Киваю, чувствуя себя уютнее и сильнее, находясь рядом с ними.
— Я была у Блейка. Нашла что-то. Они что-то со мной сделали, но не забрали то, что я нашла. Я спрятала это.
Моё сердце всё ещё бешено стучит. Чувствую руку Мэгги на плече, и это успокаивает. Но Адам буквально впивается в меня глазами.
— Я помню, как звонила тебе, Адам. Помню коробку, но не знаю, что в ней было. Но я спрятала ее. Это должно быть нечто важное.
— Они никогда бы не позволили тебе уйти с каким-либо доказательством. Чёрт, после сегодняшнего вечера… — Он замолкает, делая резкий выдох. — Боже, после сегодняшнего вечера, кто знает, что они могут сделать с тобой.
Я вспоминаю себя, вспоминаю, кому позвонила той ночью, и всю ту ложь, которую он с тех пор мне говорил. Отстраняюсь от его прикосновения.
— Они?
Он смиренно отстраняется, бросая руки по швам.
— Я никогда не был одним из них. Я был парнем, который работал на них.
— А откуда мне знать, что ты не работаешь на них прямо сейчас?
— Может, ты этого не знаешь, но я з-знаю, — говорит Мэгги. — Он позволил мне записать его признание на диктофон, со всеми деталями, которые он знает. Оно на моём телефоне.
— Это ничего не исправит, — говорю я ему. — Доктор Киркпатрик мертва. Ты не можешь исправить это, да?
Адам вообще ничего не отвечает. Он просто кивает, а затем отходит назад на несколько шагов, где они, должно быть, нашли меня. Я почти ожидаю, что он продолжит идти, но он останавливается. Просто стоит в ожидании, его профиль застыл в лунном свете.
— Это по-настоящему, ты знаешь, — тихо говорит Мэгги. — То, что он к тебе чувствует.
— Забавно, я думала, ты была в команде «Держись-на-хер-подальше-от-Адама» всего пару дней назад.
— Была.
— И что? Ты обнаружила, что он действительно такой плохой, как ты и думала, — чёрт, да даже хуже, — и внезапно ты считаешь его героем дня?
— Я этого н-не говорила. Я до сих пор не уверена, что думаю насчёт него.
Снова бросаю взгляд на заднюю дверь. Он всё ещё там.
— Зато я знаю, что думаю. Думаю, он предал меня.
Мэгги садится на стул, вздыхая.
— Да уж, только н-не начинай бросаться камнями в свой маленький дом из с-стекла.
— Что это значит?
Мэгз сурово смотрит на меня.
— Это значит, что ты тоже п-предала меня.
Вздрагиваю от её слов, разрываясь между страхом и любопытством.
— Что случилось, Мэгз? Расскажи мне, что с нами случилось.
— Они случились с тобой, Хлоя.
Её лицо становится тёмным и грустным.
— Я г-говорила тебе, что эта группа была ошибкой. Это была почти что секта. Вы тусили в одних и тех же местах, носили похожую одежду. Ради Бога, вы начали в-встречаться друг с другом.
Качаю головой.
— Это всё ещё не имеет смысла, Мэгги. Мы не переставали быть друзьями, когда ты была одержима своим Дэнни или когда я была в волейбольной команде и практиковалась десять тысяч раз в неделю.
— Потому что это не оскорбляло меня! — Она делает судорожный вздох, и я вижу, что её глаза блестят. Её подбородок дрожит, когда она снова заговаривает: — Когда я с-сказала тебе, что что-то не так, ты ответила, что у меня паранойя. Время от времени ты сторонилась меня, а когда игнорирования стало недостаточно, ты устроила стычку. Ты у-унизила меня на пару со своими учебными сучками и с-сказала, что хочешь помочь. Ты сказала мне, что, может, мне стоит больше в-времени посвящать медитации, и тогда возможно я н-не буду, в-в-возможно не буду...
Я заполняю паузу севшим голосом.
— Заикаться.
Этого не может быть. Я не могла такое сказать. Но её слова вызывают покалывание в моих мыслях, всплывая из памяти, которая только и ждёт, чтобы вернуться.
— Ты всегда з-защищала меня, — говорит она, сердито вытирая слезы со щёк. — Даже во втором к-классе, ты никогда не п-поступала со мной по-другому. До того д-дня.
Я откидываюсь к стене, моё сердце разлетается на осколки.
Теперь мы обе плачем, и тихие всхлипы периодически нарушают тишину кухни. Наконец я обретаю голос, столь же дрожащий и слабый, как и я сама.
— Даже не знаю, что тут сказать. Знаю, «прости» недостаточно. И я не знаю, чего было бы достаточно. Не понимаю, как я вообще могла поверить...
