— Не спрашивай меня, что в нем, — предупредил Флетчер, — или тебе снова станет плохо.

Джордан поднял брови, но решил прислушаться к предупреждению доктора.

— Вот, — сказал Флетчер, протягивая Джордану последний предмет.

Узнав в нем регидратационную ириску, Джордан сказал:

— У меня во рту будет будто вечеринка.

Действительно, как только он положил ириску на язык, сладкий вкус смешался с мятой и цитрусовыми, но он знал, что лучше не жаловаться. В конце концов, это была его собственная вина. И, несмотря на неприятное вкусовое ощущение, которое он испытывал, он был благодарен Флетчеру за то, что тот не оставил его наедине с днем боли и недомогания.

— Я действительно признателен, Флетч, — сказал Джордан, посасывая ириску. — Садист ты или нет, сейчас я бы предпочел помощь от любого. — Он сделал паузу, затем уточнил: — По крайней мере, с медицинской точки зрения.

Флетчер рассмеялся, прежде чем стать серьезным.

— Полагаю, ты не хотел бы поболтать о темных тенях у тебя под глазами?

Джордан замер, но достаточно быстро пришел в себя, чтобы парировать.

— У меня похмелье. Ты уже сказал, что я выгляжу абсолютно…

— Я внимательно наблюдал за тобой всю неделю, Джордан. Тени были там до сегодняшнего утра.

Желудок Джордана сжался, но попытался криво ухмыльнуться.

— Пристально наблюдаешь за мной? Сталкер, а?

Очевидно, Флетчера было не заболтать.

— Я знаю, что ты не спал, Джордан. Даже если бы ты не проявлял физических признаков чрезмерной усталости — а это так — из моих личных покоев открывается вид на озеро. Я видел тебя там почти каждую ночь. Тебя и Делуцию, обоих. — Его зеленые глаза были полны сострадания. — Это понятно, учитывая, через что ты прошел. А заживление требует времени, особенно для психологических ран. Но я хочу, чтобы ты знал, что я здесь, если захочешь поговорить, и что есть снотворное, которым я могу тебя снабдить, если ты того пожелаешь.

Эмоционально истощенный от всего, что он перенес за последние двенадцать часов, Джордан был в состоянии только кивнуть и с чувством сказать:

— Спасибо, Флетч. Это очень много значит. — Затем, почувствовав, что к нему возвращается искра прежнего «я», губы дрогнули, когда он добавил: — И приятно знать, что ты так быстро предлагаешь наркотики своим любимым ученикам. Почему я не знал этого о тебе раньше?

Флетчер пристально наблюдал за ним мгновение, внимательно анализируя, прежде чем уголки его рта приподнялись, а глаза снова заблестели. Однако он быстро овладел собой и, приподняв одну изогнутую бровь, сказал:

— Что заставляет тебя думать, что ты один из моих любимчиков?

Джордан рассмеялся, смех был искренним, и он почувствовал себя лучше, чем когда-либо за долгое время.

— Не обманывай себя. Мы оба знаем, что я любимец каждого преподавателя здесь, в Акарнае. — Он плутовато ухмыльнулся. — Кто может меня не любить?

Насмешливо фыркнув, Флетчер положил руку на плечо Джордана и от души подтолкнул его к выходу.

— Если это твое восприятие реальности, то думаю, что ты все еще можешь быть немного пьян.

— Все в порядке, Флетч, — сказал Джордан, каким-то образом умудряясь сохранять серьезное выражение лица. — Я никому не скажу, что ты чувствуешь. Мы бы не хотели, чтобы другие студенты ревновали.

— Убирайся из моей палаты и займись чем-нибудь полезным в своей жизни, — сказал Флетчер, снова толкая, на этот раз сильнее.

— Эй, здесь психологически раненый, помнишь? — сказал Джордан, потирая плечо и пряча еще одну ухмылку, пораженный тем, что он может шутить по этому поводу и делать это с таким весельем. — Нет необходимости добавлять к этому еще и физическую силу.

Флетчер указал на дверь.

— Вон, Джордан.

Джордан больше не мог сдерживаться и тихо усмехнулся, издевательски отсалютовав, прежде чем повернуться и направиться к выходу. Как только он подошел к двери, Флетчер окликнул его по имени, и парень остановился, чтобы оглянуться через плечо.

— Предложение касается наркотиков. И разговоров. В любое время.

Чувствуя, что эмоции проникли глубже, чем могло показаться, Джордан ответил благодарным кивком и на прощание помахал рукой, прежде чем выйти. Его шаг стал бодрым, когда он понял, как много хороших людей в его жизни. Это многое говорило о решениях, которые он принял после смерти Луки, о рисках, на которые он пошел, чтобы дистанцироваться от своих родителей и вместо этого искать свой собственный путь в жизни. Он многое потерял, приняв это решение, но приобрел гораздо больше. Не проходило и дня, чтобы он не был благодарен за сделанный им выбор, который привел его туда, где он сейчас находится, несмотря на препятствия, с которыми он столкнулся на этом пути.

Погруженный в свое внутреннее восхищение, пока он бродил по обледенелой тропинке, Джордан очнулся от своих мыслей только тогда, когда подошел к фуд-корту и услышал, как Д.К. выкрикивает его имя. Он поднял глаза и увидел, что она бежит трусцой в его сторону, ее щеки порозовели от холода, а вокруг шеи был обернут ярко-синий шарф, оттеняя блеск ее глаз.

Джордану всегда нравились ее глаза. С самого первого дня их пребывания в академии, когда она, прищурившись, посмотрела на него и назвала ищущим внимания клоуном — в ее защиту, ее комментарий был оправдан — его поразил уникальный сине-зеленый цвет. Пока он не встретил ее отца в подземельях под дворцом Трюллина, Джордан никогда не видел глаз, которые могли бы сравниться. И в сочетании с ее раскрасневшимся лицом и улыбкой, которую она послала ему — застенчивой, скрытной улыбкой, которую он видел только у нее, направленной в его сторону, — на мгновение он онемел, осознав, какой она была.

Очевидно, он слишком долго молча смотрел на нее, так как ее улыбка погасла, и она прикусила губу, опустив взгляд, чтобы заломить свои руки в перчатках.

— Ты сердишься на меня?

Этого было достаточно, чтобы вывести Джордана из оцепенения.

— Что? Почему?

Она взглянула на него из-под ресниц, ее щеки порозовели еще больше, чем раньше.

— Я не знаю, что случилось. Я всегда ворочаюсь по ночам, особенно сейчас, когда Лена Морроу все еще сводит на нет мой дар. Для меня неестественно спать, не просыпаясь, не задаваясь вопросом, что я упускаю из виду из-за нее. Но прошлой ночью я спала как убитая. И я… я оставила тебя здесь одного.

Внезапно Джордан понял. И когда он это сделал, то не смог сдержать своей реакции. Он протянул руку — голую, так как оставил перчатки в своей комнате — и провел пальцами по ее теплой щеке. Всего один раз, достаточно, чтобы почувствовать мягкость ее кожи, достаточно, чтобы ее глаза расширились, а щеки ещё сильнее разрумянились.

Они никогда не уклонялись от физической привязанности, с тех пор как завязали дружбу в конце третьего курса, особенно после того, как Д.К. опустила свой контроль настолько, чтобы поделиться тем, кем она была на самом деле. Но в то время как в прошлом они свободно обменивались объятиями или сворачивались калачиком вместе в комнате Досуга или в общежитии, они всегда были осторожны, чтобы не переступить негласную черту. Однако их последняя неделя была другой, с тех пор как она так эмоционально отреагировала на его возвращение в академию. В ту первую ночь девушка не хотела отпускать его… и он в равной степени не хотел ослаблять свою власть над ней. А потом были их ночи у озера, когда она прижималась к нему, уткнувшись в его бок часами.

Джордан знал, что он чувствовал к ней. Он знал это уже давно… возможно, с того самого первого момента, когда ее прищуренные сине-зеленые глаза остановились на нем четыре года назад. Никто раньше не высказывал ему в лицо, но если когда-либо была душа, достаточно храбрая, чтобы сделать это, он должен был знать, что это будет наследница медоранского трона, даже если он не знал ее личность в то время. Вместо этого он думал о ней как о капризной принцессе — не королевского рода — и с годами так и не заглянул глубже в ее чувства. Никогда не задавался вопросом, был ли антагонизм, который он испытывал к ней, на самом деле сдержанным уважением, которое только и ждало, чтобы перерасти во что-то большее.

Теперь, проведя с ней время и узнав, кто она на самом деле, неудивительно, как развивались его чувства; как то, что было между ними, превратилось из вынужденной дружбы ради Алекс в настоящую привязанность, а затем и дальше.

Но, несмотря на то, что Джордан чувствовал — и как он был уверен, что она чувствовала к нему, — он все еще боролся с принятием того, что у них может быть такое будущее вместе. По многим причинам… все из которых ему было трудно вспомнить, пока она смотрела на него такими яркими, полными надежды глазами.

Зная, что ему нужно отступить, прежде чем он сделает что-то, что пересечет эту грань между ними, что значительно усложнит ее безопасность, Джордан опустил руку и кашлянул.

— Конечно, я не сержусь. Ты гуляла со мной каждую ночь… тебе нужно было поспать. — Затем добавил: — И кроме того, если бы ты вышла прошлой ночью, ты бы меня не нашла.

Ее взгляд стал скептическим.

— Ты… ты тоже проспал всю ночь?

Джордан хотел бы сказать ей «да», хотя бы потому, что знал, что она беспокоится о нем. Но он не мог солгать ей. И он этого не хотел. Даже если правда была едва ли тем, чего она ожидала.