Он резко открыл глаза.
— Нет, это бы в любом случае произошло. Я все равно собирался поехать с Чесом и Митчем сегодня. В этом нет твоей вины.
Но я чувствовала вину.
— Хочешь, чтобы я исправила все это?
Казалось, он не понял вопроса.
— Хочешь, я подстригу тебя машинкой покороче?
Это был единственный приемлемый вариант, за исключением бритья головы полностью
— Хорошо.
Я повела его вверх по лестнице, через спальню, в нашу ванную комнату, выдвинула для него стул и посадила его перед зеркалом.
— Я не хочу смотреть на себя, — произнес он, отвернув стул так, чтобы не видеть своего отражения.
Дэвид хранил бритву в шкафу. Я много раз стригла его под «ежик», и на этот раз я была благодарна, что хорошо могу справиться с этой задачей.
Гудение заполнило небольшую комнатку, пока я водила машинкой по голове Себастьяна. Его выцветшие на солнце волосы падали на пол унылыми клочками. Когда я закончила, взяла полотенце и очистила волосики, которые попали на лицо и шею.
Он выглядел старше, мужественнее, и я не знала, было ли это из-за стрижки или что-то изменилось внутри него.
— Готово, — хрипло произнесла я, непролитые слезы сделали мой голос резким.
Он опустил голову к груди, как будто огромная глыба тянула его вниз. Я испытывала отчаянное желание провести пальцами по его коротким, мягким волосам, чтобы хоть как-то успокоить его.
— Все будет хорошо, — прошептала я тихо.
Он посмотрел вверх, его глаза впились в мои:
— Разве?
— Конечно. Когда ты уедешь из дома, тебе больше не потребуется видеть его вновь.
Он медленно кивнул, будто эту мысль было сложно переварить.
— Хочешь, я уберу лед? — спросила я спокойно.
Он покачал головой.
— Дай мне взглянуть.
Осторожно, я приподняла его подбородок, так чтобы я могла рассмотреть его щеку, синяк уже потемнел, а распухшая губа выглядела лучше.
Затем он положил свою руку поверх моей, и меня потрясло, как его прикосновение проникло в меня.
— Пожалуйста, не надо, — прошептала я. Но в моих словах не было уверенности.
Он встал, по-прежнему удерживая мою руку.
— Я люблю тебя, Кэролайн.
Он произнес тихо, но слова были хорошо понятны, сказаны без ожидания и с маленькой надеждой. Он широко раскрыл глаза, беспокоясь, и я заметила, как под толстовкой быстро вздымалась и опускалась его грудь.
Было ли это из-за простых слов или взгляда на его лице, его уязвимость или моя слабость, я не могла сказать.
Я подняла свободную руку и погладила его по щеке, затем пробежалась пальцами по прекрасным щетинкам его волос, к задней части шеи и притянула его к себе.
Его губы были теплыми и мягкими, тихий стон сорвался с моих губ, когда он сильнее прижался ко мне.
Неуверенно я позволила своему языку нежно попробовать раскрыть его губы, и он с радостью открыл рот. Я почувствовала, как его язык ворвался в мой рот, и желание воспламенилось во мне, раздулось из маленького огонька в огромный лесной пожар, жадный и необратимый. Я схватила его за шею свободной рукой, провела пальцами вниз по его щеке, по горлу к его груди.
Он приподнял руки к моей талии, а затем обнял меня ими, прижимая ближе к себе.
Каждый кусочек моей тщательно построенной сдержанности был смыт потоком незнакомых ощущений.
Резко я отстранилась от него, мое сердце бешено колотилось, зажатое в клетке ребер. Страх отразился в его взгляде, а руки безжизненно упали по бокам.
Могла ли я сейчас остановиться? Возможно. Очень слабое, практически мертвое «возможно».
Я была замужем, да, но это было чисто формально. Все что я говорила или делала, казалось, раздражало Дэвида — обычное выражение его лица было хмурым и кислым, в голосе постоянно слышно раздражение, каждый раз, когда он говорил со мной, возможно, даже неприязнь. Если когда-то и была между нами любовь — это ужа далеко в прошлом.
Даже сомневаясь во всем в своей жизни, я знала, что хотела Себастьяна. Я хотела его очень сильно.
Я схватилась за край его толстовки, мои намерения ясны. На его лице отразилось изумление, сопровождаемое разгоряченной страстью, которую я никогда не видела и не знала прежде.
