Пашка хотел мысленно обозвать Толика ослом, но тот оказался не ослом, а самым настоящим другом:
— Чёт я выдохся совсем, — сказал он. — Спать пойду. И вы не засиживайтесь, а то завтра ещё за Русей пердячить до станции.
И, чокнувшись с друзьями последней порцией пойла, Толик зашагал к стоящим в одном краю лагеря своей двухместной и Люськиной одноместной палатке. Вторую Толикову палатку, выданную Пашке, пришпилили с другой стороны лагеря, чтобы выветрить водоотталкивающий спрей.
Вышло не нарочно, но прямо-таки гениально.
— Ты одна замёрзнешь, — шепнул Пашка, и забрался левой ладонью под многослойные одёжки, не встретив возражений. — В походе надо парами спать.
— Пойдём к Толику, чтобы по-честному? — пошутила Пионова.
Телефон в кармане опять вздрогнул.
Пашка взялся второй рукой за её грудь сквозь одежду, но под таким количеством шмоток ничего толком не прощупывалось. Люська подалась вперёд и приникла к нему губами, лизнула язык и задела нёбо кончиком своего.
В кармане завибрировал телефон.
— Пойдём… в мою палатку? — выдохнул Пашка. И быстро добавил: — Чтобы ты не замёрзла.
Она хихикнула, и встала. Внутри всё замерло и натянулось струной. Пашка глянул на Люськин манящий силуэт в отсветах костра.
— Ну пойдём, — решила она.
И он вскочил под очередное дрожание в кармане.
Около палатки Пашка снял куртку и кинул на купол. Люся расстегнула дверь и нырнула в темноту.
Внутри было душно и ещё пованивало водоотталкивающим средством. Люся сунула в сетку под крышей свой телефон, продолжающий играть, светясь разноцветными звуковыми волнами на экране. Они отбрасывали по её лицу, чуть замазавшемуся сажей, тени. Глаза Люськи сверкали.
— Ты испачкалась, — выдохнул Пашка, попытавшись вытереть пятно на щеке большим пальцем.
И тогда Люся прижалась к нему, нашла его губы, а руками — наконец-то! — принялась расстёгивать молнию своей куртки.
Сердце отбивало барабанную дробь.
Раздеваться в палатке — та ещё акробатика, особенно если продолжать непрерывно лизаться. Люську хотелось уже почти до боли. Но не даст же она заднюю теперь? Сама пошла.
Они начали смеяться, когда пытались стащить её джинсы, и это разрядило обстановку. Рёбра резануло болью, но Пашка не обратил на это внимания. Зато Люся так и ахнула, когда нашла под его футболкой Зинкины бинты.
— Для осанки, — пошутил Пашка, берясь, без сопротивления, за резинку пионовских трусиков.
Она была такая миниатюрная и шикарная! Узкие бёдра, почти стоящие, лишь немного растёкшиеся без бюзика сиськи, твёрдые зазывные соски. Пашка не сдержался и взял один в рот. Люся выгнулась, приникая к его коже горячим телом и щекоча кустиком волос там.
Похоже, она решилась на всё заранее, во всяком случае, презервативы оказались и в её кармане, и Люся не забыла достать их и сунуть Пашке, с любопытством рассматривая его стоящий член в свете телефонного экрана, пока Павел Андреевич неумело пытался совладать с этой долбанной скользкой штуковиной.
Твою мать! Презик не желал надеваться, сползал с головки, пока Пашка пытался раскатать свёрнутые в кольцо края. Дважды резинка слетела и раз они едва нашли её в складках спальников.
Когда Пашка наконец совладал с проклятой штуковиной, уши горели огнём. Люська сидела «по-русалочьи», поджав под себя сомкнутые ноги. Она была раздета. Совсем-совсем. И скрестила руки, закрывая обнажённую грудь.
— Ты же понял, что я никогда… — пробормотала она, и опустила взгляд.
— Ложись, — со знанием дела велел Пашка, хотя у него самого поджилки тряслись.
Начал с пионовской шеи, взялся её целовать, раз даже лизнул, но чуть не сплюнул — совсем забыл про спрей от комаров. По языку растеклась горечь.
Зато на буферах кожа была чистой, и тут Пашка разгулялся. Кажется, Люся расслабилась. Ноги чуть разогнулись и разомкнулись. Он осторожно полез туда пальцами и начал поглаживать.
Пионова одобрительно замычала и прикрыла глаза.
Когда терпеть стало уже просто невыносимо, Пашка навис над ней, но попасть с первого раза, куда следует, не получилось. Люська стала кривиться, а он подумал, что это из-за девственности. Потом выяснилось, что из-за «меткости».
Когда она сама помогла ему рукой, дело пошло, как по маслу. Люська даже не вскрикнула, как в кино бывает, только морщилась немного, но и сама подавалась навстречу его бёдрам. И длилось всё довольно долго, с перерывами на поцелуи, чтобы отдышаться.
— Господи, вот это да! — выдохнул Пашка, когда презик наконец наполнился белым и липким.
Вот он, секс! Реальный и настоящий! Шикарный!
— Ты как?
— Отлично, — улыбнулась Пионова и потянулась. — Спасибо. Было здорово. Я немного боялась, но получилось здорово.
Пашка загордился, рот расплылся в улыбке.
— Посплю у тебя? — спросила Пионова.
— Ясен пень! Толик того, пацан понимающий.
— Понятно, — засмеялась Пионова.