― Я подумала, что мы можем поехать в нашу кофейню, ― сказала я тихо.
Он все еще смотрел на наши сплетенные руки, когда ответил:
― Да, это будет хорошо.
― Я бы хотела позавтракать, ― сказала я, надеясь, что он улыбнется. ― Я видела у них в меню, что они делают свежие зепполе (прим. пер. пончики) и три различных вида кростаты (прим. пер. песочный пирог).
― Всего три? ― сказал он, и его губы приподнялись в улыбке.
― Хмм, ну!!! Я думаю, что они должны быть вкусные.
Бензино поприветствовали нас с распростертыми объятиями, громко ругая нас, что мы так долго не появлялись. Я допустила ошибку, упомянув, что Себастьян пропустил завтрак, и маленькая старая бабушка ругала его пять минут, сыпала упреки на беглом итальянском, пока Себастьян не поник под ее строгим взглядом, затем она повернулась ко мне, погрозила пальцем и сказала, что я плохая жена, потому что не кормлю мужа. Я согласилась с каждым словом. Если бы только она знала.
Почти каждый пункт в меню был скоро на нашем столе, и я не могла сдержать улыбку, когда Себастьян вытаращил глаза на такое изобилие еды. Но затем я вспомнила причину, почему он был таким голодным, и моя улыбка увяла.
Он съел все, что было на столе, за исключением одного кусочка кростаты, который, по его настоянию, должна съесть я.
― Ох, вау, изумительно! ― сказал он, наконец, пресытившись. ― Я стану таким толстым, когда мы приедем в Италию.
― Если ты продолжишь столько же есть, ты станешь огромным еще до того, как мы доберемся до Италии, ― рассмеялась я. ― Здесь в меню нет ничего, чего бы я не могла сделать сама.
― Ты шутишь? Вау, правда? Иисус, я знаю причину, почему люблю тебя!
И он наклонился вперед, чтобы поцеловать меня.
Маленькая бабушка хлопнула руками от переизбытка чувств, затем метнулась ко мне и завалила вопросами, ее карие глаза быстро сновали между нами. Я покачала головой, смущенная. Она тяжело вздохнула, указала на часы и встала, чтобы обслужить новоприбывших посетителей, все еще качая головой.
― Это то, о чем я думаю? ― сказал Себастьян, приподняв бровь.
― Как много ты понял? ― спросила я, сгорая от любопытства, как много он понимал по-итальянски, одновременно пытаясь избежать ответа на вопрос.
― Что-то насчет детей и времени?
― Ну, да, ― согласилась я, чувствуя волнение. ― Она хотела узнать, когда мы собираемся завести семью. ― Я попыталась улыбнуться. ― Она сказала, что время не ждет женщину.
Он поднял мою руку со стола и нахмурился, когда уставился на мое обручальное кольцо.
― Я сделаю все, что сделает тебя счастливой, Каро. Я думаю, что мог бы справиться с идеей о паре детишек. Уверен, у нас бы это получилось лучше, чем у моих родителей.
Я попыталась улыбнуться, но не хотела позволять себе думать о том, что так далеко впереди. В чем смысл? Он был слишком молод, чтобы говорить об этом. И когда он достаточно созреет...
От этого разговора я чувствовала себя подавленно, поэтому подумала, как сменить тему.
― Во сколько сегодня начинается твой рабочий день?
― Не раньше четырех, ― сказал он, снова улыбнувшись. ― Чем ты хочешь заняться?
― Ничего особенного, ― призналась я.
― Ты хочешь пойти на пляж?
Моя улыбка увяла.
― Я не думаю, что это хорошая идея ― я бы не хотела мочить ноги или чтобы песок попал в волдыри. ― Я замолчала, увидев злобный взгляд у него на лице.
Он сделал видимое усилие и подавил свой взрывной нрав.
― Может, мы могли бы осмотреть некоторые из тех комнат, что можно арендовать?
― Нет, все в порядке, спасибо. Я сделаю это во второй половине дня, когда ты будешь на работе.
Он задумался на мгновение.
― Группа, исполняющая джаз, играет в Гасламп Куортер сегодня. Мы могли бы пойти послушать, если тебе нравится?
― Снова джаз! ― подразнила я его. ― А я думала, что ты увлечен оперой.
― Я люблю и то, и то, ― сказал он, выглядя немного робко.
Я улыбнулась ему.
― Я тоже.
Он встал, потянулся и вытянул руки, чтобы поднять меня.
Мы спрятали плату за счет под тарелками и попытались прошмыгнуть, прежде чем Бензино увидит нас, но бабушка, должно быть, смотрела в нашу сторону, потому что она отправила своего сына к нам с деньгами, возражая против нашего трюка и напоминая, что семья не платит. Затем он расцеловал нас обоих, отдал деньги в руки Себастьяна и поспешил обратно по своим делам. Как они получали хоть какую-то прибыль, было за гранью моего понимания.
Мы бродили по Гасламп Куортер, наслаждаясь викторианской архитектурой и шармом старого света, наслаждаясь солнцем и теплом, люди наблюдали и отдыхали по дороге, что было новым и довольно замечательным для меня.
Мы услышали звуки джаза, заполняющего летнее утро, еще задолго до того, как увидели группу. Перейдя из переулка на большую площадь, я увидела, что на одной стороне была мини-сцена, где выступали музыканты, одетые в черные джинсы и футболки, и черные солнцезащитные очки, по-видимому, чтобы показать, что они были джазмены, если музыка уже не доказала это. Они выглядели молодо, как студенты, и играли раскрученную версию джаза в стиле Диксиленд, смешанную с более современными звуками и латиноамериканскими ритмами. Несколько девушек подростков уже танцевали, потерявшись в музыке. Вскоре другие люди присоединились к ним, и толпа начала разрастаться.
Мы не хотели тратить деньги, сидя за столиками в кафе, что шли по кругу площади, поэтому присоединились к группе, которая развалилась на тротуаре. Себастьян услужливо стянул свою кофту, чтобы я могла сесть на землю.
Он делал все таким естественным, без суеты и приукрашивания, что мое сердце увеличивалось от восторга и боли каждый раз. Себастьян всегда в первую очередь думал обо мне. Я не могла привыкнуть к этому.
Мы сидели плечом к плечу, и он, как всегда, обнял меня, поворачиваясь временами, чтобы поцеловать меня в волосы. Я бы хотела, чтобы это мгновение длилось вечность.
Я не могла не заметить, что его руки и ноги двигались в ритме с музыкой, его пальцы барабанили по моей руке.
― Ты когда-нибудь учился играть на музыкальных инструментах? ― полюбопытствовала я.
Он улыбнулся.
― Нет, но я всегда хотел играть на гитаре.
― Мы должны купить тебе гитару, когда приедем в Нью-Йорк. Только не электрическую, пожалуйста! Акустическую.
― Я думал, что в душе ты рок-цыпочка, что напоминает мне, что я должен задать трепку Энтони Кидису! ― он сделал паузу. ― Ты училась играть на чем-нибудь?