой-то древней кантри песне, играющей по радио, и прижимается к папиному плечу. Она пытается сделать так, чтобы он подпевал, но папа лишь закатывает глаза. Он прекрасно знает, что у нее на уме.
Ослабить напряжение.
— Ох, я не хочу! — не из-за чего громко стону я, и ты снова вздрагиваешь.
— Да ладно, будет здорово! Это всегда так весело! По вечерам сможем что-нибудь выпить, сидя на террасе, а днем будем купаться в море! А Эмбер такая забавная, когда пьет! — папа все еще предостерегающе смотрит на меня в зеркало заднего вида, потому что понимает, что я знаю, что раньше он трахал Эмбер. Я широко улыбаюсь ему. Мама тоже знает, но решать это, вероятно, было бы фатально.
— Ты тоже рад увидеться с тетей Эмбер, папа? — подмигиваю ему, и его глаза сужаются. Мне нравится невербальное общение, Эмилия. Несмотря на то, что моя мама уже давно знает об этом, я прекрасно понимаю, что происходит, когда я затрагиваю эту тему или упоминаю имя Лейла.
— Мам, — теперь я обращаюсь к ней. — Если бы у тебя родилась девочка, как бы ты ее назвала? — папа сильнее давит на газ. Не знаю, переживем ли мы эту поездку, Эмилия. Но любая реакция лучше, чем это дерьмовое молчание в течение трех недель. Я ненавижу, когда он со мной не разговаривает.
— Мне нравятся имена, которые начинаются на букву «Л». — Ты подозрительно поглядываешь на меня, а мама поворачивает голову назад. Как будто я бы стал задумываться о долбаных детских именах.
— Ты что, беременна, Эмилия? — спрашивает мама, и ты краснеешь.
— Нет! Мейсон! — шипишь ты, и я обнимаю тебя за плечи.
— Как тебе имя Лейла, мам?
Папа резко тормозит, что не очень хорошо, потому что мы находимся на середине дороги. Все по инерции дергаются вперед, включая Мисси, чья голова теперь находится между нашими. Она дышит мне в ухо, а мама бледнеет.
Она сверлит отца взглядом.
— Я ненавижу это имя. А что, Мейсон?
— Ах, я просто подумал, что оно такое красивое и экзотическое. Имя для сильной женщины. — Этим взглядом мама могла бы резать бриллианты.
— Мейсон, о чем, к черту, ты говоришь? — спрашиваешь ты, со страхом глядя на отца. Он просто сидит там, сжимает обеими руками руль, наверняка представляя, что это моя шея. Потом он резко давит на газ, и я знаю, что мне это просто так с рук не сойдет.
— Ах, ничего, детка. Абсолютно ничего.
Всю оставшуюся дорогу мама не отрывает от отца свой взбешенный взгляд.
***
Мы приезжаем рано утром примерно через пятнадцать часов езды. Единственные перерывы, которые папа позволял нам делать, были для Мисси. Если, конечно, мама не хотела есть. Потом он панически искал заправочные станции, Эмилия. Если я был голоден, он проезжал мимо всех. Также он не хотел меняться местами ни с мамой, ни со мной, и всю дорогу упрямо сам сидел за рулем. Папа ненавидит потерю контроля, Эмилия, а мне он нравится. Вот в чем разница между нами.
Поэтому я больше наслаждаюсь жизнью, чем он.
Солнце стоит высоко в небе, отражаясь от океана, цвет которого такой же, как у твоих глаз. Я ненавижу твои глаза. Они везде.
Мы спускаемся по легкому склону к коттеджу, принадлежащему Эмбер. Он стоит прямо на берегу моря. Мы могли бы прилететь на самолете, но тогда мне пришлось бы куда-то отдать Мисси, или, что еще хуже, сдать в багажный отсек, но я не сделаю этого со своим ребенком. Я бы скорее поступил так с тобой, Эмилия, чтобы наказать за то, что ты снова натворила.
Дом стоит на сваях и имеет ярко-белый фасад со светло-голубыми оконными рамами. На подоконниках стоят бледно-голубые вазы с маленькими цветочками. Ненавижу цветочки, Эмилия.
Мы останавливаемся на подъездной дорожке, и папа сразу же открывает багажник, рявкая мне свои приказы.
— Высади собаку из машины, сраная жаба! — это первое, что он сказал мне за последние три недели, Эмилия. Кажется, мы делаем успехи.
Мисси сразу же плюхается в воду. Ей здесь очень нравится, потому что она может целый день бегать там, где ей хочется. В радиусе двух километров, кроме нас, никого нет. Территория огромная и ограждена забором.
Я несу твою сумку, Эмилия. Мои ноги затекли, я устал и задолбался. Несмотря на это, прежде чем мы ляжем спать, я трахну тебя. Ты копаешься с мамой в багажнике на крыше, и она хихикает. У вас прекрасное настроение и вы демонстративно надеваете солнцезащитные очки. Закатив глаза, захожу внутрь. В доме прохладно, отчего становится легче, и я снова чувствую себя маленьким мальчиком, как только переступаю порог. Здесь я всегда играл, а затем делал и другие вещи…
Направляюсь в сторону ступенек, что ведут в комнату наверху, которую я обычно занимаю, когда мой взгляд падает на террасу.
Я замираю, и сумка выпадает из руки.
— Дерьмо, — тихо шепчу я.
Я знал, что она приедет, но не догадывался, что она стала такой женственной, Эмилия.
