Но я увидел не ее, когда моя сила сгустилась вокруг нас, подобно надвигающемуся шторму; это была моя сестра. Глаза Эллис расширились от страха, губы приоткрылись, произносят какое-то слово, которое она еще не произнесла, а ее рука напряглась, когда она пыталась вырваться из хватки Линды. Тогда она увидела меня, самые темные, самую отвратительные стороны моей натуры, неумолимое, безжалостное существо, которым меня научили становиться всякий раз, когда возникала необходимость, и мне не понравилось отражение, которое я нашел в ее глазах.

Мои зубы сомкнулись, и моя песня оборвалась на этой единственной ноте, пытка была слишком разрушительной, чтобы причинить ее невинному маленькому ребенку, которого я так хотел подержать на руках. Вот кого я увидел, глядя в глаза Эллис. Не злобное, ревнивое создание, в которое ее превратила Линда, а ясноглазую маленькую девочку, которой я однажды принес конфету во время грозы.

Я почти забыл ту ночь. Это казалось таким похожим на сон, но в детстве она боялась грома, и хотя Линда всегда нянчилась с ней, несмотря на ее страхи, была одна ночь, когда ее не было рядом, она была на каком-то мероприятии или что-то в этом роде. Я услышал испуганное хныканье Эллис, когда над головой прогремел гром, и пробрался в ее комнату с пакетом конфет, который дал мне Сет. Мы построили убежище под простынями и ели сладкие лакомства, пока нас не начало тошнить, и мы смеялись каждый раз, когда гром гремел за пределами нашего убежища.

Вот и все. Вот и все хорошие воспоминания, которыми я поделился со своей сестрой. Однажды ночью украдкой в темноте, когда она не была настроена против меня, стараясь превзойти меня по приказу женщины, которая должна была быть и моей матерью. Но когда я посмотрел в глаза сестры, я был уверен, что она тоже это помнит.

Мое секундное колебание дорого мне обошлось, когда Линда бросила огненный вихрь, прямо в меня, но мой ответный удар был недостаточно быстрым, чтобы лишить пламя кислорода до того, как оно столкнулось со мной.

Меня отбросило назад, моя кожа была ободрана, когда я заскользил по крыше, которую она выложила ледяными лезвиями, между нами осталась блестящая дорожка из моей крови, и я взревел от боли.

Калеб и мантикора Ирвин МакРиди исчезли, и я понятия не имел, что с ними случилось. У меня не было времени беспокоиться о моем друге. Я верил в его могущество и силу, поэтому у меня не было другого выбора, кроме как сосредоточиться на своей битве и позволить ему сделать то же самое.

Я ударил ладонью по острому льду, и магия пошла трещинами, когда я заставил свою волю подчинить ее, поглотить.

Линда атаковала снова, пронзая меня ледяными и огненными копьями, когда она использовала силу Эллис и бросила все, что у них было, прямо в меня.

Щит рассек воздух между нами как раз перед тем, как он смог поразить меня, сила удара резонировала во мне, пока я боролся, чтобы удержать его на месте.

Воздух вибрировал, когда я вложил все, что у меня было, в поддержание щита, а Линда оскалила на меня свои слишком белые зубы, продолжая колотить по нему изо всех сил.

Я взмахнул запястьем, перехватывая ее хватку на льду, который покрывал крышу, и бросил все это в свой щит, укрепляя его и закрывая ей обзор на меня одним движением.

Не обращая внимания на тысячи кровоточащих порезов на спине, я вскочил и взмыл в небо на волне воздушной магии, выбросив руку вперед, чтобы призвать свой лук и стрелы с того места, где они упали.

Линда заметила меня, с ее губ сорвалось проклятие, и она метнула огненное копье прямо в меня, но я не стал тратить силы на попытку заблокировать его. Мой лук врезался в открытую ладонь, и на следующее мгновение две стрелы были уже на тетиве и летели прямо в нее.

Первую она уничтожила огненным взрывом, как я и ожидал, но когда я камнем рухнул с неба, а ее огненное копье пролетело, не причинив вреда над моей головой, я сосредоточил всю свою силу на второй стреле. Та, что оторвалась от первой кружила позади нее в темноте ночи и теперь мчась прямо ей в спину.

Линда выставила между нами щит, и я ударил по нему ледяными кинжалами и помчался обратно на Землю с пугающей скоростью.

Ее глаза загорелись триумфом, когда мои кинжалы безвредно ударились о ее щит, но из-за того, что на их остановку было потрачено так много энергии, она потеряла концентрацию на поддержании силы у себя за спиной.

Огненная стрела Феникса вспыхнула, и устремилась к ней, запущенная с полной силой моей воздушной магии, пробивая дыру прямо в задней части ее щита и врезаясь в ее позвоночник в следующий удар сердца.

Линда закричала в агонии, когда я поймал себя в нескольких дюймах от крыши, магия воздуха остановила меня и поставила на ноги, прежде чем я смог столкнуться с бетоном на максимальной скорости.

Я побежал к ним, Эллис рыдала, пытаясь растопить лед, приковавший ее к матери, и он раскололся, как только я добрался до них.

Линда стояла на коленях, пытаясь вытащить стрелу, которая теперь торчала из ее живота, и плакала, когда пламя сжигало ее изнутри.

Моя верхняя губа скривилась от запаха горелой плоти, и я изгнал пламя, прежде чем оно смогло сжечь ее заживо.

Я хлопнул ладонью по макушке ее головы, моя чешуя блестела, а форма Ордена замурлыкала от удовольствия, и я приложил всю силу своих даров к ее мысленным щитам.

Они рассыпались в пепел под силой моей воли, боли в ее теле было более чем достаточно, чтобы лишить ее концентрации и дать мне полный доступ к порочности ее разума.

Я зарычал, погружаясь в ее голову, вспышки воспоминаний проносились сквозь меня, когда я наблюдал за всеми худшими злодеяниями этой женщины, совершенными в своем вечном стремлении к власти. Я заставил ее тоже смотреть, заставил заново пережить каждое из них, хотя сомневался, что это преследовало ее так, как должно было. В конце концов, она сделала этот выбор; предала, солгала и проложила путь на брачное ложе моего отца, в совет Лайонела. Ее не волновали жизни, которые она разрушила, или смерти, в организации которых она принимала участие. Она не чувствовала угрызений совести по отношению к моей матери, милой, красивой женщине, которой, как я видел, в этих кошмарных воспоминаниях становилось все хуже и хуже.

Она видела, как ее жизнь угасает, и наслаждалась каждым моментом этого.

Я зарылся глубже, и моя сила, как миллион термитов, проникла в ее разум, когда я взял под полный контроль это мерзкое существо.

Она была моей. Полностью в моей власти и потеряна во тьме внутри нее. Я мог бы сломать ей разум так же легко, как сжать кулак с мотыльком. И пока я терпел груз ее воспоминаний, наблюдая за ее участием в управлении Центрами инквизиции Туманности и организации охоты на невинных Фейри, я не сожалел об этом.

— Макс? — Эллис рыдала, и что-то в жестокой агонии, в ее голосе заставило меня прийти в себя ровно настолько, чтобы повернуться к ней, и увидеть слезы, стекающие по ее щекам, боль, заполняющую ее юное лицо. Потому что она была молода. Каким-то образом намного моложе всех остальных из нас, защищенная этим монстром и запятнанная ее амбициями. Принимала ли она когда-нибудь решение для себя? Сделала ли она когда-нибудь что-нибудь без того, чтобы Линда не убеждала ее сделать это?

— Она… я знаю. Я знаю, что она совершала ужасные поступки, — Эллис поперхнулась, ее рука обхватила мое запястье, где я все еще держал Линду под своим контролем. — Я знаю, что ты имеешь полное право ненавидеть ее, но она… все, что у меня есть. Она моя мать. Иногда я тоже ее ненавижу, ненавижу то, что она сделала со мной, но у меня никогда не было никого другого, Макс. Я знаю, что она заслуживает того, что ты собираешься сделать, но я… я…

Я отвернулся от ее убитым горем лица, стараясь не видеть мальчика, у которого украли собственную мать. Линда сделала это со мной. Линда убила ее не более чем из злобы и мелкой ревности, потому что она знала, что мой отец никогда не полюбит ее так, как он любил мою мать.

За это она заслуживала смерти, но, несмотря на все это, несмотря на то, что я держал ее хрупкий разум, я колебался.

Я чувствовал, как глубоко в моей душе бушует желание сделать это, отчаянное желание мести съедает меня. Но я знал, что это ничего не изменит, не вернет то, что у меня украли, и, возможно, в глазах Эллис это превратит меня в того монстра, каким была для меня эта женщина.

Я стиснул зубы, мои дары разгорались, когда я копал глубже, копаясь в разуме Линды и ища что-то другое.

Мои губы жестоко дернулись, когда я нашел первый кусочек; Пробуждение, амбиции пронизывали и в этот момент, ее прищуренные глаза скользнули по одноклассникам, когда она оценила своих конкурентов и впервые почувствовала, как магия расцветает внутри нее.

Я разорвал нити этого воспоминания, а затем отправился на поиски следующего, находя ее занятия, книги, которые она читала, ощущение волшебства, текущее по ее венам. Одно за другим я раскалывал и скручивал их, разрушая всех и каждого, забирая у нее каждое мгновение магии, пока не понял того, что она не сможет узнать, как даже намеренно призвать свою силу.

Я украл ее магию всеми возможными способами, забрав единственное в этом мире, что позволило Фейри претендовать на ту силу, которой она была так очарована. Когда я закончил, она едва могла призвать к жизни каплю воды или мерцание пламени, и я позаботился о том, чтобы разбить любую ее веру, в то что она еще сможет этому научиться.

Я был одной из самых могущественных сирен на свете. Никто не был бы способен это отменить, вероятно, даже я, хотя я не сомневался, что никогда не захочу попытаться.

Я копался все глубже и глубже, забирая все это, разрушая любую ее перспективу подняться в рамках режима Лайонела.

Затем я отпрянул, задыхаясь от напряжения, связанного с использованием стольких моих даров, и на всякий случай вырвал стрелу из ее живота.

Линда закричала, падая обратно на крышу, кровь хлынула из ее губ. Я опустился рядом с ней на одно колено, залечивая рану ровно настолько, чтобы убедиться, что она не убьет ее. Не из милосердия, а из величайшей жестокости, которую я только мог сотворить.

— Ты будешь жить с этой ценой, — прошипел я ей. — И тебе придется взглянуть правде в глаза, увидеть, то кем ты являешься на самом деле, без капли магии, чтобы скрыть свое истинное «я» от мира, и не большей силой, чем у червя, извивающегося в грязи.

Линда внимала все это, лежа там, ее пальцы сжимались в кулаки, как будто она пыталась вспомнить, как наделить их магией, но шансов на это не было.

— Спасибо, — всхлипнула Эллис, опускаясь на колени, когда я отступил назад.

Я взглянул на свою сестру, ища этого ребенка, маленькую девочку, которая могла бы так много для меня сделать, но у нее никогда не было такого шанса.

— Пришло время тебе решить, кем ты хочешь быть, сестренка, — прогремел я. — Это война. Выбери, на какой стороне поля битвы ты хочешь встать, прежде чем я увижу тебя снова, и знай, что если ты снова встанешь против меня, я не буду колебаться.

Глаза Эллис расширились от страха, но я отвернулся от нее, подбежал к краю крыши и прыгнул с нее, не оглядываясь, нырнув в бой и поклявшись выбросить Линду Ригель из своих мыслей и никогда больше не думать о ней.

ГЛАВА 6

Я летал над битвой на спине Тайлера, одна рука держалась за его гриву, а другая обрушивала магию на наших врагов, поражая нимф копьями из дерева, льда и огня. К груди Тайлера была привязана камера, которая записывала битву. Он поклялся разоблачить жестокую натуру Лайонела, следуя по стопам своей матери, когда он взял на себя ее наследие The Daily Solaria, и я буду помогать ему всем, чем смогу.

София сидела позади меня на Тайлере, стреляя по нимфам, в то время как мы оставались достаточно высоко, чтобы держаться подальше от их выводящих из строя грохотов. Битва была в самом разгаре, запах крови и беспощадный рев победы смешивались с кровавыми криками жертв. Это было дико, но необходимо: кровь, пролитая здесь этой ночью, завоевала свободу невинных, сокрушила монстров в рядах моего отца, которые творили злодеяния по всему нашему королевству. Это была наша земля, и сегодня вечером мы приведем в движение катящийся булыжник, который рухнет по склону этой войны к ее неизбежному концу.