Очень не хорошо.
— Ты сегодня репетиторствуешь? — спрашиваю я, стараясь держаться в безопасной зоне.
Неправильный ответ.
Что-то тёмное вспыхивает в нём, чего он не может удержать. Он не отвечает мне, просто качает головой, словно не может поверить, что я могла сказать такое.
В панике я поворачиваюсь вслед за ним, когда он проходит дальше, в комнату. Только тогда я замечаю белый логотип в углу его голубой рубашки и огромную корзину на колесах, которую он тянет за собой. Да, он здесь, чтобы помыть парты, а не сидеть за ними.
Моё сердце делает кульбит в груди.
Очевидно, та я, которая не страдает амнезией, знала, что он убирается здесь, и та я никогда не сказала бы ничего столь ужасного. Если бы, конечно, я не хотела заставить его чувствовать себя абсолютным дерьмом из-за того, что он уборщик.
Потрясающе.
Я стою, жалея, что не могу вернуться назад во времени, пока он стирает пыль и протирает шваброй пол под стульями. Я должна сказать что-нибудь. Я не могу оставить его вот так, думающим что… что я… ну, что бы то ни было ужасное, что он, вероятно, думает.
Я жду, что он зайдет в репетиторскую комнату, но он не заходит. Он пересекает комнату ожидания и идёт к уборным и офисам и всем тем местам, которые мне, вероятно, не позволено посещать.
Не важно. В любом случае, я следую за ним.
— Адам, подожди!
— Я работаю здесь, — говорит он. Его голос резкий и непреклонный.
Лучше бы он сначала пошёл в женский туалет, но вместо этого он двигается прямо к мужскому. Глядя на меня с фальшивым сожалением в глазах, он пожимает плечами. Дверь мужского туалета закрывается, желтый знаком «Туалет убирается» висит на ручке. Как молчаливый вызов.
Да. Ну что ж, есть причина, по которой я бегала по Клементин Драйв в одном нижнем белье в середине февраля. Я не из тех девчонок, кто отступает, не осмелившись даже попытаться.
Глава 8
Я толкаю дверь и проскальзываю в мир писсуаров и мерзкого общественного мужского туалета.
— Ты серьёзно не понимаешь намёков? — спрашивает он, прислонившись к раковине с перекрещенными на груди руками. Как кто-то может выглядеть таким горячим в полиэстере, застегнутом на все пуговицы, и логотипом «Супер Чисто!», красующимся на кармане? Это выше моего понимания, но он с этим справляется.
Он отлично с этим справляется.
— Я не это имела в виду, — говорю я. — Я так не думала.
Ну, технически, я не знала, но не могу же я этого сказать.
— Да, в последнее время ты часто так делала. Не задумывалась о том, что говоришь.
Я делаю шаг к нему. Не уверена, что это хорошая идея, но я также не уверена, что могу остановиться.
— Прости.
— Всё нормально.
— Нет. Это не нормально. И мне очень жаль.
— Да, ты сказала это, — говорит он, затем его брови хмурятся. — И что?
Я ошеломлённо моргаю.
Он кратко поднимает руки, латексные перчатки натянуты на ладони.
— Извинения получены, Хлоя. Считай, что твоя совесть чиста.
Я открываю рот, но не знаю, что сказать. Боже, почему с ним всё происходит именно так? Я абсолютно неисправна с Блейком, но клянусь, вся комната гудит, когда я смотрю в глаза Адама.
Внезапно он шагает вперед, подходя достаточно близко, чтобы выпустить из меня дыхание. Слова продолжают ускользать от меня, что, возможно, к лучшему. Всё равно они не выходят правильными. И, честно говоря, я предпочла бы стоять здесь в тишине, чем вынуждать его сказать мне «уходи».
Адам сжимает кулаки по бокам и делает резкий вдох. Его голос низкий, с просительными интонациями, которые не соответствуют его жесткому выражению.
— Мне нужно работать, Хлоя.
— Адам, пожалуйста… — Я инстинктивно тянусь к нему, оборачивая пальцы вокруг голого участка на его запястье.
Память обрушивается на меня, как ударная волна.
Я вижу листья. Красно-желтый ковёр засоряет мой газон. Мои грабли собирают их в кучу, обнажая следы зеленой травы. В воздухе неповторимый запах осени.
Позади меня Адам поднимает глаза от своих грабель.
— Не могу поверить, что ты уговорила меня на это.
Я закатываю глаза.
