Доктор Киркпатрик распростёрта на столе. Гигантская тёмно-красная лужа скопилась под ней, прямо сверху органайзера. Какая-то крошечная, отстранённая часть меня понимает, что это кровь.
А другая вопрошает, может ли это быть чем-то другим. Столько крови означало бы, что она… нет. Это невозможно.
Но она вообще не двигается. Я вдыхаю и чувствую отчётливый медный запах в воздухе. И правда ураганом проносится сквозь меня.
Доктор Киркпатрик мертва.
— О, Боже. — Мой голос надтреснут. Расколот на части. — О, Боже, Адам, нам нужно позвонить 911.
Он не просто испытывает шок и отвращение, как я, а почти впадает в ступор. Как будто не может поверить в то, что видит. И кто может винить его? Потому что никто не поверит в это. Никто не должен видеть это.
На полу перед столом валяется сумка. Как я понимаю, принадлежащая ей. Содержимое раскидано по всему ковру, кошелек явно отсутствует.
Её из-за этого убили? Из-за кошелька? Тошнота накатывает волной, поэтому я отворачиваюсь от этой картины. От тела. Чёрт, это тело.
Что мне делать? Что мне делать?
Отхожу назад, вытаскивая телефон. Внезапно Адам оживает, выхватывая его из моих рук.
— Нет. Кто-то другой должен позвонить туда.
— Что? О чём ты говоришь?
Он берёт меня за руку и быстро движется, вытаскивая нас из офиса назад под лучи исчезающего солнца. Немного притормаживает, чтобы протереть ручку двери своим рукавом. Я хочу возразить и вырваться, но правда в том, что я вообще плохо понимаю, что происходит. Маленький пузырь шока удерживает меня вне реальности, притупляя чувства.
— Мы должны позвонить в полицию, — снова говорю я, но голос как будто принадлежит другому человеку.
Он продолжает идти, освободив мою руку и предполагая, что я последую за ним. И я следую. Потому что не знаю, что ещё делать. Эта ситуация далеко за пределами тех, с которыми я способна справиться.
Чувствую тошноту и тяжесть. Я уже не просто дрожу, а практически бьюсь в конвульсиях.
Адам вынимает свой телефон и начинает писать сообщение. Яростно.
— Ты пишешь в полицию?
Это вообще возможно?
Он озирается вокруг, его взгляд безумен, а лицо бледное.
— Садись в машину, Хлоя.
— Кто-то ограбил её! Кто-то… — я прерываюсь, решаясь сказать это слово. — Кто-то убил её.
— Никто не грабил её.
— Я видела её сумку на полу…
— Никто не грабил её, — повторяет Адам, и от уверенности в его голосе я холодею.
А ещё я чертовски уверена в том, что он прав, и от этого содрогаюсь сильнее. Это было не какое-то случайное преступление. В этом нет ничего случайного.
Моё лицо горит, а челюсть сводит, мне нужно перестать думать. Кусочки встают на место слишком быстро, и формирующаяся картина пугает меня до смерти.
Я сажусь в машину, потому что если не сяду, то просто упаду. Упаду прямо здесь. Я больше не могу здесь находиться, зная, что внутри тело и так много крови… о, Боже, меня сейчас стошнит.
Адам включает зажигание, и я подпрыгиваю от этого звука. Затем появляется другой звук, от которого ребра болят, а горло сжимается. Сирены. Две полицейские машины, сверкая голубым и красным, влетают на парковку.
Адам чертыхается себе под нос, трогая Камаро прочь.
— Это ты им позвонил? — Хотя я знаю, что он этого не делал. Не знаю, зачем вообще спрашиваю.
Он выезжает, не сказав ни слова, потом неловко закрепляет телефон на руле, снова набирая сообщение. Он не просто напуган. Он взбешён, смущен и в ужасе одновременно: в нём сейчас намешано столько эмоций, что моя голова идёт кругом.
— Что с тобой такое? — спрашиваю я, а моя грудная клетка болит. Действительно болит. Это плохо.
Он не отвечает, и я прижимаю руку к своей груди, заставляя себя дышать глубже. Но не могу. Дыхание слишком прерывистое, слишком быстрое. Это не хорошо. Совсем не хорошо.
Мой телефон жужжит, и я судорожно достаю его.
— Алло?
— Хлоя, эт-т-то я. — Мэгги. Она плачет. — Ты была права.
— Права в чём? — спрашиваю я. Задыхаюсь и борюсь с тошнотой, сжимая своё кресло, когда Адам мечется сбоку.
— Положи трубку, Хлоя, — говорит Адам. И это не просьба.
Бросаю на него взгляд и пододвигаюсь ближе к окну со своей стороны. Мэгги делает судорожный вдох.
